VIII. ХИТРОСТЬ ДЖОНА РАЛЕЯ
Как хищный зверь над своей добычей, как гиена над трупом, наклонился Джон Ралей над бесчувственным Гагеном, поспешно снимая все, что на нем было. Он снял с доктора старинные золотые часы с тяжелой цепью, потом кольцо с крупным бриллиантом. Мало-помалу он раздел Гагена до рубашки, но дорожная сумка — главный предмет его поисков — отсутствовала.
Вдруг во входную дверь громко постучали.
Кого могло принести в столь позднее время? Было уже два часа ночи.
Ралей прислушался. Стук повторился с такой силой, что, казалось, дверь вот-вот вылетит заодно с косяками. Ралей колебался, не зная, что предпринять: так некстати сейчас была для него любая помеха. Но стучавшие не успокаивались.
Ралей подошел к окну и выглянул. Полицейские!
— Наконец-то проснулся! — воскликнули внизу, увидев его. — Отворяй же скорее.
— Сейчас, господа! — крикнул в окно Ралей. — Сию минуту!
Иностранец лежал полураздетый, без часов, денег, колец, которые уже нашли пристанище в карманах Ралея. Если полицейские обнаружат его в таком виде, не сносить Джону Ралею головы. Он это очень хорошо понимал. Но что было делать?
Впрочем, хозяин гостиницы недолго раздумывал. Он поспешно прикрыл Гагена плащом, сунул в один из карманов награбленные вещи, потом открыл трубу в печке, чтобы дать выветриться остаткам угара.
Но как ни быстро он все это делал, терпение полицейских лопнуло, и они стали высаживать дверь.
— Почему так долго не открывал? — набросились они на него, очутившись в доме.
— Прошу прощения, я, право, спешил, но я не думал, что кто-то пожалует так поздно, — оправдывался Ралей, лихорадочно соображая, что делать дальше.
Положение его было незавидным. Не придумай он сейчас какую-нибудь правдоподобную версию — и придется ему переселяться в нью-йоркскую тюрьму.
— Медленно же ты спешил! Ведь и не спал, видно же — совершенно одетый, — наседали полицейские. — А почему у тебя одежда в крови?
— В крови? О Господи! Пойдите-ка сюда, господа, да посмотрите, что случилось сегодня ночью, — пригласил Джон полицейских наверх. К нему вернулось его самообладание. Он уже почувствовал, как можно вывернуться. — Я сам собирался позвать полицию. Хотел только сначала положить раненого и осмотреть раны…
— Раненого? — перебил один из полицейских. — Какого раненого?
— Дайте мне рассказать все по порядку. Двумя словами все не объяснишь.
— Сначала покажите раненого.
— Несчастный, кажется, умер, — сказал Джон Ралей, впустив блюстителей порядка в комнаты Гагена. — У него в груди несколько ран. Я думаю, что надо бы послать за доктором. Вот он, видите? — показал хозяин гостиницы на бесчувственного Гагена. — Он проживал в моей гостинице.
— В твоей? Скажи тогда, не видел ли ты у него вот этой сумки и револьвера? — спросил один из полицейских, показывая раздосадованному Ралею дорожную сумку иностранца и подобранный, должно быть, на месте схватки револьвер.
— Да, это его вещи, — подтвердил хозяин гостиницы.
— Тебе известно и имя постояльца?
— Нет, я не успел спросить его об этом. Он приехал ко мне только вчера.
— Похоже на грабеж, — сказал один полицейский другому. — И какой здесь запах…
— Угаром пахнет, — определил его напарник.
— Почему грабеж? — оскорбился Джон Ралей. — Уж не считаете ли вы мою гостиницу разбойничьим притоном? Я как свободный гражданин Соединенных Штатов могу принять эти слова за оскорбление и призвать к ответу.
— Успокойся, приятель, — осадил его полицейский. — Ты и твоя гостиница давно у нас на примете. Думаю, тебе это известно. Непонятно только, как мог попасть сюда этот очень приличный с виду человек?
— Наверное, так ему захотелось, — парировал Ралей. — Или вы полагаете, что я силой затащил его сюда? Может быть, и раны эти тоже я нанес? — наступал хозяин гостиницы, который никак не мог простить себе, что не заметил дорожной сумки иностранца. — Вчера вечером приходил сюда какой-то господин, — стал рассказывать Джон, — и спрашивал вот его, — показал он на лежащего, — но его тогда уже не было здесь, и я даже не видел, как он вышел. Спрашивавший господин тоже ушел, а мне, не знаю почему, вдруг стало страшно за своего постояльца. Я зажег фонарь и вышел на дорогу. В ту же минуту услышал вдали крики и два выстрела, а вглядевшись, увидел, что на дороге кто-то лежит и какой-то человек поспешно уходит по направлению к городу. Я бросился по дороге и вскоре наткнулся на окровавленного постояльца.
— Да, мы тоже заметили на дороге кровь, — подтвердил один из полицейских.
— Но господин, кажется, еще жив! — воскликнул его напарник, заметив, как шевельнулись губы Гагена. — Мы не должны оставлять его здесь.
— Да, но в таком состоянии его едва ли можно везти в город. Боюсь, он не перенесет этого, — засомневался Джон Ралей.
— Но и в этой комнате ему нельзя оставаться. Тут ничего не стоит угореть. Приготовь-ка для раненого другую, да поживей! — приказали полицейские.
Гагена тут же перенесли в другую комнату. Один из полицейских остался сторожить его, другой ушел в город за доктором.
Раны Гагена оказались не столь опасны, какими были на первый взгляд, и доктор, перевязывавший его, сказал, что можно надеяться на счастливый исход. Действительно, здоровье Гагена быстро поправлялось, и через несколько дней он уже мог давать показания следователю.
Хитрость Джона Ралея спасла его от всякой ответственности, тем более что и в показаниях Гагена не оказалось ничего такого, что бы могло дать повод подозревать его.
С помощью потерпевшего полиция разыскала квартиру Митнахта, но его там уже не было. Бесплодными оказались и розыски ирландца. Тот уехал в Европу, и след его был потерян.
Следствие не привело ни к каким результатам. Да его и производили без особого рвения, скорей для формы, ибо даже немногие имевшиеся в распоряжении факты говорили за то, что здесь было скорее выяснение отношений, нежели покушение на убийство с целью грабежа, тем более что и вещи и деньги Гагена остались при нем.
Случившееся отодвинуло срок возвращения Гагена в Европу. И хотя он быстро поправлялся, доктор не советовал ему рисковать и просил дождаться окончательного выздоровления. Ничто другое больше и не удерживало Гагена в Америке.
С Марией Рихтер все стало совершенно ясно: она никогда не приезжала сюда. Теперь Гаген был уверен, что она выехала из Гамбурга не в Америку, а в какое-то другое место. Да и злополучная депеша, полученная ею, тоже могла быть отправлена не из Бонна, а из какого-нибудь другого города.
Что же касается Губерта, то он был теперь вне всякой опасности, поскольку ему удалось благополучно уехать в глубь страны, где он надеялся начать новую жизнь.
Гагена тянуло туда, где он долго жил, помогая больным и несчастным и преследуя свои тайные цели, где, наконец, он встретил Бруно, которого полюбил, как брата.
Конечно, в заокеанской поездке ему представилась возможность немного узнать Америку или, по крайней мере, Нью-Йорк, но на этом и заканчивалась польза от его путешествия, за которое ему пришлось так дорого заплатить.
С наступлением теплых весенних дней Гаген поправился настолько, что мог решиться на переезд через Атлантический океан. Скоро он оставил Нью-Йорк, отплыв на одном из гамбургских пароходов.
Осторожность и подозрительность Гагена настолько усилились в связи с последними событиями, что даже на пароходе он не исключал новых попыток покушения со стороны Митнахта. К счастью, его опасения не оправдались. Плаванье проходило спокойно. Митнахт, очевидно, прекратил преследование, будучи уверенным в смерти Гагена.
А Гаген с нетерпением ожидал той минуты, когда можно будет вместе с Бруно снова приняться за прерванные поиски. Более чем когда-либо хотелось ему сорвать покров с темных целей Митнахта и графини, из-за которых столько бедствий обрушилось на несчастную Лили.
Еще в Америке составил он план дальнейших поисков. Шаг за шагом, ничего не боясь и ни перед чем не отступая, двигался он вперед и собрал уже немало материалов, доказывавших преступные замыслы хозяйки Варбурга и ее подручного, бывшего управляющего.
Гаген не подозревал, однако, что графиня была готова к этому и спокойно ждала нападения, уверенная, что отразит его.
