Когда Габриэль открыл тяжёлую деревянную дверь, в лицо ударило мягким жаром горна и запахом раскалённого металла. Коренастый кузнец работал за наковальней, и тяжёлый молот в его руках выглядел детской игрушкой. Он так увлёкся работой, что заметил вошедшего паренька далеко не сразу, и Габриэль сумел всё вокруг осмотреть. На стойках было много оружия, в основном топоры и мечи, но имелись и кольчуги, плотные меховые куртки, железные панцири. Кузнец старался, чтобы любой путешественник мог зайти в его лавку и найти необходимое снаряжение, будь то новый щит или стрелы, но всё-таки топоры и мечи у него получались лучше остального. Это оружие вполне могло поспорить с дорогим эльфийским клинком отца Габриэля.
Работы брумского кузнеца были в стиле северных мастеров: с угловатыми и спиралевидными переплетающимися узорами на металле, плотными кожаными вставками на рукояти, замысловатыми ножнами со шнуровкой для украшения. Каждый из этих мечей был уникален. Но один клинок Габриэлю особенно понравился — тонкий и короткий, с эльфийским узором на гарде и резным навершием, отполированный до зеркального блеска. Габриэль не побоялся подойти к стойке и уверенно сжать удобную рукоять. Меч ощущался приятной тяжестью и холодил кожу.
— Будто тебя ждал всё это время, — вдруг прокомментировал краснолицый норд низким добрым голосом. Габриэль от испуга мгновенно вернул оружие на место, и норд рассмеялся. — Рассматривай, если нравится. За это я денег не беру.
— Сиррок просил принести вам.
Габриэль положил перед ним лампу на обрывке цепи. Кузнец оставил молот и заготовку клинка на наковальне и подошёл ближе, чтобы оценить предстоящую работу, а потом с досадой воскликнул:
— Руки бы оторвать тому, кто подвесил эту махину на такой мягкий металл. Понадобавляют в доброе железо не пойми что, а потом удивляются, почему у них ничего не держится. Так и до беды могло бы дойти.
Могло бы, молча согласился Габриэль.
— Сделаю сегодня, — продолжил кузнец. А потом вдруг спросил: — Звать тебя как?
— Габриэль, — невнятно пробормотал Габриэль, не ожидавший к себе такого внимания.
Норд то ли с издёвкой, то ли с восторгом повторил:
— Габриэль!.. Вроде кого-только не встречал в Бруме, а такие имена до сих пор в диковинку. Откуда ты?
— Из Лейавина.
— Проездом?
— Нет. Теперь живу тут.
Кузнец протянул большую горячую ладонь.
— Я Фьотрейд. Так твоя семья переехала сюда?
Габриэль помотал головой. И сколько ещё ему придётся отвечать на все эти вопросы?
— Только я. Теперь буду жить здесь с тётей. Кроме неё у меня не осталось близких.
— Сочувствую. — В отличие от многих, Фьотрейд проговорил это вполне искренне. — Так у кого ты?..
— Дафна Терребиус.
Это имя немало озадачило кузнеца.
— Вот оно что… Честно говоря, она у меня редкий гость, так что я её почти не знаю.
— Я её тоже совсем не знаю.
Фьотрейд вдруг подбадривающе похлопал по плечу.
— Привыкнешь со временем. Подружись с кем-нибудь, у нас в Бруме много ребят твоего возраста. — Габриэль не сдержался и усмехнулся. Норда заинтересовала такая реакция. — Чего смеёшься?
— Да так… с друзьями теперь будет непросто.
— Это ещё почему?
Габриэль продолжал улыбаться.
— Успел повздорить с местными.
Фьотрейд от души расхохотался.
— А ты парень не промах! Не успел приехать, а уже заявил о себе. Может, оно и неплохо. Я всю юность провёл за этой самой наковальней, постигая ремесло отца, так что развлекаться, как ты, не успевал. Тоска была жуткая.
— Зато теперь ваше оружие достойно графов и королей.
— Ты давай мне не “выкай” больше. Скажешь тоже. Я просто делаю свою работу и делаю так хорошо, как умею. Невелика наука.
Кузнец снова подошёл к наковальне, взял металлическую пластину и сунул её в угли. Жар уже спал, и ему пришлось качать мехи. Габриэль смотрел на Фьотрейда, улыбался его добродушной простоте и тому, как легко и привычно он выполняет тяжёлую работу, а потом дерзнул попросить:
— А можно я попробую?
Фьотрейд не сразу понял.
— Чего? Огонь раздуть, что ли? — Габриэль коротко кивнул. — Так давай, помощник мне не помешает.
Габриэль быстро стянул с плеч куртку, бросил её на стоящий у лестницы стул и чуть ли не бегом приблизился к горну. Никогда прежде ему не доводилось работать в кузнице. На деле это оказалось гораздо сложнее, чем выглядело со стороны. Мехи были большими, тугими, и, чтобы опустить их, приходилось наваливаться всем телом. Однако Фьотрейд похвалил:
— У тебя отлично получается. Здесь главное не переусердствовать и не разогреть слишком сильно. Каждый металл нуждается в определённой температуре.
— И как узнать, когда хватит?
Кузнец засмеялся:
— Это нужно чувствовать. Скайримская сталь любит пекло, как в пасти дракона. Имперская — когда становится невозможным стоять рядом с горном, потому что жар бьёт по лицу. С эльфийским белым металлом нужно быть аккуратным и лишь едва раскалить его. Тогда клинок получится настолько прочным, что даже царапаться не будет.
— У моего отца был эльфийский меч.
— Я гляжу, твой отец разбирался в хорошем оружии. Иначе с чего бы ты первым делом именно на Вьюгу Винтерхолда обратил внимание?
— Вьюга Винтерхолда?
— Да, так я назвал этот клинок. Лучшие мечи нуждаются в именах.
— Так ты продаёшь его?
— Ещё не совсем. Меч предстоит зачаровать и сделать к нему ножны, но это за малым.
— Дафна чародейка.
Фьотрейд задумался.
— Верно. Может, мне стоит обратиться к ней?
— Я спрошу её вечером.
— И очень мне поможешь. Кстати, о помощи. Можешь отдохнуть пока. — Габриэль опустил мехи в последний раз и с любопытством посмотрел на ставшую бело-огненной металлическую пластину в углях. Фьотред выждал какое-то время, потом взял клещи, вытащил заготовку и неожиданно предложил: — Ковать будешь?
Габриэль с трепетом посмотрел на молот, лежащий на наковальне, и уверенно кивнул. Фьотрейд не переставал улыбаться.
Зайдя отдать лампу из храма, Габриэль не думал, что задержится в кузнице до самого вечера. Фьотрейд работал и рассказывал своему неожиданному подмастерье о том, что и для чего делает, объяснял, как правильно держать молот, куда и сколько бить, для чего нужны плавень и масло. К концу дня на столе остались лежать почти готовый клинок и новая прочная цепь для подвесной лампы, которую Габриэль почти полностью сделал сам под руководством кузнеца. Фьотрейду было не в тягость обучать мальчишку своему ремеслу, потому что он жил один, целые дни проводил у горна и общался только с покупателями, которые заходили не так уж и часто. Куда чаще приходилось выполнять мелкие просьбы горожан и подковывать лошадей, оружие большим спросом не пользовалось. Так что юный Габриэль Терребиус, которому было безумно интересно узнать, как куют металл, и попробовать самому, провёл у Фьотрейда весь остаток дня. Брумский кузнец даже накормил его обедом, а когда стемнело, проводил до дома, хотя Габриэль точно бы не заблудился: от кузницы до дома Дафны — несколько минут по прямой улице. Норд же сказал, что собирается пойти отдохнуть в таверну, но не в «Радушие Джерол», а в другую, как он выразился, «попроще».
Может, утром стоило узнать, как дела у спасённого воробья.
Дафна уже вернулась. Она готовила что-то на кухне и выглядела по-домашнему, совсем не так, как при графском дворе. Она совершенно не беспокоилась о том, где пропадает племянник, и, когда хлопнула входная дверь, только со смехом поинтересовалась:
— Нагулялся? — Габриэль не знал, что ответить, и промолчал. Тогда Дафна выглянула из-за угла, чтобы посмотреть на него, но вместо расспросов о минувшем дне приказала: — Приводи себя в порядок и поднимайся к ужину.
Габриэль относился к Дафне настороженно. Он понимал, что она старается вести себя обычно, будто в их жизни всё так и должно быть, но его не нужно было обманывать. Они всё ещё были чужими друг другу. Он совершенно не знал эту женщину, не знал, какие отношения у неё были с его отцом и как он сам должен относиться к ней. Смотря на Дафну, он невольно думал только о том, что она тоже была в той битве и выжила. А отец не выжил. Будь Габриэль на её месте, он бы себя не простил.
