— Так ведь Махлаков же друг твоего мужа! Разве б он позволил?
— Ну-у-у… — Константиновна засмущалась еще сильнее, — я и сама была не права… Слишком резко выступила… Обозвала Аделаиду… Сережу припечатала и прочих… предателей… — Отвернулась к окну, вздохнула. — Да-а-а, было дело… почудила я тогда… Я, Надежда Прохоровна, — повернулась к собеседнице, — в то время и вправду не слишком хорошо себя чувствовала: странная смерть мужа, погибший в ресторане паренек, Терентий Богров, предательство Сережи Махлакова… Сорвалась я. Вправду — сорвалась.
— И после этого гак и ходишь в сумасшедших?! — поразилась открытию бабушка Губкина.
— Ну не совсем, — хитро усмехнулась Разольская. — Я элементарно воспользовалась обстоятельствами. Повернула негатив в сторону пользы. Зачем, подумала я тогда, воевать с ветряными мельницами открыто?.. Я полежала немного в общеоздоровительной лечебнице, приехала из нее уже в паричках и кольцах и начала… как бы это сказать… партизанскую войну. Нашла первостатейных юристов, пообщалась. Узнала, каким образом можно вывести свои активы, минуя прения на совете директоров… — Запнулась: — Вам интересно?
— Если в дебри снова не полезешь — полезно.
— Ага. В общем, так. Приехала на совет директоров… — Разольская внезапно прыснула. — Представляете их рожи? Заходит в комнату для совещаний бабушка-эмо: в черном парике с розовыми кончиками, в лаковых перчатках, в черных туфельках с розовыми бантами… — Снова прыснула. — Умора. У них рожи так и вытянулись!
— А не побоялась? — недоверчиво прищурилась Надежда Прохоровна. — Снова могли захотеть машину из психбольницы вызвать.
— Подстраховалась, — весомо кивнула Разольская. — Прошла медицинское освидетельствование. Оформила все надлежащим образом — если бы меня только попытались признать недееспособной, получили бы кучу проблем.
Но они не попытались. Как я и надеялась Бросили сумасшедшей бабке кусок в виде ветлечебницы и приюта для престарелых цирковых животных.
Я назначила Богдана Кожевникова своим доверительным управляющим… Его очень, почти как сына любил мой муж. Богдан хороший мальчик… был когда-то. Но суть не в этом. В то время Богдан меня вполне устраивал. Мы организовали благотворительный фонд и постепенно вывели под него основную часть моих активов… — Разольская уловила нахмуренный, напряженный взгляд пенсионерки, далекой от тонкостей бизнеса. — Как бы вам объяснить, Надежда Прохоровна… Я не могла изъять свои средства, вложенные в общее предприятие. Но фонд, созданный под эгидой холдинга, сам по себе является его частью. Понимаете? Постепенно, год за годом, я уводила средства в этот фонд. Все выглядело вполне законно. — Усмехнулась. — Когда совет директоров дал разреше-мне ми открытие ветеринарной лечебницы, он и предположить не мог, каким дееспособным будет этот центр. Мне бросили кусок, не оговаривая масштабы внутреннего подразделения. Я подготовилась. Я была сумасшедшей, которой подарили игрушку, но просчитались. Они согласились, что все доходы от ветеринарной клиники пойдут на ее расширение, на обустройство приюта для животных… Решили — я успокоюсь мелочевкой. А и постепенно вывела в фонд основную часть своих активов. И все — но такому. Все в пределах предписанных правил. Сейчас я свободно могу построить и содержать дельфинарий, собственный цирк и парочку конноспортивных школ.
— То есть… Из-за больных зверюшек притворялась сумасшедшей?
— Я была обижена, — жестко проговорила Разольская. — Меня попытались обвести вокруг пальца — не вышло. Я сама всех обвела.
— И потому убить пытались?
— Вы имеете в виду — из мести? Нет, это вряд ли. Все гораздо проще и тривиальнее — деньги, деньги и еще раз деньги. Скорее всего, кому-то не понравилась моя строптивость в отношении продажи бизнеса. Реальную, адекватную цену не так-то просто получить. Федор и Аделаида тоже выступили против продажи холдинга, таким образом, объединив активы, мы получили более пятидесяти процентов, то есть блокирующий пакет.
— Но ты ведь ехала сюда соглашаться на продажу.
— А кто об этом знал? Я поговорила только с Сережей Махлаковым на новогоднем вечере, за несколько часов до его смерти. Но вот успел ли он сказать об этом кому-то еще… Не знаю.
Надежда Прохоровна покрутила головой, Если Генриетту пытался отравить кто-то из тех, что настаивали на продаже бизнеса, это одно. Простая логика подсказывает подозреваемых: Римма Игоревна, ее дочь Аня и вроде бы Миша.
Если Махлаков успел кому-то сказать о том, что Генриетта согласна избавиться от докучливого бизнеса, все поворачивается в обратную сторону: Аделаида, Федя Махлаков.
Всем не хватает процентов Генриетты. У нее самый крупный пакет акций — тридцать три процента с лишком. Любая группа обретает решающий голос.
Этой элементарной математики наконец-то хватило Надежде Прохоровне для понимания момента.
— Константиновна, а почему ты в одно время хотела сделать наследником Богдана Кожевникова, а после перерешила? — думая, что причина убийства может крыться совсем на поверхности, спросила баба Надя.
Разольская рассеянно покрутила массивный перстень па пальце, склонила голову муть набок… И Надежда Прохоровна вновь распереживалась как только затрагивают тему аннулированною завещания, та юркает в раковину.
Что за тайна?!
Но Генриетта неожиданно начала говорить. Неторопливо и глухо.
— Богдан очень нравился моему мужу — хороший мальчик, правильный. Когда мне понадобился доверительный управляющий, я совершенно не раздумывала — Богдан, Богдан и только Богдан. Я могла абсолютно на него положиться, и в вопросах бизнеса этот мальчик меня не подвел. Трудолюбивый, исполнительный, с отличным образованием, но главное — надежный. Он ни разу не дал мне ни малейшею повода сомневаться в его порядочности. Если бы я гак и умерла совладетельницей холдинга — Богдан унаследовал бы все мои активы. Личные и немалые средства я пожертвовала на благотворительность, разделила между старыми друзьями… Относительно доли в бизнесе договорилась с Богданом: после моей смерти он продолжит также поддерживать приют для животных, расширит клинику… Я ему доверила. В деловом отношении он кристальной порядочности человек.
Разольская снова, внезапно и вдруг, онемела, и бабе Наде пришлось подтолкнуть ее вопросом:
— Ну, ну? И что же изменилось?
Генриетта согнулась, приблизилась к Надежде Прохоровне и недоуменно прошептала:
— Он женился на этой женщине.
— На ком? — слегка опешила Надежда Прохоровна. — На Аделаиде, что ли?
— Да! Он женился на этой женщине! — Разольская выпрямилась и больше ничего добавлять не стала, Надежде Прохоровне и так стало понятно — богатой вдове невыносима мысль, что хоть одна копейка из ее состояния достанется врагу. Врагу, виновному в скоропостижной смерти любимой подруги.
Наверное, ужасно думать, что одна и та же особа, раз за разом, год за годом, жестоко вмешивается в твою жизнь. Вначале — смерть от горя любимой подруги. Потом — предательство друга. Теперь — Аделаида уводит «хорошего мальчика», «почти что сына»…
Есть от чего в негодование прийти. Есть за что возненавидеть.
Но и жизнь-то продолжается, об этом тоже надо думать. Богдану, поди, уже под сорок, по дискотекам он не шляется, по улице пешком не ходит — где с девушками знакомиться?..
На работе.
А на работе то и дело — стройные ножки. Зеленые глазки. Вдова в критическом возрасте.
Неудивительно, что роман вспыхнул. Обоих одинокая жизнь замучила…
Надежда Прохоровна поворочалась на диване, поправляя под спиной подушечку, сочувственно покряхтела…
— А когда он женился?
— Примерно месяц назад, — глухо выговорила Разольская. — Я узнала об этом случайно, сам Богдан об этом, разумеется, не доложил… Они даже здесь в разных номерах расселились, обручальных колец на пальцах не носят. Скрытничают! — Фыркнула многообещающе. — Но ничего, я их на чистую воду выведу… — Посмотрела на Надежду Прохоровну пытливо и сказала, как в ледяную воду прыгнула: — Так и быть. Признаюсь. Новое завещание я оформила, но подписывать не стала. Нотариус приедет завтра.
Как было Надежде Прохоровне не всплеснуть руками?
— Хочу посмотреть на их лица. В глаза Богдану хочу посмотреть, когда буду отказывать ему в наследстве.
— Зачем ты так мудрено-то…
— Я три недели ждала, пока он придет и признается! Три недели! На новогоднем вечере думала — подойдет. Признается, что женился на этой стерве.
— Так получается… Кожевников, еще не знает, что ты собираешься изменить завещание?
— Догадывается. В новогодний вечер я непрозрачно намекнула, что готова это сделать. Хотела подвести его к разговору, ждала, что он признается… У Кожевникова не хватило духу.
