— Ты придаешь всему слишком большое значение.
— Ну, а если девчонка поправится, если она придет в сознание и начнет говорить? — торопливо прошептала графиня.
— Быть этого не может. Она вряд ли придет в себя.
— Ну, а если? Ты всегда рассчитываешь на лучшее, я — на худшее.
— Не поддавайся панике раньше времени. Ничего еще не известно, ничего пока не произошло. Ясно только одно: миллион должен быть наш, иначе все труды пойдут прахом.
— Тише! Кто-то идет, — оборвала его Камилла.
Послышались торопливые шаги. В комнату вошел слуга.
— Прошу прощения, ваше сиятельство, — сказал он. — Только что из города вернулись повозки, отвозившие туда хлеб. Один из возчиков привез слух, что найденная девушка пришла в сознание.
— Пришла в сознание? — переспросила графиня и бросила на управляющего многозначительный взгляд.
— В городе ходит слух, — продолжал слуга, — будто эта девушка и есть их сиятельство молодая графиня Лили. Говорят, она воскресла из мертвых.
— Дай-то Бог… — выдавила из себя графиня и кивнула слуге. — Хорошо, иди, Макс.
Слуга вышел, и графиня повернула к управляющему помертвевшее лицо.
— Ты слышал? Она очнулась. Скоро она заговорит, и тогда все откроется. Мои опасения сбылись раньше, чем я успела их высказать. Курт, необходимо действовать. Решительно и твердо.
— Ты могла бы этого не говорить, — мрачно произнес фон Митнахт.
— Прежде всего наведи справки об этом враче. Горизонт наш омрачается тучами. Мы в опасности, Курт.
— Опасности удваивают мужество. Не беспокойся, я все выясню и поступлю так, как нужно.
Твердыми, уверенными шагами фон Митнахт вышел из кабинета графини.
XVI. КТО ТАКОЙ НОВЫЙ ВРАЧ
— Вся деревня, господин Эйзенберг, крайне бедна и потому не в состоянии ничем помочь своим нищим, — убеждал доктор Гаген ландрата. Разговор происходил в канцелярии земского судьи. — О старике я в данном случае не говорю, он еще в состоянии обеспечить себя, ну, а бедняжка Лина Трунц? Ей-то каково?
— Позвольте заметить вашей…
— Я доктор Гаген, — перебил ландрата его собеседник. — Запомните это, пожалуйста. Доктор Гаген для всех и каждого, всегда и всюду.
Фон Эйзенберг с виноватой улыбкой поклонился в знак того, что принимает замечание по поводу своей оплошности.
— Позвольте вам заметить, доктор Гаген, что деревня относится к владениям графини Камиллы Варбург. Следовательно, забота о тамошних бедняках — ее обязанность. И я не сомневаюсь, что графиня не замедлит исполнить эту обязанность, как только узнает о бедственном положении некоторых своих крестьян.
— Я убежден в том же, — подтвердил доктор Гаген. — Странно только, что эта нищая, которая уже несколько дней как больна, ютится в жалкой конуре в ратуше, рядом с пожарными лестницами и насосами, спит на соломе, но тем не менее наотрез отказывается принять помощь от графини.
— Но почему? — спросил фон Эйзенберг. — Что могло побудить к этому помешанную старуху?
— Меня это самого удивляет. Но сейчас речь не о том. Она больна, и не только простое человеколюбие, но даже закон запрещает содержать больную в таком мрачном, сыром, нездоровом помещении. Она нуждается в медицинской помощи, и я охотно окажу ее этой бедняжке. Только сделайте милость, похлопочите, чтобы деревенскую нищую приняли сюда, в городскую больницу.
— Но это противоречит правилам, — мягко возразил фон Эйзенберг.
— Я взял бы ее к себе, но вы, должно быть, слышали, что верхние комнаты в моем доме я уступил старой матери варбургского лесничего и его полуслепой сестре.
— Да, господин доктор, я знаю, что вы приютили у себя этих несчастных. Старушка непременно хотела находиться поблизости от своего сыночка, который сидит в тюрьме.
— Что ж, ее можно понять. Но как бы то ни было, я теперь лишен возможности взять к себе деревенскую нищую. Помогите ей попасть в больницу. Она внесет необходимую плату.
— Я догадываюсь, кто заплатил бы за нее, — тонко улыбнулся ландрат. — Но дело, в конце концов, не в этом. Я думаю, можно будет сделать исключение для нищей старухи и поместить ее в больницу бесплатно.
— Благодарю вас, господин Эйзенберг, — удовлетворенно сказал Гаген и дружески пожал руку ландрату. — Я сейчас же позабочусь о том, чтобы ее доставили сюда и отвезли в больницу. Прощайте, господин Эйзенберг.
Ландрат любезно проводил доктора через соседнюю комнату, где сидел писарь, до самых дверей: такой чести не удостаивался еще ни один посетитель земского суда.
«Чудак… — улыбаясь, подумал фон Эйзенберг, возвращаясь в свой кабинет и снова усаживаясь за письменный стол. — Совершеннейший чудак. Но сколько в нем безграничного человеколюбия, сколько самопожертвования. Деньгами он вовсе не дорожит. Втайне совершает добрые дела, где только может, и не жалеет на это никаких средств. При своих несметных богатствах он удивительно мало тратит на себя, зато имеет возможность
осчастливить многих. Он не держит экипажа, прислуги, и единственное, о чем мечтает, — завести верховую лошадь». Фон Эйзенберг покачал головой и снова принялся за свои занятия, прерванные приходом доктора Гагена.
Через некоторое время к нему постучал писарь. Это был человек в годах. На лице его можно было прочесть следы нужды и горя. Войдя в кабинет, он сказал:
— Пришел посетитель. Он желает переговорить с господином ландратом.
— Кто этот посетитель? — спросил ландрат. — Вы знаете его?
— Да, это управляющий графским имением Варбург фон Митнахт.
— Пригласи господина Митнахта войти.
Писарь вышел, и через минуту на пороге кабинета показался фон Митнахт. Одевался он, как мы уже знаем, весьма щегольски. Ухоженная черная борода его была разделена ниже подбородка надвое и расчесана на обе стороны. Держался он очень свободно, и в раскованности его сквозило даже нахальство.
— Вы позволите? — спросил он, притворяя за собой дверь.
— Хоть я и очень занят, как вы сами знаете, милейший господин Митнахт, однако же не могу не принять управляющего имением моего покойного друга графа Варбурга. Что привело вас ко мне?
— Один вопрос. Только один вопрос, господин Эйзенберг.
— Присядьте и объясните, в чем дело. Как здоровье графини? — спросил всегда внимательный ландрат.
— Покорнейше благодарю за приглашение. Что касается графини, то она совершенно здорова.
— Вы, вероятно, пришли узнать что-нибудь о той девушке, которую людская молва называет молодой графиней. Должен признаться, что я не разделяю надежды на то, что несчастная дочь моего покойного друга будет когда-нибудь найдена. Что касается пациентки доктора Гагена, то я видел ее и должен сказать, что не заметил какого-либо сходства с молодой графиней Лили, которую прежде довольно часто видел и хорошо знал. Лили была милейшим существом.
— Только отдельные лица, не знавшие близко молодую графиню, верят нелепому слуху о том, будто найденная девушка и есть погибшая в пропасти графиня.
— Интересно будет знать, чем разрешится эта загадка. Девушка до сих пор находится на попечении доктора Гагена. Как только сознание вернется к ней, она будет подвергнута допросу. Тогда выяснится, кто она и каким образом оказалась ночью у дома господина доктора. А до этого времени, уважаемый фон Митнахт, я не смогу ответить на ваш вопрос и сообщить какие-нибудь сведения по этому деду. Хочу только заметить, что меня удивляет еще одно обстоятельство: до сих пор пропавшую девушку никто не разыскивает ни здесь, ни в дальних округах. Нигде ни одного объявления, ни одного запроса, ни одной заметки в газете. Надо полагать, у нее были родные или близкие. Не с неба же она свалилась. Одним словом, я тут ровным счетом ничего не понимаю.
— Подождите немного, господин Эйзенберг, вся эта запутанная история скоро получит объяснение. Но дело, которое привело меня к вам, не касается неизвестной девушки, хотя косвенным образом и связано с ней.
— Что вы имеете в виду, господин Митнахт?
— Странный вопрос, скажете вы, но я все-таки осмелюсь задать его вам. Неоднократно встречался я с новым врачом, доктором Гагеном, был у него дома, виделся с ним в ресторане у рынка, куда он иногда заходит, и повсюду меня не оставляет ощущение, что он вовсе не тот человек, за кого себя выдает. Только пусть это останется между нами, господин Эйзенберг. Сам не знаю, откуда пришла ко мне эта мысль, но только господин Гаген вовсе не доктор…
