— Всё нормально. Значит, мы договорились.
— Хорошо, за пару дней до нужного рейса я вам сообщу об этом. Тогда и отдадите мне деньги.
И Щербинин не подвёл Самойлова. В итоге в их квартире всего за семь месяцев появился полный комплект мебели — гостиный, спальный и кухонный гарнитуры Кишинёвской мебельной фабрики. Мебель с товарным знаком этой фабрики неоднократно получала призы на международных выставках и охотно покупалась в республике и за рубежом. Привёз Щербинин семье Самойловых и мягкую мебель (диван и два кресла) производства ГДР. Гарнитуры были ещё удобны для перевозки и подъёма на этажи тем, что они были секционными (кроме мебельного шкафа, но тоже с антресолями), они легко складывались, и так же легко разбирались для последующего перемещения. Григорий оказался честным человеком. Это были как бы первые ростки честного (без «кидания») бизнеса. В итоге своими силами Самойловы только купили письменный стол в детскую комнату с двумя стульями (заблаговременно заботясь о школьной поре сына) и кровать. Ну, и кроме того, там уже стоял их старый шкаф и такая же диван–кровать на случай приезда гостей. Ещё через пару лет он купили и новый холодильник «Днепр», с объёмом рабочей камеры 165 л и высотой 120 см. Но и старый холодильник «Снайге» они не выбросили, он был ещё вполне работоспособен, а потому занял своё место на одной из утеплённых лоджий. Разные дорожки и коврики они покупали по мере возможности и своей кредитоспособности, так же как и различную одёжку себе и сыну. Налаживалась нормальная жизнь.
В средине октября появился первенец и в семье Терещуков. Люба родила очаровательную, как ей казалось (впрочем, как и большинству других матерей) девочку. К тому времени она с Максимом успела обжить свою новую квартиру, в которую они переехали накануне майских праздников. Им с немалыми трудностями, но, всё же, удалось нормально укомплектовать своё новое жилище. Особенно этому радовалась Люба, которая почти 2 года прожила вместе с родителями мужа. Срок, в общем–то, не такой уж большой, да и отношение свекровей к ней было хорошее. Но, тем не менее, всё равно ощущался некий дискомфорт. Как бы там ни было, но лучше, когда взрослые дети живут отдельно от родителей. Ведь и в старину, да и сейчас, проживая в частных домах, молодые всё же стараются отгородиться от родителей, делая отдельный вход. Живёшь, вроде бы, и вместе, но, в то же время, и отдельно. Можно, конечно, часто ходить в гости друг к другу, помогать одни другим, но мелькать постоянно друг у друга перед глазами не очень–то приятно. Впрочем, радовался новому месту проживания и Максим. Единственное, что его немного огорчало, так это то, что квартира двух–, а не трёхкомнатная. Но, не имея ребёнка, даже в случае с кооперативной квартирой претендовать на большую площадь семейная пара не могла. А уж государственная трёхкомнатная квартира выделялась семье, в которой есть двое или больше, разнополых детей или с ними проживает кто–то из родителей. Но они решили, что по прошествии определённого времени (когда дочь подрастёт), накопив денег, продадут эту квартиру и купят, или просто обменяют её (с доплатой) именно на трёхкомнатную. И это было вполне реально.
Сейчас же детскую кроватку, по меньшей мере, на год поставили в спальне, что они сделали бы и имея большую площадь. Люба, не смотря на значительное увеличение забот, не могла нарадоваться маленькой Танечке, как они с мужем нарекли свою дочь. Максим тоже очень полюбил дочурку. Но он не просто уделял ей по мере возможности максимум внимания, он ещё и старался помогать Любе по хозяйству. Правда, готовить он не умел, а вот в остальном не чурался никакой работы. Люба даже удивлялась тому, что он не ропщет на то, что ему порой не особо удавалось выспаться из–за плача малышки. И не обижался на супругу за то, что она иногда (когда Танечка долго не могла заснуть) тихонько что–то напевала ей или просто распевно а–а–кала. Он даже, видя, что жена за день устала, помогал уложить дочь, старательно раскачивая детскую кроватку. Вот только, как отметила для себя Люба, он или ревновал Любу к дочери или немного обижался на неё за ослабление внимания к нему. Это, в общем–то, ощущалось, особенно по ночам. Но жена, устав за день, особенно когда Танечке случалось приболеть, и в самом деле меньше откликалась на некоторые просьбы мужа. Он и раньше порой, хотя и мягко, но выговаривал Любе за её некоторую фригидность. Максим был хорошим любовником, и, хотя жена его никогда об этом не спрашивала, но чувствовала, что сексуальный опыт у него имеется неплохой. А вот Люба в этом вопросе была непросвещённой, и, хотя и старалась угодить супругу, не была очень уж прилежной ученицей. Постепенно всё у супругов, вроде бы, наладилось, или же это просто так казалось Любе.
Год рождения Танечки запомнился Любе ещё и тем, что в этом же году, только несколько позже родился первенец и у Надежды. У её подруги и у самой день рождения был в декабре, только в первых числах, сын (у Нади появился на свет мальчик) родился в средине декабря, с интервалом в 10 дней от дня рождения мамы. А если учесть ещё то, что у Юрия, её мужа день рождения был в январе, то, как шутила Надежда, в конце каждого года уходящего и в начале приходящего — сплошные праздники, и в декабре, и в январе. Конечно, ни Надежда, ни сама Люба не забывали о своей договорённости — Терещук должна быть крёстной мамой у Андрюшки, так назвали Нестеренки своего сына. У самой Любы крёстной Татьяны была её не институтская, а школьная подруга Настя, у которой в ближайшее время тоже должен был появиться ребёнок. По всем прогнозам это, как и Любы, должна была быть дочь. У неё крёстной, как планировала Настя, будет ещё одна её подруга Лариса.
Но сейчас по программе стоял вопрос крещения Андрейки. Его, действительно, родители, по примеру многих, тихонько без лишнего шума окрестили. Была на этом таинстве Крещения (от греч. ваптисис — погружение) и Люба. Ей в этом процессе запомнилось, а тогда просто рассмешило (хотя она с трудом сдержала даже улыбку) один любопытный аспект. Ни сама Терещук, ни, наверное, Надежда и Юрий никогда не посещали церковь, а потому не только не знали церковных обрядов, но и не умели правильно креститься. Да, они, видев когда–то, как крестятся старушки, крестились по русскому обычаю щепотью, но направление движения рук было неправильным. Они, приложив пальцы ко лбу, затем переносили их сначала к левому плечу, а затем уж к правому. Но так крестятся католики, хотя они тоже христиане, а православные крестятся наоборот — слева направо, так же, как и те носят обручальное кольцо на левой руке (впрочем, как и весь остальной мир), а правоверные — на правой. Кстати, когда позже одному церковному служителю задали вопрос по этому поводу, то он, не ответив, на первую часть вопроса «почему верующие других конфессий носят кольцо на левой руке?», ответил он довольно любопытно. Он сказал:
— «Православные христиане носят венчальные кольца на правой руке, ибо мы осеняем себя крестным знамением правой рукой и правой рукой совершаем большинство наших трудов и работ».
Конечно, первым обратил на такое небольшое «кощунство» крещения слева направо в православной церкви священнослужитель, который совершал обряд. Но он отреагировал на это тоже весьма оригинально — не переставая читать церковный текст, отвечающий действию крещения ребёнка, он так же монотонно, в разрыве между некоторыми предложениями, несколько раз произнёс:
— Справа налево должен креститься раб Божий! Справа налево, справа налево.
Вот это и вызвало улыбку у Любы, которую она едва сдерживала, и у новоиспечённого кума Сергея, а ранее старого друга Юрия. А вот тот крестился как раз правильно.
Позже, когда вечером в квартире Нестеренко отмечали это знаменательное событие в жизни молодых, Люба ощутила на себе пристальное внимание Сергея, или Сергея Васильевича, как его представила Надежда. Люба была на этой вечеринки без Максима, как был один и друг Юрия. Он был на пару лет старше хозяина дома, но они дружили с детства (как и их родители), проживая по соседству. Сергей тоже окончил в Киеве институт, но уже давненько, и сейчас уже занимал какой–то немалый пост. То, что он женат, или был, по крайней мере, женат, свидетельствовало обручальное кольцо на безымянном пальце правой руки. Люба не уточняла у подруги, точно ли женат их кум, но её это мало и интересовало её, как, в общем–то, и сам обладатель обручального кольца. Хотя тот был весьма привлекательным мужчиной. На вечере все, конечно, были нарядно одеты, но Сергей Васильевич выглядел франтом. Нет, его костюм ненамного был шикарнее, чем у того же Юрия, но он на нём отлично сидел, Сергей просто умел его красиво носить. Да и сам он был видным — высокий (хотя и ниже роста Максима), кареглазый шатен в самом расцвете сил, с приятной улыбкой и спокойным разговором. Он не строил, как говорится, глазки Терещук, но внимательно по–доброму изучал её. Делал он это ненавязчиво, не пялил глаза, а просто изредка, при случае, бросал на неё, можно сказать, заинтересованный, а, возможно, и влюблённый взгляд. Только вот более подробно ему с Любой познакомиться не довелось, потому что она посидела за столом не так уж много, и при первом же перерыве по смене блюд, убежала домой. Она о таком распорядке своего вечера заранее предупредила подругу, и та её прекрасно поняла — у Любы у самой дома её дожидалась маленькая дочь. Но Люба, тем не менее, ощутила на себе внимание Сергея и запомнила его. Хотя никаких чувств к нему она и не питала, но он ей понравился, понравился как друг семьи Нестеренко, и просто как хороший человек.
