Выражение его лица становится сердитым.
— Иди, — снова приказывает он, только на этот раз хватается за прутья решетки и слегка встряхивает их.
Я нерешительно подхожу к мужчине, стараясь оставить достаточно места между нами на случай, если он решит что-то сделать.
Он достает из кармана простой бутерброд с колбасой, маленькую бутылку воды и бросает на пол рядом со мной. Не говоря ни слова, он поднимается по лестнице, оставляя меня в темноте.
Без лишних раздумий бутерброд и вода быстро съедаются в рекордно короткое время. Внезапное сильное желание блевать пронзает меня, и я выплевываю все только что, съеденное.
Маленькая слеза скатывается по моей щеке, и я позволяю себе, наконец, осознать свое положение. Я одинока, физически измучена, эмоционально истощена и лежу в луже собственной блевотины. Мой бедный папа, наверное, сходит с ума, а мама, о боже, моя мамочка, наверное, сейчас просто в ужасе. Потом я думаю о Карсоне, и мое сердце разрывается еще больше.
Я понятия не имею, где нахожусь. Все, что я знаю: я буду стараться изо всех сил, и не позволю никому сломить меня, как бы сильно они ни старались. Я буду защищать себя и своего ребенка, несмотря ни на что.
Плеск воды прорывается сквозь мои мысли, и я вижу маленькую, хрупкую девочку. Ее черные волосы длинные и растрепанные, и похоже, что она одета в коричневый мешок. Ее бледная кожа почти прозрачна, а глаза остекленевшие.
Она осторожно подходит к клетке, входит в нее, ставя ведро на пол рядом со мной.
Я смотрю, как она выжимает губку в ведре и начинает мыть мои ноги. Теплая мыльная вода на мгновение приносит облегчение, но я с подозрением смотрю на нее.
Она продолжает стирать грязь с ног, когда я замечаю старые и свежие синяки на ее коже. Должно быть, ее постигла та же участь, что и меня, только, вероятно, еще хуже. Мое сердце трепещет за нее.
Она снова выжимает губку и моет мои руки, продолжает мыть меня, пока не достигает моего живота, и я знаю, что должна сделать.
— Пожалуйста, ты должна мне помочь, — в этот момент мои глаза полны отчаяния. — Мне нужно выбраться отсюда!
Смущение и нерешительность мелькают на ее лице.
— Я беременна, пожалуйста, помоги мне сбежать! — хрипло шепчу я, чертовски надеясь, что она поймет.
Положив холодную руку мне на живот, она закрывает глаза.
— Ребенок, — ее голос с сильным акцентом трудно разобрать, но невозможно ошибиться в том, что она сказала.
— Да, ребенок! Пожалуйста, помоги мне, — говорю я.
Она печально смотрит на меня.
— Нет помощи, только смерть.
Я делаю резкий вдох, невольно хватаясь за живот.
— Нет, пожалуйста!
Ее лицо становится темно-красным, и она рычит на мою руку, а затем на потолок.
— Los monstruos*.
— Нет, ты не понимаешь, — она, должно быть, думает, что мужчины сделали это со мной, я отчаянно пытаюсь подобрать правильные слова, чтобы она поняла. — Никаких los monstruos детей. Mi bebe! Ayudame por favor! — я не очень знаю испанский, но отчаянно надеюсь, что она сможет понять.
Облегчение переполняет меня, когда на ее лице появляется понимание. Она кладет свою руку поверх моей.
— Молись, — это все, что она говорит, прежде чем оставить меня в темноте.
Похоже, только бог поможет мне сейчас, поэтому, все еще держась рукой за живот, я шепчу в темноту:
— Боже, пожалуйста, спаси нас.
~
Карсон
Я думал, что знаю, что такое сожаление и страх, но к этому я не был готов. Я, черт возьми, передал ее нашим врагам, и бог знает, что они с ней делают.
Моя Элайна. Беременна от меня.
Так много злости течет по моему телу, пусть бог поможет следующему человеку, который придет в этот гребаный офис и задаст мне еще хоть один гребаный тупой вопрос. Я не могу ни спать, ни есть, ни даже поссать, зная, что она где-то там.
Джейс входит, чуть не получив в лицо осколки кружки, которую я только что швырнул в стену.
— Черт возьми, чувак!
Я не извиняюсь, просто сижу в комнате для совещаний, ожидая, когда появятся остальные мужчины.
Злость – это преуменьшение того, что я сижу здесь и не разрываю этот гребаный город на куски, пытаясь найти ее. Одному богу известно, сколько крови я уже пролил в этом штате только за то, чтобы получить хоть какую-то информацию о ее местонахождении. Винни созвал собрание и потребовал, чтобы я был там, независимо от того, насколько он взбешен этой ситуацией.
Винни входит, запирает за собой дверь и держит флешку. Мой разум сходит с ума, когда его пепельное лицо направляется к компьютеру в углу комнаты.
— Смоки оставил это перед тем, как сегодня его тринадцатилетний сын нашел его мертвым в постели.
Джейс стучит кулаком по столу.
— Сукин сын! — шепчет он себе под нос.
Я остаюсь бесчувственным, мое тело и разум уже прошли стадию шока и гнева. Винни вставляет флешку в USB-порт и щелкает по файлу. Сначала это пустой экран, пока я не вижу ее, и тогда весь ад вырывается на свободу.
Комментарий к Глава 37 * Los monstruos – “монстр”
Mi bebe! Ayudame por favor! – “Мой ребенок! Помоги мне, пожалуйста!”
====== Глава 38 ======
Элайна
Не знаю, как долго я здесь пробыла, но, видимо, достаточно долго, чтобы привыкнуть к здешней еде, спальному месту и ведру с мылом. Никаких следов Дмитрия и его людей, и за это я благодарна. Однако сегодня меня разбудили мужские шаги, спускающиеся по лестнице. Я поднимаю голову, и тут же на меня обрушивается вспышка яркого света.
— Доброе утро, кукла, хорошо спалось? — от голоса Дмитрия меня бросает в дрожь. — Ох, как я скучал по тебе, пока прятался от твоего отца, но не беспокойся, кукла, я вернулся и останусь здесь, — он рявкает по-русски двум парням, и они оба входят в клетку, грубо поднимают меня с пола и выводят из нее.
Дмитрий окидывает взглядом крохотную тряпочку на моем теле.
— Ванна и еда будет полезна, ага?
Я не доставляю ему удовольствия и не показываю страх.
— Свяжите ее! — он хлопает в ладони.
Оба мужчины поднимают меня к цепям, свисающим с потолка. Я пытаюсь сопротивляться, но до меня доходит, что я должна беспокоиться не только о своей безопасности, но и о безопасности моего ребенка.
— Посмотри на себя, уже послушная, — подмигивает Дмитрий, и я пристально смотрю в пол, пока мужчины широко разводят мои руки и ноги.
Звук записи на видеокамере приводит меня в состояние повышенной готовности. Оба мужчины надевают маски, и меня охватывает ужас. Я знаю: что бы ни случилось, это погубит меня навсегда.
Реальность поражает, как только на камере загорается красная лампочка.
— Такая красавица. Как жаль, что она была беззащитна… ц-ц-ц… знаешь, как говорят, Винченцо, око за око, — он подносит камеру ближе к моему лицу, я смотрю вниз.
Он с силой хватает меня за подбородок, направляя его на камеру.
— Хочешь что-нибудь сказать, моя маленькая кукла? Попрощаться? Последнее слово? Я думаю, ты хочешь что-то сказать своему бойфренду, Карсону, не так ли?
Звук его имени, исходящий из его рта, почти отпугивает меня, но я не могу показать никаких признаков слабости. Особенно потому, что я знаю, что мои близкие будут смотреть это, а я хочу выйти отсюда сильной не только для ребенка, но и для себя.
Он опускает камеру к моей груди, крепко сжимая одну из них.
— Так прекрасно, — шепчет он.
Резко единственная часть одежды, которая защищает меня от любопытных глаз этих людей, срывается. Мужчины издают низкий свист, и один из них ласкает мою грудь.
— Нет! Не трогай, нетерпеливый. Время играть.
Дмитрий держит камеру, обводя каждый дюйм моего обнаженного тела.
— Какой будет позор, когда я погублю тебя, кукла.
Толика страха вспыхивает во мне, когда он хватает меня сзади за волосы, а его язык лениво скользит по моему уху.
— Я могу делать с тобой все, что захочу, и все благодаря твоему папаше.
— Пожалуйста, Дмитрий, отпусти меня, — моя голова мотается в сторону, боль вспыхивает в щеке.
