Я не люблю анализировать людей в своей личной жизни, но Ксавьер Блейк — это как темная, извращенная тайна, которая цепляется за тебя и высасывает все, что может найти, притягивая тебя все ближе и ближе, пока ты не сможешь представить, что его нет рядом, чтобы собрать кусочки вместе. Чтобы разгадать эту тайну раз и навсегда.
И это чертовски раздражает.
Когда я выхожу из класса, Офелия рассказывает мне о своем уроке верховой езды. Она изо всех сил старается казаться заинтересованной в том, чему учится, но я знаю лучше. На этих уроках все ее внимание сосредоточено на инструкторе. Время от времени она произносит его имя, но то, как оно слетает с ее языка, выдает ее.
Я ничего не говорю об этом.
— Дамы.
Я чувствую горячее дыхание на своей шее. Офелия улыбается позади меня. — Привет, Ксавьер. Как дела? — весело спрашивает она.
— Я в порядке. Теодора, как поживаешь?
Я закатываю глаза, но поворачиваюсь к нему лицом. Между нами почти нет места, и почему-то мой взгляд останавливается на черной футболке, которую он так любит носить. Клянусь, у него в гардеробе, наверное, десятки таких футболок, раз он надевает их почти каждый день. Затем я смотрю вниз на его руку. Он крепко держит книги у бедра, обнажая вены на руке. Одна из моих самых больших слабостей.
Наконец, я встречаю его взгляд впервые с начала занятий. Его взгляд полон напряженности, губы слегка раздвинуты, и он бесстрастно ухмыляется мне. Возвращается к своей апатичной манере поведения.
— Потрясающе, как всегда. — Я провожу языком по губам и смотрю, как он следит за этим движением. — Никогда не было лучше.
— А пахнет дерьмом.
Я открываю рот, чтобы ответить: «Наверное, это твой природный запах», но сдерживаюсь. Мы постоянно препираемся, и я ухожу, не зная, выиграла я или он. Просто не стоит играть в его игру.
В этот момент Уилл решает подойти к нам.
— Где, черт возьми, ты была всю ночь, Теодора? — Уилл не теряет времени.
Он сокращает расстояние между нами, смотрит на меня сверху вниз с огнем в глазах и губами, изогнутыми в тонкую линию. Он в ярости.
Я чувствую, что Ксавьер смотрит на меня, следит за нами. Прислушивается к разговору. Хотя краем глаза я вижу, что он расслаблен и уверен, что я не собираюсь говорить брату правду.
Серьезно, эта ситуация превращается в нечто большее, чем должна быть. Если Уилл узнает, это будет болезненно, поскольку он, вероятно, никогда больше не будет разговаривать со мной как прежде, но это не конец света.
— Успокойся, Уилл, — говорит Офелия. — У нас была ночевка.
Я выдыхаю. Мысль о еще одной лжи переворачивает мой желудок.
— Ты все равно могла бы ответить хотя бы на один из моих звонков или сообщений.
Его голос стал немного мягче. Хотя я знаю, что снова услышу об этом, когда мы вернемся домой. Уилл не из тех людей, которые легко отпускают вещи, когда волнуются. Он держится дольше, чем следовало бы. Особенно когда дело касается меня. И я понимаю, я всегда буду его младшей сестрой, даже если всего на десять месяцев младше. Просто иногда ему нужно думать о себе больше, чем обо мне, потому что это нездорово для него, и он душит меня.
Наверное, я никогда не смогу найти баланс между ним и моими родителями. Они все впадают в крайности.
— В следующий раз таким сделаю, — говорю я просто.
Ксавье прочищает горло и меняет тему. — Надеюсь, ты не сердишься за то, что провалила свою тактику защиты на уроке твоего дорогого профессора Корланда.
Я не должна была отвечать на его еще первый вопрос.
— Да ладно, приятель, ты только что разрушил ее идеальный образ на глазах у любви всей ее жизни. Теперь тебе придется еще тяжелее, — говорит Уильям, похлопывая Ксавьера по плечу и смеясь. Надо сказать, он быстро переходит от ярости к раздражению.
Мое желание обхватить руками горло брата огромно. Я понимаю, что довольно часто говорю об Уэсе Корланде, но мое восхищение связано с тем, насколько он блестящий адвокат, а не с ним как с человеком. Как бы я ни хотела обратного, мой вкус в мужчинах — хреновый. Просто трагедия. Уэс по сравнению с ним — святой. Наверное, поэтому он меня и не привлекает.
— Ребята, вам что-нибудь нужно? — спрашиваю я, желая, как можно скорее избавиться от обоих мужчин. Мы с Офелией планировали пойти в библиотеку, так как у нас есть два часа до следующего занятия и целая куча всего, что нужно прочитать.
— Так, не сердись, Теодора, — продолжает издеваться Ксавьер. Моему брату, кажется, уже скучно, поэтому он начинает разговор с Офелией о чем-то другом. Они шепчутся, но, конечно, перестали нас слушать.
— Если ты и дальше будешь так меня называть, я покажу тебе, что значит разозлить меня, Ксавьер.
Я делаю шаг назад, внезапно осознавая, как близко мы находимся. Но он тоже делает шаг, и его рука прокрадывается вокруг моей талии так осторожно, что для любого, кто наблюдает за нами, это не было бы так очевидно. Его одеколон такой сильный, что я не могу не вдыхать его.
— Проблема в том, — говорит он, наклоняясь ко мне. — Мне всегда хочется тебя поцеловать. Но если я это сделаю, боюсь, не смогу остановиться.
От одного только шепота я потею. Это чувство, распространяющееся по моему телу, то, от чего я хотела бы убежать. Именно от него я бы хотела убежать. Потому что и Ксавьер, и это чувство… За все приходится платить.
Поэтому я вздыхаю, отпихиваю его руку, хватаю Офелию за свитер и тяну ее к выходу с факультета. Волны тепла проносятся сквозь меня, и я могу поспорить, что мои щеки — это два огромных красных пятна.
Последнее, что я вижу это печально известная ухмылка Ксавьера.
Почему она меня так беспокоит?
Я ненавижу это.
Как я уже говорила, мой вкус в отношении мужчин хреновый.
ГЛАВА 9
Ксавьер
Я посещаю лекции и супервизии до конца дня, до позднего вечера, как и всегда. В основном это скучно, но мой разум даже не утруждает себя слушать кого-либо, не говоря уже о том, чтобы принимать активное участие в занятиях. Его в некоторой степени занимает темноволосая женщина, которая раздражает меня.
С тех пор как она ушла от меня после урока Корланда, я не могу выбросить ее из головы. Точнее, ее неоднозначное выражение лица, поскольку мы не могли открыто поговорить в присутствии ее брата и Офелии, как мы обычно делаем. Мы начали препираться, и каждый раз, когда мы это делаем, я почти сразу же жалею об этом, потому что она всегда уходит с еще большим замешательством в голове и глазах. В такие моменты она всегда сомневается в нас, и как бы мне ни хотелось заставить ее остановиться, я никогда не помогаю, а только подливаю масла в огонь.
Я подношу зажигалку к кончику сигареты, прикуриваю ее и делаю глубокий вдох. Дым заполняет мои легкие, вкус обжигает язык. Стоя у входа во двор, я жду, когда Уилл наконец выйдет из-под супервизии, чтобы мы могли пойти в столовую нашего колледжа и поужинать с друзьями. Это своего рода традиция, которую Офелия, Тея и Элиас завели, когда впервые встретились, и поскольку сегодня день рождения Элиаса, мы решили присоединиться. Позже мы также можем пойти в паб, чтобы пропустить стаканчик-другой.
Люди выходят из здания, распространяясь по двору, и я прислоняюсь к стене, наблюдая за ними.
Студенты Кембриджа — люди другой породы. Я полагаю, что все студенты элитных университетов такие. Все хотят быть лучшими, потому что быть лучшим в одном из лучших университетов мира может означать только богатство и успех в дальнейшей жизни. Или так думают многие. Это недалеко от истины, потому что многие из нас действительно поступили туда благодаря деньгам наших родителей, семейному наследию или самым высоким оценкам. Конечно, многим студентам нравится быть прямолинейными, но, кроме этого, когда бы вы ни шли по кампусу или заходили в пабы, которые любят посещать студенты, или на любое другое мероприятие, вы чувствовали себя как в семье… Как дома. Потому что, в конце концов, мы все здесь по какой-то причине и у нас у всех похожий опыт.
