голосом, заставляя себя поддерживать зрительный контакт.
— Я мщу, моя дорогая, — сказал он, подходя ко мне.
Я сделала шаг назад, пока он не поднял пистолет.
— Н-но м-мой отец любит тебя, — заикаясь, пробормотала я, пытаясь понять, как человек, которого знала всю свою жизнь, мог так поступить с нами. — Ты любишь его.
Он рассмеялся. Это прозвучало холодно и безрадостно и пробирало до костей.
— Твой отец не знает, что такое любовь. И единственное, что я люблю, — это разрушать его семью и наследников.
Теперь он был близко ко мне, достаточно близко, чтобы я могла почувствовать знакомый с детства запах лосьона после бритья. Я не смела пошевелиться. Бегство могло означать, что он выстрелит мне в спину. Хотя не была уверена, что тот не выстрелит мне в лицо, но цеплялась за эту маленькую надежду. Мужчина убил охранников, вот что это были за выстрелы. Я не знала его план, но он не оставил свидетелей. Он убил их. Людей, которых едва знал, потому что охранники стояли у подножия тотемного столба. Но он знал меня с детства, тайком приносил мне шоколад после ужина, когда мама давала нам лишь фрукты. Курил сигару с моим отцом, когда родился Лоренцо. Он был на семейном обеде каждое воскресенье.
Мужчина был не тем человеком, за которого мы его принимали, это точно, но я не могла поверить, что он был монстром.
— Я наблюдал, как ты растешь, dolcezza (прим. прелесть), — протянул он, убирая прядь волос с моего лица.
Я затаила дыхание, не смея пошевелиться, отшатнуться от его прикосновения, хотя оно вызвало у меня привкус желчи.
— Ты была прекрасным ребенком, искушала меня много раз, — продолжил тот, заставляя мою кожу покрываться мурашками.
Мои глаза были прикованы к другой его руке, той, что держала пистолет, убивший так много людей моего отца. Я пыталась понять, убьет ли это меня, спасет ли, или сделает мои последние мгновения отвратительными и невыносимыми. Но мои чувства были недостаточно остры, чтобы выносить такие суждения. Мой отец точно знал бы, как действовать сейчас. Он позаботится об этом человеке и его отвратительном предательстве.
Я никогда так отчаянно не тосковала по своему отцу, как в этот момент.
Но его здесь не было.
Были только я и мужчина с пистолетом, который намекал на то, что желал меня, когда я была еще маленькой.
Он скользнул рукой вниз по моей шее, к обнаженной коже груди и внутрь лифа платья.
— Но ты стоила ожидания.
Я впилась зубами в губу, заставляя себя смотреть ему в глаза и не поддаваться желанию начать истерически плакать.
Единственным оружием, которое у меня было в тот момент, — пристальный взгляд, как у моего отца, смотрящий в глаза человека, которого тот считал другом. Братом.
— Где твой брат? — спросил он, все еще держа руку у меня под платьем.
Я вздернула подбородок вверх, продолжая молчать.
Хватка, которая была жалкой лаской, стала жестокой, и я заставила себя сдержать вскрик.
— В мои планы не входит убивать тебя, Изабелла, — пробормотал мужчина, двигаясь вперед, чтобы понюхать мою шею. — Если будет время, у меня есть планы на тебя.
Мой желудок сжался, зрение затуманилось от слез.
Он откинулся назад.
— Я хочу положить конец семейной линии, и независимо от того, как сильно твой отец любит свою маленькую принцессу, он не передаст свою империю женщине.
Мужчина выплюнул это слово, словно оно было кислым на вкус, дав понять, что он думал обо мне и о женщинах в целом. Это не тот мир, где женщины имели права и власть. По крайней мере, снаружи. Мой отец, возможно, и правил империей, но мама правила отцом. Всю мою жизнь у меня была сильная, свирепая и грозная женщина в качестве образца для подражания, и я никогда не думала, что мне нужно быть слабой нюней.
Но также знала свое место. Знала, что мой девятилетний брат был посвящен в дела папы больше, чем я. Что я должна хорошо выглядеть в платьях, научиться устраивать вечеринки и выйти замуж за мужчину, который впишется в нашу семью.
Он был прав. Даже если бы с моим братом случилось худшее — а я бы никогда этого не допустила — я бы не стала руководить семейным бизнесом. Он достанется двоюродному брату или другому дальнему родственнику мужского пола… если кто-то еще будет жив. Я задавалась вопросом, насколько глубоко зашло это предательство. Сколько людей моего отца было замешано в этом деле?
— Где твой брат, Изабелла? — прошептал он.
— Тебе придется убить меня, — выплюнула я, ярость превзошла мой страх. Я не осмеливалась взглянуть на шкаф, на щель, через которую, как я знала, братик все видел.
Я не ожидала удара, его рука двигалась быстро, боль пронзила мое лицо, когда он ударил меня прикладом пистолета. Меня никогда не били. Ни разу. Мама угрожала нам деревянной ложкой бесчисленное количество раз, но даже она не хотела причинять боль своим детям.
Так что я упала на пол. Больно.
Даже столкнувшись с насилием, я не ожидала такого удара. Это меня удивило. Кровь из моего рта брызнула на нетронутый мраморный пол, которым так гордилась моя мать. Но я ничего не почувствовала. Потому что была полностью парализована, оцепеневшая. И все же я, вне всякого сомнения, знала, что сегодня умру.
Он схватил меня за волосы и дернул, моя шея вытянулась до такой степени, что я была уверена, она вот-вот сломается.
— Ты скажешь мне, dolcezza, — прорычал он. — После того как я попробую тебя.
И тогда это началось.
Мое платье было сорвано. Красивое белое платье, которое теперь было покрыто кровью и грязью. Мужчина прошелся руками всюду, проник в те места, которые Кристиан так благоговейно любил всего двенадцать часов назад.
Он пытался стереть это из моей памяти. Память о Кристиане, о счастье, удовольствии и надежде.
Я держалась за него. Несмотря на то, что мои ногти кровоточили. Несмотря на слезы, которые текли по моему лицу, смешиваясь с грязью и кровью. Я держалась за Кристиана до самого конца. Спасала своего брата до последнего вздоха.
Кристиан
Когда подъехал и увидел, что ворота открыты, я понял — что-то не так. Дон серьезно относился к безопасности своего поместья. Я знал, что мы живем в мирное время, но также знал, что Винсенций ни за что не стал бы подвергать свою семью даже малейшему риску. Кровь на стене сторожки подсказала, что случилось нечто плохое. Действительно чертовски плохое.
Мой пульс участился, сердце подскочило к горлу, страх пронзил
