— Но надо же что-нибудь решить насчет Хем, — попробовал вставить слово Оннода-бабу.
— Опять! — раздраженно перебил его Джогендро. — Вы отвергаете все, что бы я ни предлагал. Эта игра мне надоела. Прошу вас, не вовлекайте меня в нее снова. Совершенно не выношу того, чего не понимаю, а Хем обладает удивительной способностью вдруг становиться окончательно непостижимой. Это сбивает меня с толку. Я уезжаю завтра, с утренним поездом. По дороге заверну в Банкипур.
Оннода-бабу молча провел рукой по волосам. Мир для него был полон неразрешимых загадок.
Перед отъездом из Бенареса Шойлоджа с отцом пришли навестить Комолу. Молодая женщина уединилась с ней в боковую комнату. Там они долго и оживленно о чем-то шептались. Чокроборти беседовал в это время с Хемонкори.
— Мой отпуск кончился, — сказал он. Завтра я уезжаю в Гаджипур. Если Харидаси вам надоест, вы…
— Опять вы за старое, господин Чокроборти! — прервала его Хемонкори. — Неужели вы и в самом деле так думаете? Или это лишь предлог отнять у меня вашу Девочку?
— Я не из тех, что отбирают назад подарки, — ответил дядя. — Но если это вам кажется неудобным…
— Что-то вы хитрите, — сказала Хемонкори. — Ведь сами прекрасно знаете, что нет ничего приятней, как иметь возле себя такую очаровательную девушку, как Харидаси. Но…
Чокроборти не дал ей закончить.
— Хорошо, хорошо, не будем больше об этом говорить! Я пустился на маленькую уловку, чтобы лишний раз услышать от вас похвалы моей Харидаси. Меня беспокоит другое. Не считает ли ее доктор Нолинакха злым духом, неожиданно вторгшимся к нему в дом? Моя девочка очень горда. И если Нолинакха-бабу хоть чуть-чуть даст ей почувствовать, что ее присутствие его раздражает, ей будет очень тяжело.
— О Хари!.. — воскликнула Хемонкори. — Чтобы мой Нолинакха был раздражен! Да он на это вовсе не способен!
— И очень хорошо. Но поймите меня! Я люблю Харидаси больше жизни, — продолжал дядя, — и, когда дело касается ее, не довольствуюсь малым. С меня далеко не достаточно, что она не будет ему мешать, а он не станет ее замечать. Я не перестану волноваться до тех пор, пока не уверюсь, что Нолинакха-бабу относится к Харидаси, как к близкому человеку. Она не домашняя мебель, она — человек. И если их отношения ограничатся лишь его стараниями не замечать и не думать о ней…
— Господин Чокроборти, — перебила его Хемонкори. — Неужели вы думаете, что мой Нолин не способен отнестись к Харидаси, как к родственнице? Пока прямых доказательств у меня нет, но весьма вероятно, что он уже начал помышлять о том, как сделать ее жизнь со мной более приятной и счастливой. Не исключена возможность, что он даже успел кое-что для этого сделать.
— Теперь я спокоен, — заявил дядя. — Но прежде чем уйти, мне хотелось бы поговорить с самим Нолинакхой. В мире редко встречаются мужчины, могущие взять на себя заботу о счастье женщины. А Нолинакху небо доделило именно требуемыми для этого качествами. Я постарался бы ему внушить, чтобы он не сторонился Харидаси из ложного чувства каких-то опасений, а смотрел за ней и заботился о девушке, как о родном человеке.
Доверие, оказанное Чокроборти ее сыну, пришлось Хемонкори по сердцу.
— Из страха вызвать ваше недовольство, я держала Харидаси подальше от Нолинакхи. Но я знаю своего сына, можете в нем не сомневаться.
— Буду говорить с вами откровенно, — сказал Чокроборти. — Есть слух, что Нолинакха-бабу скоро женится. Говорят, невеста не так уж молода и училась больше, чем у нас принято. Вот я и думаю, как бы Харидаси…
— Понимаю! — перебила его Хемонкори. — Но можете не беспокоиться, свадьбы не будет.
— Неужели помолвка расстроилась?
— Там и расстраивать-то было нечего. Ведь Нолин никогда не хотел этого брака, это я настаивала. Но насильно человека счастливым не сделаешь. Всевышний знает, что я, судя по всему, так и умру, не увидев ею женатым.
— Нет, нет, не говорите этого! — воскликнул Чокроборти. — А мы-то на что? Я сам не откажусь от угощений и подарков, причитающихся свату.
— Вашими устами да мед пить, господин Чокроборти, — вздохнула Хемонкори. — Мне очень больно, что по моей вине Нолин, будучи в таком возрасте, еще не обзавелся семьей. Вот я и поспешила с этой помолвкой, ничего как следует не обдумав. И, как видите, неудачно. Теперь займитесь этим вы: только торопитесь, долго я не проживу.
— И слушать не хочу! — возразил дядя. — Вы еще долго проживете и своими глазами увидите будущую невестку. Я знаю, какая вам нужна: не очень молоденькая, но чтобы уважала вас и во всем была покорна. Другая тут не подойдет. Перестаньте же беспокоиться, с помощью всевышнего я все устрою. Теперь, если вы не возражаете, я пойду к Харидаси и преподам ей несколько наставлений, как себя вести. А вам пришлю Шойлоджу. С тех пор, как она вас увидела, ни о ком больше и говорить не желает.
— Нет, вы лучше побеседуйте все вместе. У меня есть кое-какие дела.
— Моя удача, что у вас есть «дела»! — засмеялся Чокроборти. — Не сомневаюсь, что немного погодя мы сможем с ними ознакомиться. Признайтесь, что вы идете готовить угощение для счастливого брахмана, который найдет невесту вашему сыну.
Войдя в комнату, где сидели обе названые сестры, Чокроборти заметил, что глаза Комолы блестят от слез. Он молча сел рядом с дочерью и вопросительно посмотрел ей в лицо.
— Папа, я сказала Комоле, что пришла пора все открыть Нолинакхе-бабу, — объяснила Шойлоджа. — А твоя глупышка Харидаси ссорится со мной из-за этого.
— Нет, диди, нет, — возразила Комола. — Умоляю тебя, не говори больше об этом. Это невозможно!
— Дурочка! — с негодованием воскликнула Шойлоджа. — Ты будешь молчать, а Нолинакха тем временем женится на Хемнолини. С самого дня твоей свадьбы ты столько страдала, что едва не умерла! Зачем же подвергать себя мукам?
— Не рассказывай обо мне никому, диди! — просила Комола. — Я все могу вынести, только не позор. Я вполне довольна тем, что имею. И вовсе не несчастна. Но если ты все ему откроешь, как останусь я в этом доме? Как я буду жить?
Шойлоджа не знала, что ей возразить. Но молча смотреть, как Нолинакха женится на Хемнолини, она считала недопустимым.
— Еще неизвестно, состоится ли эта свадьба, — сказал дядя.
— Что ты говоришь, отец? — изумилась Шойлоджа. — Ведь мать Нолинакхи уже дала свое благословение Хемнолини!
— Благодаря милости всевышнего оно потеряло свою силу, — сообщил дядя. — Оставь все свои страхи, дорогая Комола, правда на твоей стороне.
Комола не могла взять в толк, что сказал дядя, и смотрела на него широко раскрытыми глазами.
— Помолвка расстроилась! — объяснил Чокроборти. — Нолинакха-бабу и не соглашался на этот брак, а на его мать снизошло просветление.
— Спасены, отец! — радостно закричала Шойлоджа. — Вчера, узнав о помолвке, я не могла уснуть всю ночь. Но все-таки долго ли еще Комола будет жить в своей семье, как чужая? Когда же, наконец, все выяснится?
— Не надо спешить, Шойла, — сказал Чокроборти. — Все придет в свое время.
— Мне ведь и так хорошо, — вмешалась в их разговор Комола, — лучше не может и быть. Я теперь очень счастлива. Стараясь мне помочь, вы только сделаете хуже, дядя. Молю у ваших ног, никому обо мне не говорите. Оставьте меня здесь, в укромном уголке, и забудьте о моем существовании. Я счастлива и без того.
На глаза ее навернулись слезы.
— Ну, дорогая, зачем же плакать? — встревожился Чокроборти. — Я прекрасно понял, что ты хотела сказать. Мы твоего покоя не нарушим. Судьба сама мало-помалу все поставит на свое место, и с нашей стороны было бы безумием что-нибудь тут портить. Не бойся! Я стар и разумею, как следует поступать.
В эту минуту вошел Умеш с неизменной улыбкой на лице.
— Что ты хочешь? — спросил его дядя.
— Там, внизу, пришел Ромеш-бабу и спрашивает доктора.
Комола побледнела. Чокроборти быстро встал и сказал:
— Не пугайся, дорогая. Я все улажу.
Он спустился вниз и взял Ромеша под руку.
— Пройдемтесь, Ромеш-бабу. Прогуливаясь, мы сможем с вами поговорить.
— Как вы здесь оказались? — удивился Ромеш.
— Из-за вас, — ответил дядя. — Я очень рад вас видеть. Пойдемте, я должен вам кое-что сказать.
Он вывел Ромеша на улицу.
— Зачем вы пришли сюда, Ромеш-бабу? — спросил Чокроборти, когда они покинули дом Нолинакхи.
— Я хотел поговорить с доктором Нолинакхой. Считаю необходимым рассказать ему все про Комолу. Иногда мне кажется, что она жива.
— Предположим, Комола действительно спаслась и встретилась с Нолинакхой. А приятно ли будет ему услышать ее историю от вас? — спросил дядя. — У него старая мать, и если бы она узнала все подробности, вряд ли Комоле стало бы от этого лучше.
— Не знаю, как посмотрит на это общество, но доктор Нолинакха должен знать, что Комола ни в чем перед ним не виновата. Если же она в самом деле умерла, то Нолинакха должен относиться к ее памяти с большим уважением.
