— Ясно, во мне тонна синтетических трубок, которые выполняют функцию моей прямой кишки, так?
— Как-то так…
— Последствия пыток…
— К сожалению. И еще…
— Неужели, мало? — я вымученно засмеялся.
— Аль… У тебя было заражение и… врачи удалили одно… ну…
— Мне отрезали мужские органы?
— Нет, не все! Только правое яйцо.
— Забавно.
Я вновь тихо засмеялся. Ты меня не понял и испугался.
— Альентес…
Диего, ты так искренне переживал, хотя, в общем-то, не было повода.
— Скажи, — прошептал я, — Ну и зачем я такой тебе нужен?
— Придурок! — ты склонился надо мной и нежно заключил мое лицо в свои большие ладони.
— Ответь…
— Я же люблю тебя. Даже, если это прекрасное лицо, — мое лицо оказалось в тисках нежных, но жадных до прикосновений пальцев, — Даже, если бы оно все было в шрамах, или изуродовано до неузнаваемости, да, я бы не посмотрел на такую мелочь… Я бы продолжал тебя любить.
— И ты готов жить с калекой? — мой тон стал серьезнее некуда.
— Да!!! Черт возьми! Какую же ты ерунду иногда несешь. Конечно, я буду с тобой. Ты мой… Целиком и полностью мой! Вот увидишь, все будет у нас хорошо. С протезами ты даже не поймешь, настоящие ли у тебя нога и рука или нет.
— Ты настолько воодушевлен.
— Конечно! Главное ты жив! Мне больше ничего не надо. Моя жизнь всецело заключена в тебе одном.
— Диего… Ну зачем так. Я не заслужил, серьезно. Скверный я человек…
— Не надо, я запрещаю тебе так о себе отзывать. Ты принадлежишь мне, а значит, обязан меня слушать! — ты улыбнулся, — Знаешь, если даже и была в тебе скверна, то она вся отчистилась болью во время пыток, а потом вышла вместе с кровью, когда тебя ранило взрывом. Рука и нога достаточная плата за катарсис, как считаешь?
— Хорошо, как скажешь, — я улыбнулся.
— Аль… Ты снова со мной, так хорошо. Больше никогда меня не оставляй, я не отпускаю. Покинешь меня — и я умру.
Диего, ты прижался ко мне, и я почувствовал себя совсем маленьким ребенком, испытывающим чувство безграничной безопасности, оказываясь в крепких объятиях отца.
— Тебе действительно так дорого наше общение? — шепнул я, шевеля дыханием твои седые пряди.
— Да! Я весь мир отдам за одну только улыбку моего любимого. Тебя, Аль.
Я посмотрел на тебя и вздохнул, вспоминая всю прожитую жизнь.
Судьба подарила мне всего лишь трех близких людей. Игнасио, Джорджа и тебя, Диего. Каждый из них влиял на меня, так или иначе, оставляя в моей душе глубокую борозду памяти. Игнасио стер мою прежнюю душу, сломал меня и поставил на колени. Он приказывал, а я как слуга покорно исполнял. Игнасио был Дьяволом, испытавшим восторг от издевательств над ребенком. Он вбил мне в голову гнилую мораль, а я поверил и посчитал, что люблю его. Но хорошо, что опьянение ложью спало, как пелена. Игнасио в прошлом, и мне стоило бы его возненавидеть. Но сейчас моя душа спокойна, и я, наоборот, прощаю его. Пусть его судят иные силы, а я не хочу.
Из мрака пустоты, развернутой в моей душе Игнасио, меня вывел Джордж. Вот, кто стал моим истинным наставником. Он показал мне жизнь и вернул человеческое лицо и уважение к себе… Мне так его не хватает! Джордж… Он никогда не унижал меня, разве что однажды, но тогда он действовал согласно своим обязательствам в Акведуке. Без обид, я сам виноват. Джордж! Он не приказывал, он объяснял мне. И я слушал его, следовал за логикой и здравым смыслом. Гленорван научил меня многому, даже его последний час жизни стал мне уроком. Джордж открыл мне глаза и показал, что действительно важно для меня. Актер… Он устал жить, он заставил меня убить его… Печально, я скучаю по нему, но в тоже время, я рад, я счастлив, что Гленорван заставил меня услышать свое сердце. Если бы не Джордж, возможно, я никогда бы не решился следовать своим собственным желаниям, если бы не он, я бы никогда не понял, что по-настоящему люблю тебя, Диего, а главное хочу быть с тобой. Да, я не мог тогда, перед взрывом, пойти с тобой, но даже стоя напротив и смотря в твои обезумевшие от страха за меня глаза, я понимал, что мечтаю оказаться в твоих объятиях. Я принял себя. Спасибо, Джордж, спи спокойно! Надеюсь, ты обрел то, что хотел.
Диего, ты третий и самый дорогой мне человек. Ты сказал, что я твоя жизнь? Нет, ты не понимаешь, это ты для меня смысл бытия. Честно, я, как и Джордж, дико устал. Но лишь ради тебя я продолжу бег по времени. Ты для меня все, и я буду служить твоему благу. Человек, который никогда не принуждал меня, а наоборот, возвеличивал до незаслуженных высот, ты, Диего, постоянно доказывал мне мое право на счастье. Стоило тебе только попросить, и я готов был сделать что угодно, настолько твои просьбы проникали мне в душу. Диего, я стану тебе самым верным слугой, я кину свою никчемную жизнь на алтарь твоего счастья! Да, ведь это самая желаемая для меня участь. Я счастлив оказаться полезным тебе. Я буду жить ради тебя… Только ради тебя.
И теперь, когда мы, наконец, вместе, в письмах нет больше никакой нужды. Это мое последнее письмо, ведь сейчас, я могу сказать тебе все прямо и без утайки, сказать, смотря в твои зеленые глубокие глаза, глаза моего возлюбленного, тебя, Диего!
Он вдумчиво изучал меня, а потом, растянув бледные губы в несуразной улыбке, прошептал:
— Наклонись ближе, Диего.
Я кинулся выполнять его желание, припадая почти вплотную к его лицу. Тогда Аль обнял меня единственной рукой и уверенно произнес:
— Диего, если все обстоит так, как ты сказал, то… Я выкарабкаюсь, я сделаю все, чтобы выжить. Диего! Я буду жить ради тебя…
— Аль, мой дорогой, Аль… Я верю в тебя, жизнь моя, душа моя!
И не дожидаясь его ответа, я навязал ему свой жадный поцелуй.
Таким образом, мы подписали уговор на жизнь, и Аль его выполнил. С того дня он стремительно стал идти на поправку, удивляя окружающих и заставляя врачей лишь разводить руками. Мой Альентес победил судьбу, предрассудки и, если угодно, себя самого. Он жил, а я дышал в унисон вместе с ним.
Такова сила любви, и нет для нее преград на этом и на том свете, вовеки веков…
Пожалуй, Аминь.
Эпилог. ЮДОЛЬ ПЛАЧА
Шло время, монастырь менялся. Дедал закрутил гайки, и все монахи, словно отлаженный оркестр, ходили по струнке. Розенкрейцеры стремительно отвоевывали у Акведука потерянные некогда позиции. Во вражеской организации после смерти Гленорвана начались разброд и шатания. Кто ж знал, что змей Акведука вдохновляет стольких людей организации. Мне было приятно мстить Итону.
Но это не главное.
А главное жило со мной и подле меня, радуя каждый день своим присутствием.
Сразу после выздоровления Альентесу приладили протезы. Выглядел он как робот, железные рука с ногой, и бок, наполовину обвернутый металлическим панцирем, полностью повторяющим контуры тела. Техника братства поражала, не будь протезы железными, я бы подумал, что они настоящие конечности, настолько Аль не ограничивался в движении.
Казалось, Альентес не переживал, по крайней мере, он не показывал.
Но это не так, он просто не хотел меня огорчать. Я помню первый день после его выписки. Он едва успел отойти от изнурительных операций по вживлению протезов и выглядел крайне болезненно.
Мы встретились под раскидистым деревом, с которым нас связывали общие воспоминания.
— Аль, как ты? — спросил я, касаясь его плеча рукой.
Под черной сутаной холодело железо. Мне захотелось отдернуть руку, но я не пошел на поводу у эмоций, ведь они могли обидеть моего любимого.
— В порядке, — отозвался он, отводя глаза в сторону.
— Я сигарет принес. Будешь?
— Конечно. Теперь в них есть особая необходимость.
— Почему?
— Не хочу, чтобы голос стал женским.
— Аль, — я обнял его, — Не станет. Тебе ведь не все ампутировали.
— Диего…
— Ну что ты? — я поцеловал его металлическую ладонь.
Альентес поморщился.
