Глава пятьдесят восьмая
Увидев Ромеша, Хемнолини спаслась бегством к себе в спальню, плотно прикрыла за собой дверь и опустилась на постель. Когда прошло первое смятение, ею овладел стыд.
«Почему не могла я просто, без смущения встретить Ромеша-бабу? Что заставило меня, помимо воли, вести себя так позорно? — спрашивала себя девушка. — Значит, мне нельзя доверять самой себе? Нет, я не могу позволить себе так колебаться!»
Хемнолини решительно встала и, открыв дверь комнаты, вышла.
«На этот раз я уже не сбегу! Я должна с собой справиться», — уговаривала она себя, направляясь в сад, чтобы еще раз встретиться с Ромешем.
Потом, что-то вдруг вспомнив, торопливо вернулась в спальню, вынула из шкатулки и надела подаренные матерью Нолинакхи браслеты. Вооруженная таким образом Хем с гордо поднятой головой снова вышла в сад.
— Куда ты, Хем? — увидев ее, спросил Оннода-бабу.
— А где же Ромеш-бабу и дада?
— Они уже ушли.
Узнав, что уже нет надобности испытывать собственное самообладание, девушка почувствовала облегчение.
— Сейчас… — заговорил Оннода-бабу.
— Да, да, отец… Я мигом буду готова, — перебила его дочь. — С купаньем не задержусь, посылай пока за экипажем.
Такой энтузиазм по поводу визита к Хемонкори был неожиданным и совсем несвойственным для Хемнолини. Однако прозвучавшее в ее голосе искусственное воодушевление не могло обмануть Онноду-бабу. Беспокойство за дочь овладело им с новой силой.
Хемнолини поспешно выкупалась, оделась — и вышла к отцу.
— Экипаж не приехал? — спросила она.
— Еще нет.
В ожидании экипажа Хемнолини вышла в сад и принялась прогуливаться по аллеям. А Оннода-бабу уселся на веранде, все время нервно поглаживая рукой волосы.
В половине одиннадцатого оба они уже были в доме Нолинакхи. Сам доктор еще не вернулся, и Хемонкори пришлось одной развлекать гостей. Она расспрашивала Онноду-бабу о его здоровье и семейных делах, изредка во время беседы кидая взгляд в сторону Хемнолини. Почему лицо девушки не выражает никакой радости? При таком выпавшем на ее долю счастье оно должно бы сиять, словно румяная заря перед восходом солнца. Но взгляд Хемнолини был затуманен скорей печалью, чем радостью. Хемонкори это было неприятно и очень больно ранило ее душу.
«Всякая другая девушка чувствовала бы себя на верху блаженства, собираясь выйти замуж за Нолинакху. А эта возомнила себя чересчур образованной и, видимо, считает, что слишком для него хороша… Чем еще можно объяснить ее задумчивую рассеянность? — размышляла Хемонкори. — А всему виной я сама. Стала на старости лет нетерпелива, не захотела повременить с исполнением своего желания! Решила женить Нолина на девушке с уже сложившимся характером, не сделав попыток узнать ее хорошенько! Правда, у меня нет времени для обдумывания. Я должна как можно скорей устроить все свои земные дела и приготовиться к тому, что меня скоро отзовут из этого мира».
Эти мысли, непрестанно роившиеся в голове Хемонкори в продолжение беседы с Оннодой-бабу, мешали ей разговаривать.
— Мне кажется, не стоит спешить со свадьбой, — сказала она. — Наши дети достаточно взрослые, чтобы решить все самим. Не следует торопить их. Не знаю, как относится к этому Хем, но, что до Нолина, могу сказать: он с этой мыслью еще не вполне освоился.
Ее слова предназначались, главным образом, для Хемнолини. Ведь девушка не выразила особой радости по поводу предстоящей свадьбы, и Хемонкори не хотелось, чтобы Хем и ее отец думали, будто ее сын вне себя от счастья ввиду предстоящего брака.
Перед тем как отправиться в гости, Хемнолини приложила все душевные силы, чтобы казаться радостной и веселой. А получилось наоборот, ее минутное оживление сменилось глубокой печалью. Придя в дом Хемонкори, она почувствовала, что ею овладевает сомнение, а жизненный путь, на который ей предстоит вступить, начинает казаться трудным, тернистым и бесконечным.
Пока старшие обменивались любезностями, Хемнолини старалась побороть неверие в свои силы, и это причиняло ей сильную боль. Когда Хемонкори предложила отложить свадьбу, в душе девушки сразу началась борьба двух противоречивых чувств. С одной стороны, ей казалось, что чем быстрей будет заключен брак, тем скорей освободится она от всех своих мучительных колебаний и сомнений. Значит, пусть брак совершится в самый короткий срок. Но, с другой стороны, при известии, что он откладывается на неопределенное время, Хем ощутила невольное облегчение.
Хемонкори не сводила с нее глаз, стараясь подметить, какое впечатление произведут на девушку ее слова. Но, уловив появившееся на ее лице выражение успокоенности, старая женщина почувствовала раздражение против нее. «Я слишком дешево оценила своего Нолина!» — подумала она и рада была, что Нолинакха запаздывает.
— Как это похоже на Нолина! — сказала Хемонкори, бросив взгляд на Хемнолини. — Ведь прекрасно знает, что вы сегодня придете, а самого все нет. Хотя вполне мог бы кончить работу пораньше. А стоит мне заболеть, он бросает все и остается дома, несмотря на то, что терпит из-за этого убытки.
Заявив, что ей надо взглянуть, готов ли обед, Хемонкори покинула гостей. Она собиралась оставить Хемнолини на попечение Комолы, а сама переговорить наедине с ее отцом.
Придя на кухню, она увидела, что обед готов и поставлен на слабый огонь, а Комола тихо сидит в уголке. Девушка была погружена в такую глубокую задумчивость, что при неожиданном появлении Хемонкори вздрогнула и в полной растерянности и смущении вскочила на ноги.
— Да ты совершенно поглощена своей стряпней, Харидаси! — воскликнула Хемонкори.
— Все готово, мать, — ответила Комола.
— Почему же в таком случае ты сидишь здесь одна? Оннода-бабу — старик, тебе его стыдиться нечего. С ним пришла Хем. Позови-ка ее к себе в комнату и займи разговором. Зачем заставлять ее скучать со мной, старухой.
Вызванное Хемнолини раздражение лишь удвоило нежность Хемонкори к Комоле.
— Но о чем же мне с ней разговаривать? — испуганно спросила Комола. — Она ведь образованная, а я ничего не знаю.
— Подумаешь! — воскликнула Хемонкори. — Ты не хуже других, девочка. Пусть Хем гордится своей ученостью, но вряд ли найдется много таких привлекательных девушек, как ты. Любая, начав читать книги, может стать ученой, но не станет от этого красивей тебя. Пойдем, Харидаси! Однако наряд твой не годится, давай я одену тебя как нужно.
Хемонкори загорелась желанием унизить гордую Хемнолини. Ей хотелось, чтобы красота этой гордячки поблекла в сравнении с красотой простой девушки. Не слушая возражений Комолы, старая женщина с большим вкусом облачила ее в светлозеленое шелковое сари и причесала по моде. Затем принялась вертеть ее во все стороны, любуясь своей работой, и в восхищении поцеловала ее в лоб.
— Ты такая красавица, что достойна стать женой раджи!
— Мать, они же сидят там совсем одни! — прервала ее Комола. — Мы и без того заставили их долго ждать.
— А пусть себе! Пока я тебя не одену, мы не двинемся с места.
Наконец, девушка была окончательно готова.
— Ну, а теперь идем, милая! Идем! Главное не смущайся, — говорила Хемонкори. — При виде тебя поблекнут все обучавшиеся в колледже красавицы! Можешь держать перед ними голову высоко.
Хемонкори ввела упирающуюся Комолу в гостиную, где сидели Оннода-бабу с дочерью. Оказалось, что и Нолинакха уже вернулся и беседует с ними. Комола сделала попытку уйти, но Хемонкори удержала ее.
— Не смущайся, дорогая, здесь все свои.
Старая женщина гордилась красотой и нарядом Комолы. Она решила всех изумить ее видом. Раз Хемнолини пренебрегла ее сыном, возмущенная материнская гордость Хемонкори была рада унизить девушку в глазах Нолинакхи. Красота Комолы в самом деле всех поразила. Когда Хемнолини впервые увидела Комолу, та была одета скромно, выглядела смущенной и старалась казаться незаметной. К тому же у Хемнолини и времени тогда не было как следует ее рассмотреть. Но сегодня красота девушки ее изумила. Она встала и посадила оробевшую Комолу рядом с собой.
Хемонкори торжествовала. Теперь она была уверена, что все присутствующие должны согласиться, что прелесть Комолы — благословенный дар богов.
— Можешь пойти к себе в комнату и поговорить там с Хем, — предложила она. — На стол я накрою сама.
Комолу охватило волнение. Ей хотелось узнать, как относится к ней Хемнолини, которая скоро войдет в этот дом женой Нолинакхи, станет здесь хозяйкой. Ее расположение было для девушки далеко не безразлично. Комола упорно не хотела признаться, что по праву хозяйкой в этом доме должна быть она сама, и не позволяла даже тени ревности закрасться к себе в душу. Для себя лично она ничего не требовала.
— Мать все рассказала мне о тебе, — ласково обратилась к ней Хемнолини. — Мне тебя очень жаль. Теперь ты должна смотреть на меня, как на свою сестру. Есть у тебя сестра?
