— Эй! — сказал тот вполголоса. — Впустите меня.
Джон Ралей удивленно взглянул на входившего.
— Как — вы снова здесь? — спросил он. — Но я ни за что на свете не могу впустить вас, сэр. Хорошенькую кашу заварили вы той ночью! Я чуть было из-за вас в тюрьму не угодил. Вы знаете, что здесь была полиция? Они искали стрелявшего. Нет, я ни за что не впущу вас!..
— Не говорите глупостей, Джон, — перебил его Митнахт и протиснулся в полутемную прихожую. — Теперь запирайте.
— Но, сэр, я же говорю: я не могу принять вас! — протестовал хозяин.
— Не будьте дураком.
— Я знаю, что вы хотите здесь скрыться, но это место не годится для вас. Нет, совсем не годится.
— Вот вам десять долларов, и — ни слова больше. Не бойтесь, меня никто не преследует, — сказал Митнахт, протягивая хозяину деньги, которые тот неуверенно взял. — Меня никто не ищет. Мой враг умер и…
— Умер? Вы сильно ошибаетесь, сэр, — горячо возразил Джон Ралей. — Он не умер, он был ранен, но выздоровел.
— Выздоровел?
— Да. И это так же верно, как то, что я разговариваю с вами, сэр. Он пробыл здесь под надзором полиции, пока совсем не поправился.
— Он — заколдованный, — мрачно прошептал Митнахт.
— Теперь вы понимаете, сэр, почему я так неохотно принимаю вас, несмотря на всю мою любовь к деньгам. Вы сами видите, что это опасно.
— Ничего. Я хочу дождаться здесь возвращения Мак Аллана. А когда он вернется с моими деньгами, я вас не забуду. Теперь же ни слова более! Дайте мне побыстрей комнату наверху, я устал.
Джон Ралей, что-то прикидывая, смотрел на Митнахта. Посетитель все еще имел вид человека небедного. Только мрачное выражение его лица указывало на то, что сейчас он в стесненном положении, и Джон Ралей тотчас же это понял. Но на госте было еще достаточно вещей, которые, по мысли хозяина гостиницы, могла пойти в уплату за проживание. Поэтому он решился.
— Хорошо, сэр, будь по-вашему, — сказал он наконец со вздохом. — Пуская вас, я, конечно, подвергаюсь большому риску, но делаю это, рассчитывая на хорошее вознаграждение.
— Я не забуду вас, — повторил Митнахт. — Мне бы только продержаться у вас до возвращения ирландца…
— Хорошо, если все благополучно обойдется, — боязливо вздохнул Джон. — Ладно, я вам дам комнату, сэр, но вы должны быть очень осторожны и нигде не показываться.
Митнахт занял небольшую комнату, где останавливался Губерт. Джон Ралей зажег свечи, повздыхал и ушел, а Митнахт бросился на постель и заснул.
Через неделю золотые часы с цепочкой перекочевали от Митнахта к хозяину гостиницы, но у бывшего управляющего пока оставалось, чем расплатиться.
И вот однажды вечером, когда нетерпение Митнахта достигло предела, а Джон Ралей очередной раз стал намекать на то, что пора бы и оставить его гостиницу, явился Мак Аллан.
Смерив с ног до головы разоренного, понемногу опускающегося Митнахта, ирландец сразу же заговорил с ним иным, чем прежде, тоном. Сам же он являл собой разительный контраст с обносившимся бывшим управляющим даже внешне.
— Стало быть, вот вы как сейчас живете-поживаете!
— Все из-за Гагена, — оправдывался Митнахт. — Ну что, съездили к графине?
— В замок Варбург? Конечно. Но я бы желал там больше никогда не появляться.
— Что сказала графиня? Посланы ли деньги? — в лихорадочном волнении допытывался Митнахт.
— Ну и поручение вы мне дали… — резко выговаривал ему Мак Аллан. — Ваша графиня обошлась со мной грубо и дерзко. Я употребил все средства — льстил, угрожал — но ваша графиня на все отвечала презрением. Понимаете ли вы, милый мой, презрением, которое, однако, относилось к вам, а не ко мне.
— Как? — не поверил изумленный Митнахт. — Она ничего не дала вам?
— Она назвала вас чем-то вроде наглого вымогателя. Она была вне себя, и я почел за благо побыстрее убраться от нее.
— А мои деньги? Она с ума сошла! — закричал Митнахт.
— Вам виднее, друг мой, — надменно отозвался Мак Аллан, — но я полагаю, что вы ничего больше от нее не получите.
— Вы сказали, что это я вас послал?
— Разумеется, все сказал, но ваша графиня осталась непреклонна.
— Она поплатится за это! Я ей покажу! Она надеется, что я далеко и не достану ее? Но я приеду к ней и тогда — горе ей! — шипел, брызгая слюной, Митнахт. — Она хочет одна получить весь миллион. Не выйдет! Погоди, злодейка, я еще не сказал последнего слова…
— Если только вам его удастся сказать, друг мой…
— Позвольте уж об этом позаботиться мне самому. Клянусь вам, Мак Аллан, что мне она не осмелится отказать. Я еду — и еду как можно скорее.
Когда ирландец выходил из гостиницы, хозяин с любопытством остановил его.
— Ну что, как дела там, наверху? — спросил он. — Дождался он денег?
Ирландец молча покачал головой.
На следующий день Джон Ралей явился к Митнахту.
— Вы что-то хотите с меня получить? — осведомился тот.
— Вы же сами обещали вознаграждение по приезде Мак Аллана.
— Я дал вам десять долларов, часы и цепочку, я давал и другие вещи, и полагаю, что этого вполне достаточно за мое пребывание здесь. Тем более что я сегодня уезжаю.
Джон Ралей проворчал что-то насчет пустых обещаний, но с Митнахта взять было больше нечего, а за гостиницу он действительно заплатил с избытком.
В тот же день Митнахт съехал от Ралея. По дороге в город он продал остатки своего имущества. Этого как раз хватило, чтобы пересечь океан и добраться до Варбурга. С ближайшим же пароходом Курт фон Митнахт отправился в Европу.
X. ИСТОРИЯ ЖИЗНИ ГАГЕНА
Доктор Гаген благополучно возвратился и был встречен Бруно с распростертыми объятиями. Для уединенно жившего доктора было большим счастьем найти такого верного друга, как фон Вильденфельс, и он очень ценил его.
Свидание друзей стало для них настоящим праздником. Оба выражали надежды на лучшее будущее Лили. Им было о чем рассказать друг другу, в особенности Гагену, который поведал Бруно все, что пришлось пережить ему в далеком Нью-Йорке.
Когда Гаген узнал, что его слуга Милош тоже стал жертвой графини, кровь бросилась ему в голову.
— Теперь вот и Милош! — в сердцах воскликнул он. — Нет, друг мой, надо положить конец мерзости, которую творит эта женщина.
— Я очень ждал вас, Гаген, готовил различные планы, — признался Бруно. — Будем действовать сообща.
Бруно рассказал о сне Лили и ее уверенности, что она была в меловых пещерах, о старом Вите, которого он, как и многие рыбаки, видел у подножия скал, и о своих бесплодных стараниях высадиться на неприступный, загадочный берег.
— Мы должны повторить вашу попытку вместе, чтобы проверить реальность сна Лили, — сказал Гаген. — В истории с Марией Рихтер также следует поставить точку. Я всеми силами буду помогать вам и вашей невесте, Бруно, и надеюсь, что мы скоро добьемся своего.
Дружба Бруно и Гагена крепла с каждым днем, и однажды вечером, когда они сидели у доктора, тот сказал:
— Вы подарили мне свою дружбу, не зная обо мне ничего, кроме того, что я доктор и что меня зовут Гагеном. Тем дороже для меня наши отношения. Но я чувствую себя обязанным откровенно рассказать вам о своем прошлом: что привело меня сюда и что должно остаться тайной для всех остальных людей.
— Не делайте, доктор, ничего, что было бы вам не по душе, — дружески возразил Бруно. — Для меня вполне достаточно принимать вас таким, какой вы есть сейчас.
— Нет, друг мой, вы должны узнать историю моей жизни и кто я такой на самом деле. Вы должны узнать, что оказали доверие и подарили дружбу человеку, вполне заслуживающему их. Никто нас не услышит и не помешает. Я открою тайну моего прошлого, но только с тем условием, что откровение это ничего не изменит в наших отношениях.
Наполнив бокалы вином, Гаген стал рассказывать о своей бурной и горькой жизни.
«Это печальная история о разбитом сердце человека, жившего среди блеска и богатства, — начал говорить доктор. — Я знаю, что в наш век материализма немногие стали бы мне сочувствовать. Но я знаю также, что вы поймете меня, поэтому расскажу вам все…
Я начал жизнь с горячим сердцем, полным нерастраченной любви. Многие люди находят выход этой жажде в счастливом обладании любимым существом. Но я не ропщу, что на мою долю вместо такого счастья выпало мучение, которое покинет меня, наверное, только с моей жизнью…