Глава 27
Химера денег обрела невиданную плотность в эти дни, оставшись последней фикцией, за которую люди пытались удержаться на уплывающей из-под ног земле. Революционеры и контрреволюционеры, охранители рухнувшего закона и его нарушители, которым уже нечего было нарушать, маниакально цеплялись за деньги, с равным и почти бескорыстным фанатизмом влюбленных – никто не знал, сможет ли воспользоваться куском.
Кире не было нужды прорываться через кордоны, он спокойно сел в свой «ровер» и поехал за кордон, бросив на сиденье рядом с собой пачку радужных банкнот и литровую бутылку водки – в качестве постоянной визы. Однако вдалеке уже начали постреливать – видимо, пересекали поползновения нелегалов, пытающихся выбраться из зоны в поисках куска хлеба.
Дед уронил прощально поднятую вслед автомобилю руку и вытер воображаемую слезу грязной бородой, - Улетел, голубь. Понес заразу. – Вы действительно думаете, что здесь есть какая-то зараза? – спросил он. – Черт его знает, что здесь есть. Или было. В 64-м здесь взорвали атомную бомбу в шахте – кто об этом помнит? Отработанные шахты десятилетиями использовали для захоронения ядерных и химических отходов – кто об этом знает? Куда делось все химическое оружие, которое запретили, вы не знаете? – Не знаю. – И никто не знает. А его были сотни тысяч тонн, его невозможно утилизировать, и почти все заводы, которые его делали, сосредоточены в этом регионе. Здесь скопилось больше ядовитого дерьма, чем во всем остальном мире и здесь самая большая плотность населения в стране, здесь может случиться все, что угодно. Уже в гражданскую войну шахтные выработки стали использовать для захоронения инфицированных трупов, потом немцы настроили здесь концлагерей, здесь были и тиф, и холера, и сибирская язва – кто знает, где все эти могильники, кто сейчас контролирует? – А зачем знать? – ухмыльнулся он, - Легче просто обнести все колючей проволокой и сделать один концлагерь – как и предлагает одна революционная дама. – Да здесь и был концлагерь всегда, только без проволоки. Люди концентрировались здесь и жили друг у друга на головах – не от хорошей жизни. Какой нормальный человек полезет в шахту за куском угля, если его не гонит туда нужда? Теперь нужда гонит уже не в шахту – она гонит прямо в могилу, мы стоим прямо на здоровенном могильнике, по сравнению с которым Освенцим и Бухенвальд – это детские площадки для игр, а вы спрашиваете, может ли здесь быть какая-нибудь зараза. Пока в концлагере был режим, все это хоть как-то контролировалось, а сейчас, когда режим накрылся мандой, и наступила свобода, из этой земли, - Дед ударил пяткой в грязь, - Может вылезть хоть сам черт – и никто не заметит. – Вы очень жизнерадостный человек, - заметил он, - И в вас должен вселять оптимизм тот факт, что мы не одни на свалке – вся планета превращается в такую зону. – Глупости, - усмехнулся Дед, - Мегаломания червя. Человек не способен нанести урон планете, которая его не замечает. Ущерб, причиняемый им матушке-природе – это ущерб самому себе, а не природе. Природе плевать на то, что он задыхается в своих испражнениях – она использует его испражнения себе на пользу. Она создает тысячу новых видов, взамен уничтоженных человеком, и создаст что-нибудь взамен человека, уничтожившего самого себя. – Из чего? Из отравы? – А кто сказал, что это отрава? Кто сказал, что всей своей самоубийственной жизнедеятельностью человек не готовит питательную почву для новой жизни? Все в природе обновляется так. Кто может утверждать, что яды, которыми мы отравляем биосферу, не могут быть витаминами жизни, основанной на других принципах? Другая жизнь уже бушевала на этой планете, когда ее атмосфера была еще непригодна для появления наших с вами колченогих предков. И эта планета еще толком не остыла – а некоторые недоделки уже примеряют венец творения. – Меня восхищает ваш взгляд на жизнь. – Взгляд обретает эволюционную перспективу, когда поживешь на свалке, - ухмыльнулся Дед, - Дурацкий венец гнет голову к земле, а когда он падает в грязь – можно выпрямиться и посмотреть в небо. Ну, хватит болтать, - Дед почесал кадык, - Я замерз и уже готов выпить.
* * *
Они стояли в гигантской долине, обрамленной черными клыками скал, над их головами было зеленоватое небо. Их были тысячи и тысячи или миллионы и миллионы – тех, кто остался и тех, кто бесплодно прошел и вернулся, чтобы взять свой кусок. Здесь были те, в чьих глазах горел волчий огонь и те, в чьих черепах давно отгорели бесплодные звезды – они пришли все. Они стояли в молчании и ждали, ждать было их уделом, они умели ждать, они ждали веками – под плитами катакомб и братских могил и под грязью всех мусорных свалок мира, они сами были грязью – теперь они пришли.
Он стоял среди них и над ними, его ноги попирали их черепа, их кости прорастали сквозь него серой плесенью и черным пеплом несбывшихся надежд – он был их надеждой, он был их жаждой, их голодом и их ненавистью.
За черными клыками скал был Великий Город, Башня Содома, Вавилонская Блудница, никогда не готовая платить и замершая в ожидании зверя.
Зверь замер за черными клыками скал, готовый рвать и зачинать, Зверь оскалил миллионы жадных ртов и сжал сведенные похотью когти в ожидании Ее горячей плоти.
* * *
Он проснулся весь в поту и едва разжал сведенные судорогой пальцы – ногти глубоко вонзились в ладони. Рядом блестели в темноте глаза девочки – она не спала или бодрствовала вместе с ним.
Он сполз с постели, оделся и вышел вон – под башню лунного света, беззвучно падающую в вихре снежной пыли. Он покружил, оставляя шрамы на алмазно-блестящей земле, вдыхая мороз и выдыхая пар – затем ноги сами понесли его в лабиринт.
В фиолетовой тьме возник запах гиацинта, и хрустальный голос сказал ему в ухо, - Чего ты хочешь? – Ничего. – Мгновенно косо пошел снег, закачалась черная дорога в желтых лучах фар. – Ты хочешь вернуться? – Нет! – Его руки свело судорогой на руле автомобиля, - Нет! – Впереди появилось сооружение, похожее на полуразвалившийся навес над автобусной остановкой, - Нет! Нет! Нет! – Тогда желай!
Он снова проснулся, мокрый от пота, один в своей постели и сел, сжимая руками голову, в которой таял звук лопнувшей струны, в щель окна сочился рассвет, Дед звякал в своем углу то ли пробирками, то ли стаканами, пытаясь сцедить не уловленную вчера каплю алкоголя.
Вчерашний день, отмеряемый клепсидрой абсентовой бутылки, легко истек журчащей болтовней в подставленную чашу ночи и растворился в наступившем сне без горечи и без осадка. Он усмехнулся и потер лоб – не стоило искать в памяти о прошедшем дне причину ночных видений – ее там не было.
Дед сел за стол с уловом – в мензурке дрожали несколько горьких слез, выжатых им из былого и дум. – Будете? – с надеждой спросил он. – Спасибо, нет. – Дед с чистой совестью слизал свои слезы и, вытерев усы, сообщил, - По ящику передают полный набор апокалиптических новостей. – Каких именно? – В Иране землетрясение угробило тридцать тысяч человек. В Индии идет снег, и они там гибнут, как попугаи на льдине. В Юго-Восточной Азии цунами утопило около двухсот тысяч людей. – И это все? – Ну, у вас и запросы! – У меня нет запросов, я только учусь желать, - он протер глаза и потянулся, - Я желаю вам прозреть. Вы сумели распознать магическую сущность денег и углядеть демона, который смеется над людьми, отрицающими его существование. Второго демона зовут – Нефть и он так же реален, как и первый. В пространстве между ними, в сфере черной, как нефть, магии, где живет человек, разворачивается Апокалипсис человека. – Как он, конкретно, разворачивается? – ухмыльнулся Дед, - Если землетрясения и цунами вас уже не устраивают? – А вот сходите за заначкой в машину – тогда скажу.
- Так что там насчет происков Нефтегазпрома? – нетерпеливо спросил Дед, когда, перекусив и выпив, они перешли к крепчайшему и ароматнейшему чаю. – Что? А, вы все за Конец Света… - он откинулся на стуле с чашкой и дымящейся сигаретой в руках, - Скисающая цивилизация подсасывает последние капли нефти, которая является ее кровью. Без нефти она остановится, как сердце. – Почему это? – Потому, что альтернативные источники тоже связаны с нефтью, а нефть связана с деньгами, у которых нет альтернативы в этой цивилизации. Золото давно уже не является обеспечением денег – таким обеспечением является нефть. Каждый доллар в мире – это нефтедоллар, все мировые валюты являются функцией доллара. Владеть всей нефтью в мире было нельзя. А владеть остатком всей нефти в мире – можно, вот так и начинается конец времен. Тот, кто владеет остатком нефти, в конце времен берет мир за горло и владеет миром – до самого конца и без остатка. Кто этот Тот, приходящий в конце времен? – Он задумчиво выпусти в потолок клуб дыма, - Если вы посмотрите на карту полей, заминированных нефтью, вы увидите карту военных действий, заминированных Армагеддоном. Израиль, Сирия, Египет. Саудовская Аравия, Кувейт, Ирак. Ирак, Иран, Азербайджан. Узбекистан, Киргизстан, Туркменистан. Разве надо быть теологом, чтобы понять, куда прилетит по этому нефтяному пути голубь с оливковой ветвью в клюве? – И что же? – осторожно ухмыляясь, спросил Дед, - Вы собираетесь туда полететь? - За кого вы меня принимаете? – За… - начал, было, Дед. – Я вам что, Мухаммед? – прервал он Деда нетерпеливым жестом, - Я собираюсь сидеть и ждать прямо здесь, на этой свалке, - он топнул ногой в пол, - В самом центре событий. – А почему вы считаете, что центральное событие произойдет здесь? – Потому, что здесь оно всегда происходит, - туманно ответил он. – Что вы имеете в виду? – В данном случае, я имею в виду, - он вздохнул, - Что раковая опухоль или, как вы изволили выразиться, гнойный сифилис, будет наползать левой клешней через Центральную Азию, а правой – через то самое место, где мы сейчас сидим. А поскольку от этого места до Москвы намного ближе, чем от Москвы до Тегерана, то взрыв произойдет именно здесь. – Да с каких фуев? Здесь отродясь не было никакой нефти! – Зато здесь есть труба, по которой нефть идет из Сибири в Европу и по которой можно качать нефть из Центральной Азии в Европу и куда угодно дальше. Без этой причинной трубы эта нефть – что водка без бутылки, ни купить, ни потребить. А эта нефть и является тем остатком, о котором я вам толкую, она из молодых месторождений и останется, когда Аравию высосут до капли. – Это произойдет не сегодня. – И не завтра. Бомба взорвется, когда в танках Земли будет еще достаточно нефти – ее взорвет жадность, а не жажда. Власти – вот чего никогда не бывает достаточно, а угроза жажды – страшнее самой жажды. Когда мы говорим о нефти – мы говорим о власти. Когда мы говорим о власти над миром – мы говорим об Антихристе. – Он покачал головой.
