В железном дребезжащем нутре летающей машины скопились люди, монахи сидели как один с мрачными лишенными надежды и смысла жизни лицами. Они прошли ад.
Я же его продолжал испытывать на себе.
Я склонился над своим изувеченным другом, сжимая его единственную руку. Врачи передвижного госпиталя братства, что колдовали над ним, изредка шикали в мою сторону, дескать, мешаю, но сделать со мной ничего не могли. Я не на шаг, хотя какой там, не на сантиметр не отходил от Альентеса. Хорошо, что Рауль летел на другом вертолете, он бы точно не вынес зрелища.
Кровоточащий обрубок, оживающий под взмахами рук врачей, вызывал смертельное чувство тоски и скорби. Аль, прикрепленный к тонне проводов и капельниц, лежал на полу вертолета и, изнывая от лихорадочной боли, отрывисто дышал. Бинты, что перевязывали его раны, вмиг становились алыми, и врачам снова приходилось их менять. Я бы не выдержал чудовищного зрелища, если бы не одно но…
Он дышал! Я слышал пронзительные сипы его легких, видел, как вздымается взмыленная грудь, и смотрел за ликами страданий сменяющими друг друга на лице Альентеса.
— Он будет жить? — я обреченно спросил у врачей.
— Кто ж его знает! Мы делаем все возможное, — ответил мне суровый брат из медицинского отдела.
— Ему больно! Сделайте что-нибудь…
— Уже, но у парня страшные раны, к тому же из-за сыворотки остальные лекарства действуют в полсилы.
— Черт!
— На его раны наложились и травмы, полученные во время пыток в тюрьме Акведука.
— Так не должно быть! — орал я, как безумный, — Сделайте же что-нибудь! Спасите его!
— Мы контролируем его состояние. Осталось потерпеть до монастыря, там подключим к аппаратам… Но знайте, после этого, все будет в руках высших сил. Если его организм пойдет на поправку — случится чудо.
Я несмело коснулся лица своего Аля, такая нежность нахлынула на меня, что я даже не пытался сдержать слез.
— Только живи, — шепнул я, — Мне больше ничего не надо… Только живи.
Когда мы приземлились и вышли на свежую траву монастырских земель, меня охватило смятение. Раненых в первый момент устроили, как придется, на земле, естественно положив на носилки. Я остался возле Аля… Но нервозность только усиливалась.
Когда ко мне подошел Рауль и Фабрицио, я тихонько, чтобы не разбудить задремавшего Аля, спросил:
— Чего ждем?
— Дедал обещал спуститься встретить нас, — отозвался Фабрицио, удрученно рассматривая уменьшившееся вдвое тело моего Альентеса.
— Аль слишком тяжелый… — гаркнул я, — Мы не можем здесь прохлаждаться по прихоти председателя.
Мои товарищи переглянулись. Очевидно, я был прав, но они не знали, что мне ответить.
Наконец, Дедал соизволил подойти. Он был одет в черную сутану простого монаха, которая подходила к обстановке куда лучше нежели великолепие лиловых одеяний старейшин.
Председатель с грустью оглядел поляну, устланную носилками с раненными бойцами, и подошел к Фабрицио.
— Как миссия? — буркнул он.
— Огромные потери, — глухо отозвался собрат.
— Я вижу. Диего и Томас отбиты у Акведука?
— Да…
Дедал скользнул взглядом по мне и телу Альентеса, возле которого колдовал медбрат, прилаживая очередную капельницу.
Лицо председателя сделалось суровым, губы превратились в крепко сжатую линию.
— И его? — небрежно осведомился он у Фабрицио.
— Да, — тот потупил голову.
— Вообще-то, Альентес нас не предавал. Он устранил врага номер один Джорджа Гленорвана, — неожиданно бойко вступился мой наставник.
Дедал задумчиво покачал головой и снова посмотрел на нас с Алем. Я ответил на его бесцеремонный взгляд. Нет, я не просто смотрел на Дедала… и не было в моих глазах мольбы. Я его испепелял! Если бы он только стал гнуть свою линию, я бы в одночасье свернул ему шею. Не в том состоянии я находился, чтобы смиренно сносить несправедливость к моему возлюбленному.
— Да, конечно, — внезапно заговорил Дедал, делая спокойное выражение лица, хотя я уловил в нем неожиданную тень сочувствия, — Он хорошо сработал под прикрытием. Пускай и пришлось для убедительности пожертвовать двумя собратьями, цель он достиг. Альентес устранил змея Акведука. Не понимаю, чего вы замерли. Окажите раненым помощь!
— И Альентесу? — вкрадчиво поинтересовался Рауль.
— Естественно, — раздраженно кивнул Дедал.
— Политика стремительно меняется, — отозвался мой наставник.
Председатель ничего не ответил, он распорядился об организации траура и удалился в свои покои.
Доктора братства засуетились, как пчелы, собирая раненых, словно нектар молодых цветов.
Альентеса забрали в первую очередь, его ранения ни в какое сравнение не шли с травмами остальных братьев.
Реанимация. Тяжелая дверь герметичного пластика, под ней я дневал и ночевал, пока мне не разрешили быть рядом с Алем. У него поочередно отказывали разные органы, мало того постоянно приходилось реанимировать сердце, да и аппарат вентиляции легких должен был оставаться всегда под рукой.
Мой Аль. Я видел только часть его тела, все остальное место занимали провода, приборы, капельницы. Он утопал в них.
Врачи разводили руками. Ничего не обещали, но и не давали повода окончательно сдаться. Все же Альентес держался.
Ему сделали немыслимое количество операций, я даже сбился со счета, настолько привык к нервозному состоянию. Я не ел, не спал, ничего не хотел и даже не обращал внимания на людей вокруг.
Альентеса перешили внутри всего. Весь правый бок был восстановлен с помощью технологий — пластичными материалами заменили уничтоженные ткани, срастив их с живыми. Фактически все внутренности представляли собой соединение искусственных имплантатов и живого тела. Врачи говорили, что это следствие пытки, когда Алю повредили большую часть кишечника, другие же органы с правой стороны пострадали во время взрыва.
На исходе второго месяца, у него началось воспаление.
Тогда ко мне пришел главный врач ордена и похоронным голосом сообщил:
— Диего, мне жаль…
— Что такое!!! — я впился ему в плечи, ожидая самого худшего.
— Дело в том, что нам, видимо, придется ампутировать часть половых органов… Он лишится правого яйца. Мы ничего не можем поделать.
Врач развел руками.
А я готов был его прикончить на месте. Ну, он в своем уме, так меня пугать!?
— Иди к черту! — завопил я, — Делайте, что хотите, лишь бы он жил!!! Мне все равно… Мне неважно… я люблю его любым. Любым…
Врач понимающе закивал головой, однако помочь мне он никак не мог.
В конечном итоге операция прошла успешно, одна из проблем была решена.
Тянулись дни, месяцы, Аль находился между жизнью и смертью. Но он держался…
Я обосновался у него в палате, спал рядом, ухаживал за ним, открывал окно, чтобы он мог насладиться пением птиц и ароматом монастырского сада. Я держал его за руку, гладил по голове, шептал ласковые слова, я хватался за все призрачные возможности, которые хоть немного сулили спасение Альентеса из лап смерти. Я хотел, чтобы он знал, он не один, я с ним рядом, и мы навсегда вместе.
Рауль частенько заходил к нам, проведать Альентеса и поболтать со мной, его верной сиделкой. После того, как он второй раз отказал Дедалу и вышел из состава наставников, перейдя в разряд воспитателей детских групп, у Рауля стало много свободного времени. Мне показалось, что за долгие годы, он, наконец, обрел некое подобие покоя. Дети его просто обожали, что и следовало ожидать, ведь так было всегда. А Рауль в окружении детской беззаботности и радости, сам погружался в легкость юности. Он забывал о своих неудачах и огорчениях. И, слава богу, я искренне радовался за наставника.
Однажды он принес медведя и положил на тумбочку у изголовья кровати.
— Его зовут Ран, — ласково произнес Рауль, касаясь рукой щеки Аля, — Теперь он будет охранять тебя. Смотри, не сдавайся, ты нужен нам живым!
— Знакомый медведь, — с презрением сказал я, косясь на игрушку.
