Луиджи Капуана - Маркиз Роккавердина

— Адвокат пришел, — доложила тетушка Грация, заглянув в дверь.

Маркиз ничего не ответил, даже не обернулся, и старая кормилица прошла в комнату.

— Маркиз, сын мой, ты доволен? — спросила она. — Наконец-то будет дождь.

В самом деле, сверкали молнии и так гремел гром, что казалось, будто вот-вот хлынет ливень. Уже первые крупные капли залетали в открытую балконную дверь. Маркиз Роккавердина[1] стоял заложив руки за спину и как будто целиком был поглощен зрелищем то и дело сверкавших в темном вечернем небе молний, за которыми тотчас же следовали раскаты грома.

— Адвокат пришел, — повторила кормилица, подходя к маркизу.

Тот вздрогнул, обернулся и, похоже, не сразу услышал ее, не сразу понял, что она говорит.

— Впустите его, — сказал он.

Увидев, что старушка собирается закрыть балконную дверь, добавил:

— Я сам закрою.

Сразу же стало слышно, как редкие крупные капли с силой застучали в стекла, дребезжавшие от ударов грома.

Стол был прибран. Медная лампа с четырьмя фитилями скупо освещала комнату. Маркиз терпеть не мог керосина и обходился старинными масляными лампами. Только в гостиной стояли два красивых фарфоровых светильника, заправляемых керосином, и то лишь потому, что их подарила баронесса Лагоморто[2], его тетушка со стороны отца, но их почти никогда не зажигали. В тех же весьма редких случаях, когда надо было принять какую-нибудь важную особу, маркиз предпочитал толстые восковые свечи в ветвистых серебряных канделябрах, украшавших позолоченные консоли.

Для адвоката Гуццарди их не зажигали. Он был своим человеком в доме, приходил в любое время и шел прямо в спальню, если маркиз был еще в постели.

По тому, как помрачнел маркиз, можно было понять, что визит адвоката в такую пору, да еще в грозу, не слишком приятен ему.

Не отходя от окна, хмурый, он, кусая губы, повернулся к дверям и, запустив пальцы в свои густые черные волосы, ждал. С тех пор как адвокат увлекся спиритизмом, он внушал маркизу какой-то страх. Бедняга, рано или поздно эти дьявольские опыты, наверное, сведут его с ума. Пока же, к счастью, его разум был в полном порядке, и маркиз по-прежнему доверял ему вести все свои тяжбы и все свои дела.

Да и где найти в Раббато[3] другого, более опытного и честного адвоката, нежели дон Аквиланте Гуццарди? Приходилось терпеть его таким, каким он был, со всеми его причудами, которые, впрочем, проистекали от чрезмерной учености. Латинист, эллинист, философ, теолог, правовед, он заслуженно пользовался величайшим уважением во всей округе, «Жаль, что помешался на этих духах!» — судачили люди. Маркиз пока еще не был склонен так говорить, но все эти «фокусы», как он называл их, заставляли его с тревогой думать о будущем. А так как он не знал толком, проделки ли это дьявола, чудачества или же галлюцинации, то не мог избавиться от страха, который в эту минуту одолевал его сильнее обычного, должно быть, оттого, что ветер, молнии и грозные раскаты грома действовали ему на нервы и усиливали его постоянное, неодолимое беспокойство.

Когда длинная, тощая фигура адвоката появилась в дверях, резко очерченная светом лампы, которую несла за ним тетушка Грация, маркиз почувствовал, как холодная дрожь пробежала по его телу.

При этом освещении адвокат показался ему выше ростом, еще более худым и нескладным — бледное, гладко выбритое лицо, вытянутая шея, повязанная черным шелковым платком с небольшим узлом спереди, черный сюртук ниже колен, черные брюки, обтягивающие тощие, нескончаемо длинные ноги, и иссохшие руки, изображавшие почтительное приветствие:

— Добрый вечер, маркиз!

Даже голос его, исходивший словно из самого нутра, показался маркизу мрачнее обычного. Он кивнул и жестом пригласил адвоката сесть.

— Казалось, разразится бог знает какая гроза, не правда ли? А тут!.. — воскликнул дон Аквиланте. — Поэтому я не стал откладывать до утра добрую весть, которую могу сообщить вам.

И едва маркиз сел за стол напротив него, дон Аквиланте продолжал:

— Наконец-то все в порядке!

Маркиз вопросительно поднял брови.

— Нели Казаччо будет арестован сегодня ночью.

— Но… — Маркиз хотел что-то сказать, однако голос его внезапно осекся.

— Показания жены Нели Казаччо окончательно убедили следователя. Ордер на арест был подписан четыре часа назад и передан бригадиру карабинеров. Видите, маркиз, я не ошибся в своих заключениях.

— Что сказала эта женщина?

— Она подтвердила показания Розы Станги, Паоло Джорджи, Микеле Стиццы. Нели не раз говорил: «Если Рокко не уймется, я его прихлопну!» И когда он убедился, что тот не перестал приставать к его жене… Все понятно, все ясно теперь. И мы можем восстановить события. Нели поджидал его у поворота дороги в Марджителло, укрывшись за изгородью из кактусов. Он отправился в Марджителло утром, будто бы поохотиться в тех местах. «Привет, кум Нели». — «Привет, кум Рокко». Есть показания пастуха. «Поедете вечером домой, — продолжал Нели, — так я могу снова встретить вас тут, и тогда двинемся обратно вместе». — «Не беспокойтесь, кум. Я буду возвращаться очень поздно». У нас есть также показания мальчишки, что батрачит у Санти Димауры, который слышал эти слова и даже вмешался в разговор: «Ваш мул знает дорогу лучше вас, и ему не страшна грязь в Марджителло». — «Со своим мулом я могу отправиться прямо в ад! — ответил Рокко. — А говорят, дорога туда похуже». — «В рай бы нам отправиться с божьей помощью!» Сказав это, Нели Казаччо позвал свою собаку и ушел. Он и сам подтвердил, что батрак Санти Димауры сказал правду. Однако тот не мог объяснить, говорил Нели просто так, без всякой задней мысли или же с некоторой иронией. Конечно же с иронией. Рокко шутя говорил о дороге в ад, а Нели… намекнул о рае, чтобы не сказать прямо: «Вот я тебя и отправлю нынче ночью в ад!»

— Никто, однако, не видел Нели Казаччо.

— Понимаю. Вы, маркиз, желали бы иметь полную уверенность. В таком случае не нужны были ни следователь, ни множество свидетелей, чтобы собрать улики — одну здесь, другую там, не надо было обобщать их, сопоставлять, взвешивать. Нели Казаччо хитер. Он профессиональный охотник. Можете себе представить!.. Но он бахвал и не умеет держать язык за зубами. «Я его прихлопну!» А когда за угрозой следует поступок, что, спрашивается, еще нужно?

Говоря это, дон Аквиланте сдвигал брови, кривил рот, таращил глаза и потрясал обеими руками, соединив указательный и большой пальцы и оттопырив остальные, как бы желая этим выразительным жестом подчеркнуть очевидность своих доводов. Последние слова он произнес мрачным голосом и замолчал, уставившись на сильно побледневшего маркиза, который растерянно смотрел на него, облизывая пересохшие губы.

— Приходила ко мне вчера утром несчастная вдова Рокко, — снова заговорил дон Аквиланте, видя, что маркиз молчит. — Ну прямо сама скорбящая богоматерь: «Не успокоюсь, пока убийцы мужа не окажутся на каторге!»

— Почему она сказала «убийцы»? — спросил маркиз.

— Она считает, что их было несколько.

— Выстрел ведь был только один.

— Откуда мы знаем? Один — тот, которым убили. Однако ночью и его никто не слышал.

Дон Аквиланте сощурился, покачал головой и умолк.

Время от времени редкие крупные капли сильно, словно градины, били по стеклам и рассыпались мелкими брызгами; раскаты грома подолгу не утихали, подхватываемые гулким эхом и сопровождаемые радостными криками бедняков, ликовавших по случаю дождя на крутых улочках вокруг огромного дома семьи Роккавердина; он стоял отдельно от других строений и, казалось, взбирался по холму Раббато, на вершине которого виднелись башни старинного замка, разрушенного землетрясением тысяча шестьсот девяносто третьего года.

Вход в дом Роккавердина был со стороны обсаженной деревьями дороги, ведущей к вершине холма, куда выходил только один этаж, а с противоположной стороны фасад его, из тесаного камня, горделиво возвышался своими тремя этажами над бедными домишками из ракушечника, сгрудившимися вокруг. Две другие стены дома, южная и северная, как бы опускались вниз по склону холма, и если смотреть на дом сбоку, то казалось, что он проваливается в овраг. Балкон столовой выходил на запад, и налетевший оттуда ветер яростно обрушивался на него.

Адвокат долго молчал, и маркиз с растущим беспокойством наблюдал за ним — казалось, он о чем-то задумался, полузакрыв глаза и качая головой, иногда шевелил губами, словно говоря что-то, хотя и не произносил ни слова.

Наконец, как бы внезапно очнувшись от раздумий, заставивших его умолкнуть, он сказал:

— Я пытаюсь своим путем провести более доказательное расследование, чем это сделало судебное следствие. Но, может быть, еще слишком рано.