Юноша, не зная, что выбрать своей 17-летней подруге на её день рождения, обратился к своей бабушке (дети чаще делятся секретами не с мамой, а именно с бабушкой):
— Бабушка, что бы хотела, если бы тебе было 17 лет?
Бабушка грустно улыбнулась и коротко ответила:
— Больше ни–че–го!
Уж как бы то ни было, но на день рождения к Панасенко из 11-Б пришло всего 13 человек. Таковыми были Виктор Лемберт, Виктор Самойлов, Антон Гаркавенко, Анатолий Молодилин, Виктор Порох, Алик Дейман, Станислав Пригожин, Станислав Наумов, Любовь Великанова, Анастасия Одарченко, Алина Макарова, Лариса Шемилова и Любовь Донченко. Присутствовали на дне рождения, естественно, и две Любины подруги из младшего класса — два «мушкетёра»: Катержинская и Сабурова. Почему всё же мало было учеников из её класса? Некоторые возможные причины были уже упомянуты. Кроме того, вполне вероятно, что не всем в классе нравилась подобная компания. Как обычно бывает, не все одинаково относятся к тому или иному человеку. По этой простой причине некоторые ученики недолюбливали Лену, считая её выскочкой и разбалованной дочерью высокопоставленного чиновника. Такое мнение было, в общем–то, несправедливым по отношению к новой ученице. Избалованной она как раз не казалась и положением отца никогда не пользовалась. Да, она была неординарной девчонкой, и не всем это было привычно. Как–то больше в почёте были скромность, стеснительность и, как следствие, безынициативность. Неписаный лозунг социалистического государства «Не высовывайся!» большинство людей усвоило достаточно хорошо. Лена же была довольно инициативной, задорной девушкой и порой просто непредсказуемой. В этом плане Антону Молодилину в разгар празднования, после очередной неожиданной для всех шутки именинницы вспомнился один интересный эпизод их отношений. В пору его ухаживания за Леной, они как–то в январе, в пору зимних каникул долго гуляли по улицам, бегали, бросались снежками и, в довершение всего, забрались на второй этаж недостроенного дома. Они были разгорячены, и когда Анатолий прижал Лену к себе, он почувствовал и своё, и её волнение. Они долго стояли обнявшись, целовались, а затем он проводил Лену домой.
По дороге домой Лена вдруг неожиданно спросила:
— Толя, а если бы я когда–нибудь решила выйти за тебя замуж, ты бы взял при регистрации брака мою фамилию?
До этого момента у Молодилина с Панасенко никогда разговор на тему бракосочетания не заводился. До него они просто не доходили, точно так же, как Анатолий пока что и не признавался Лене в любви. Как уже говорилось, нелегко в школьном возрасте давались такие признания, тем более, если ты ещё и для себя то ничего не решил. И хотя такой неожиданный вопрос застал Молодилина врасплох, он не задумываясь, решительно ответил:
— Нет, мне нечего стыдиться своей фамилии.
Далее к Лениному дому они шли молча, и расстались несколько суховато. Более интересующий Лену вопрос никогда не поднимался. На следующий день, ещё до обеда, Анатолий зашёл к ней домой, где, кроме Лены, находились Сабурова, Катержинская и кто–то из девчонок их класса. Молодилин пробыл в доме минут 20, а затем ушёл обиженный и озадаченный. А дело было вот в чём. Видя, что Лена сегодня несколько сухо разговаривает с Анатолием, Соня спросила подругу:
— Что это ты с Толей сегодня горшки побила?
Лена хитро улыбнулась и ехидно ответила:
— А, ну его. Хотела ему вчера отдаться, а он этого не оценил.
Девчонки засмеялись такой неожиданной шутке. Но Анатолий так и не понял: а была ли это и в самом деле шутка? Как уже успели перефразировать известную поговорку, «в каждой шутке есть только доля шутки». Чем чёрт не шутит. И предугадать, насколько серьёзным или шутливым было заявление Любы, по невозмутимому виду и поведению хозяйки дома было невозможно. А что же это тогда было? Некая попытка задеть парня, унизить его в глазах своих подруг или маленькая женская месть за его нежелание носить такую привычную для Лены фамилию Панасенко. Понять, не искушённому в подобных тонкостях молодому парню, женскую логику и коварство было сложно. Потому–то Молотилин почти сразу ушёл домой. Собственно говоря, после этого дня их отношения стали заметно прохладнее, а вскоре и вовсе разрушились. Это, конечно не повлияло на его общее отношение к Панасенко, за прошедшие полгода она таки сумела сколотить вокруг себя крепкое ядро товарищей или просто единомышленников.
Лена была одной из первых в их классе, кто достиг своего совершеннолетия. До этого, как потом выяснилось, 18 лет исполнилось всего двум их одноклассникам. Это чудесные мгновения жизни для каждого. Естественно, каждый день рождения, увеличивающий возраст человека, бывает только один раз. Но 18 лет — это нечто. Недаром ведь никто и никогда не забывает эту дату, так же как и слова простенькой песни композитора Октября Васильевича Гришина на стихи поэта Владимира Кирилловича Застрожного, написанной 5 лет назад, с замечательными, и как предполагалось (а позже и подтвердилось), нестареющими словами: «…В жизни раз бывает восемнадцать лет». Восемнадцать лет — это возраст, молодости, любви, счастья, бескомпромиссности, решительности и огромного настроя на будущие свершения.
К имениннице ребята впервые пришли с цветами. Об этом их, конечно же, надоумили девчонки, сами бы они вряд ли так поступили. И не потому, что не додумались бы, а по банальной причине стеснительности. Понимая, что именинникам обязательно принято дарить цветы, они всё же перепоручили бы эту миссию одноклассницам. Среди школьников, и даже старших классов, это было как–то не принято, пока что, по крайней мере. Слишком уж, как казалось ребятам, очевидным и нескромным, в их понимании, было бы внимание к той или иной девчонке. И хотя они уже вышли из того возраста, чтобы обращать внимание на детскую дразнилку «Тили, тили тесто — жених и невеста», афишировать свои отношения они пока что стеснялись. Покупали цветы совместно — ребята с девушками. Нести же их к дому Панасенко всё же довелось последним. И только во дворе ребята забрали цветы из девичьих рук и уже в доме торжественно вручили имениннице. И та была очень тронута таким неожиданным вниманием. Правда, научились юноши дарить цветы своим возлюбленным и даже открыто приходить с ними на свидание уже довольно скоро — в студенческой среде, да ещё в столице, это было уже обычным делом.
Подарки Лене дарили, как она и просила, недорогие, но самые разнообразные. Здесь были и различные автоматические перьевые ручки, и книги (в том числе и «Три мушкетёра» Александра Дюма) и небольшие настольные светильники или бра, навороченные расчёски и даже очень красивый футляр для очков. Когда все одаривали именинницу, в сторонке как–то нерешительно мялись Виктор Самойлов с Любой Великановой. Когда, наконец, все закончили дарить подарки, Виктор несмело сказал:
— Лена, ты извини, но мы не выполнили твоё условие. У нас не отдельные подарки, а один на двоих, — он нерешительно потянулся рукой к матерчатой сумке, но затем остановился.
— Один? — вдруг обрадовалась Лена. — Так это же прекрасно, вы ведь для меня как раз и олицетворяете единое целое. Так что, давайте. Замечательно! — повторила она.
Теперь уже Виктор смело достал завёрнутый в бумагу подарок размером с большую книгу. Это оказался действительно большой красивый фотоальбом, фотографий эдак на 150–200. Самойлов вручил подарок имениннице, а Люба сказала:
— Лена, мы дарим тебе этот альбом, чтобы ты увековечила в нём самые лучшие моменты своей жизни. И пусть в этом альбоме найдётся место и для нас, твоих одноклассников и друзей.
— Боже! Какие же вы молодцы, — всплеснула руками Панасенко. — Лучшего вы и придумать не могли. Мне этот подарок будет очень дорог. В нём я буду хранить фотографии не просто самой себя, но и всех моих друзей, одноклассников. Я думаю, что Толя, — взгляд в сторону Молодилина, — уже сегодня запечатлит много памятных нам мгновений. Большое вам спасибо за такой подарок.
А затем начались уже непосредственные торжества в честь именинницы. Было ничуть не менее весело, а скорее всего, даже более весело, нежели на Новый год. Стол был заставлен различными яствами, хватало на нём и бутылок с минеральной водой, сладкой газировкой и спиртными напитками различной крепости. Правда, на последние не очень–то нажимали, веселья хватало и без них. Тем более что некоторым было хорошо памятно утро 1‑го января у Самойлова. На дне рождения у Панасенко все просто веселились, не особенно налегая на такого рода напитки, как тогда выразился Самойлов. Была и музыка, и танцы, и песни, частые фотографирования, разные игры, из которых больше других всем понравилась игра в «фанты». Во время этой игры Виктор Лемберт, не видя, чей фант у него за спиной показывал всем Молодилин, заставлял их обладателей выполнять различные причуды. Это могли быть пение куплетов песен, чтение стихов, копирование каких–либо предметов или животных. Конечно, учащимся далеко было до знаменитых (в ту пору ещё неизвестных) артистов Леонида Ярмольника и Геннадия Хазанова, которые значительно позже, в конце 70‑х — начале 80‑х годов профессионально изображали «цыплёнка табака» или «попку дурака». Но и у сегодняшних юных юмористов–аматоров иногда подобные изображения получались довольно весёлыми. Ещё обладатели фантов рассказывали смешные анекдоты, пытались сложить какие–то рифмованные строки или какие–то побасенки, не обошлось, конечно, и без поцелуев. Но поскольку Лемберт не видел, кому принадлежит тот или иной фант, то порой всё было неожиданно и очень смешно. Ладно ещё, когда девушке доводилось целоваться с девушкой, но когда однажды это довелось делать двум парням, то хохота было не унять. В общем, день рождения, а точнее, мероприятия в его честь удались на славу. Решено было традицию празднования дней рождения продолжить. Но, по совести сказать, необдуманно данные в этом плане обещания, исполнены не были.
