Генриетта Константиновна смотрела на Надежду Прохоровну чуть-чуть насмешливо. Той даже показалось, что после ухода сведущего в бизнесменских штучках Палыча ее дурить начнут. Всенепременно начнут!
Жаль, жаль. При Паше-то как все ловко получалось: он «штучки» рубит и проценты шустро подсчитывает, баба Надя в человеческую суть зрит…
— Так что там, Генриетта, с Кожевниковым? — спросила тем не менее отважно. — Почему ты вначале решила его наследником сделать, а после передумала?
Разольская убрала с лица выражение насмешливости:
— Не все так просто, Надежда Прохоровна. Вы когда-нибудь составляли завещание?
— Да. К нотариусу ходила.
— И наверное, он вам все объяснил в деталях… — вздохнула саркастически. Но все же не удержалась от ехидства. — В завещаниях, составленных на территории России, Надежда Прохоровна, не предусмотрены какие-либо особые пункты. Только: кому и сколько. Никаких условий. Поскольку не в Америке живем. У нас нельзя поставить наследнику условия: куда и при каких обстоятельствах он может тратить наследуемые капиталы. Если уж отдал наследство, то все — в полное владение после своей смерти.
— А тебя это не устраивает? — ехидно ввернула баба Надя.
— Не устраивает, согласилась богачка. — Я попыталась как-то обойти закон, пока назначила Богдана доверительным управляющим, под эгидой холдинга создала свой благотворительный фонд, но… на это ушло слишком много времени. И сил. И нервов.
— Мудрено как-то, — созналась пенсионерка-крановщица, попросту отписавшая нею денежку и жилплощадь Софе и Настеньке.
— В России живем, — вздохнула Генриетта. — Переводить за границу основные актины без ведома остальных мажоритариев я не имела ни права, ни оснований…
— Так! — перебила резко баба Надя. — Ты мне тут с этими мажо… маро… не крути! Говори по существу.
— Извольте, — усмехнулась Разольская. Поди, не часто ей удавалось умностями поблистать. Все больше сумасшедшей притворялась. — Итак, под крышей холдинга я основала фонд. Это понятно?
— Угу.
— Но на это ушло время…
— А почему ты вовсе свою долю не продала?! — вскипятилась бабушка Губкина, совершенно не любившая, когда ее за тугоумную старуху держат. — Чего за свой капитал уцепилась? Продала бы акции и сидела сейчас где-нибудь у теплого моря, Арно и Севу плавать учила!
Как видно, Надежда Прохоровна метко ударила в больное место. Не ожидавщая подобной меткости «блистающая» сумасбродка сдвинула челюсти, посмотрела на седенькую бабушку глазами, в которых тоска всплыла…
— Не получилось, — произнесла чуть слышно. — После смерти Андрюши я так и собиралась сделать — продать все к чертовой матери, уехать к морю… Но по тому же российскому законодательству для вступления в права наследования надо ждать полгода. А вы помните, что случилось за это время — умер узбекский мальчик в ресторане… Я… как-то растерялась. Попробовала провести расследование… Выяснить, кто мог убить Андрюшу и покушаться на меня! — Внезапно пробившийся в словах Генриетты пыл пробудил в бабе Наде сочувствие. — Желать смерти моей, Андрюшиной и Терентия Богрова мог кто-то из ближайшего окружения, понимаете?!
— Понимаю.
— Тогда из расследования ничего не получилось, — вновь перешла на нормальный тон Разольская. — И вышло так, что в последнее время я могла доверять только Махлакову. Он единственный остался из друзей Андрю-ши… Я была уверена, что к смерти моего мужа и Богрова он совершенно не причастей. И предложила ему выкупить мои акции. Сережа согласился. — Разольская раздражено схватила чайник, вылила из него в чашку последние капли, выпила, кивнув каким-то старым воспоминаниям. — В то время у Сережи появились серьезные финансовые проблемы, У каждого из нас есть личные, и немаленькие, свободные капиталы. Махлаков неудачно сыграл на бирже… В общем, своих денег на покупку моей доли у него не хватало. Я предполагала, что Сережа обратится к друзьям, к банкам… Он обратился к Аделаиде.
Имя еще одной вдовы из их компании Разодьская произнесла, как таракана выплюнула. Скривилась, круглое личико пошло морщинами. превратилось в мордочку рассвирепевшего мопса — нос-пуговка даже брезгливо ноздри выгнул.
И замолчала. Словно одно только упоминание имени бывшей манекенщицы уже должно все объяснить.
— А почему тебе не понравилось, что Сережа у вдовы друга решил денег занять? — резонно поинтересовалась баба Надя.
— Потому что я затеяла продажу всего пакета акций с одной целью: ни один процент моих активов не должен достаться этой женщине!
— Она тебе чем-то насолила?
— Она свела в могилу мою лучшую подругу, — наклоняясь вперед, прошипела Разольская. — Мамочка Миши — Инночка была моей единственной настоящей подругой. А эта тварь Аделаида увела Богрова из семьи, разрушила их жизни… Я ее ненавижу, ненавижу, ненавижу!!!
Наверное, решила баба Надя, с такими вот переходами да темпераментом особенно притворяться невменяемой Генриетте не приходилось. Легко должна сойти. Когда Константиновна нависла над подлокотником кресла и, брызгая слюной, проскрежетала: ненавижу, ненавижу, Надежда Прохоровна даже отпрянула опасливо: а вдруг укусит?
Но обошлось. Разольская быстро взяла со столика бумажную салфетку, утерла ею губы, отбросила, чудом не опрокинув маленькую вазочку с одинокой розой.
— Добиваясь Богрова, Аделаида устроила отвратительный спектакль. Вначале были телефонные звонки. — Циркачка скривилась, засюсюкала: — «У вашего мужа, уважаемая Инна Станиславовна, есть любовница». Потом притворилась беременной… Ей было мало статуса любовницы! Она захотела забрать все целиком! Она… — Генриетта вновь резко перешла на шепот, — убила Инну.
Последнюю фразу Генриетта произнесла настолько весомо, что баба Надя и и самом деле представила какую-то кровавую разборку. Или латиноамериканскую потасовку с летальным исходом. (Мало ли баб начинают друг друга за волосы таскать, а потом труповозки на дом приезжают…)
— Убила?! — выдохнула в простодушном ужасе.
— Да, — откинулась на спинку кресла Генриетта. — Через пол года после развода у Инны обнаружили рак. Еще через четыре месяца ее не стало.
Ах рак… — пробормотала Надежда Прохоровна.
Да, рак! повысила голос Разольская, — Я придерживаюсь теории — эта болезнь набрасывается на людей, испытывающих внутреннюю неудовлетворенность. Дискомфорт любого рода — будь то зависть, гнев, досада, — что-то гложет человека изнутри. Разрушает. Понимаете? Инночка была абсолютно здоровой жизнерадостной женщиной, пока не начался этот кошмар. Вы не представляете, Надежда Прохоровна, что это была за женщина! Умница, прелесть. тонкий знаток живописи и литературы… Безусловно, у меня мною друзей в цирковой среде, но все они ведут кочевой образ жизни, мы постепенно отдалились… В общем, — Разольская обреченно махнула рукой, — Инночка была моей единственной отдушиной. Она умерла на моих руках.
— А сын, Миша, где был?
— Миша? — фыркнула Разольская. — Аделаида его обработала! Подставила свою подругу — еще одну модельку в критическом возрасте. У парня башню напрочь снесло. Забыл и о матери, и о делах…
— Женился?
— Как же. Модель та нашла Пигмалиона-фотографа. Уехала в Италию. Мишка два года как чумной ходил, ко мне приезжал, плакался…
— А ты?
— Инночка была моей лучшей подругой, — жестко, все объясняюще выговорила Разольская. — Последние годы мы, конечно, общались с Михаилом вполне цивилизованно. Но простить то, как он поступил с матерью… предал… я не смогла.
— Понятно, действительно вполне сопереживая ситуации, кивнула баба Надя. — Так что там с акциями, с Махлаковым?
— Ах да… Сережа сообщил мне, что готов выкупить полностыо мой пакет акций. Мы почти ударили по рукам, но тут… тут из проверенных источников я узнаю — большую часть денег Махлаков занимает у этой женщины. Они договорились скрытно, за моей спиной, Аделаида должна была получить существенный кусок моих активов. Представляете, Надежда Прохоровна? Женщина, убившая мою подругу, становится обладателем моих активов. — Разольская ударила крепко сжатым кулачком по подлокотнику. — Не дождется!.. Я взяла назад свое обещание, немного даже разругалась с Сережей… — Во взгляде Генриетты Константиновны появилось непонятное смущение, она заиграла пальцами, сжимам и разжимая кулачок…
— Что случилось-то? — сочувственно спросила баба Надя.
— А случилось то, что случилось, — меня собрались признать недееспособной и назначить управляющего моими активами.
— Да ну! Разве ж так можно?
— Все было именно так, — кивнула Разольская. — Чуть в психушку с совета директоров не увезли.
