— Ты ведь окажешь мне эту крошечную услугу, правда, Бенджи?
— Мама, я же просил не называть меня так. А то я всякий раз чувствую себя маленькой лохматой шавкой.
Переложив телефонную трубку к другому уху, Бенджамин Лак потянулся за чашкой кофе, стоявшей перед ним на столике. «Крошечные услуги», о которых просила мать, обычно требовали от него титанических трудов, и он пожалел, что под рукой нет ничего крепче кофе. Почему-то у Бена возникло предчувствие, что не мешало бы ему выпить еще до завершения этого телефонного разговора.
— Извини, дорогой. Я постараюсь запомнить. Так, о крошечной услуге… — сказала мать, возвращаясь к причине междугородного звонка на квартиру Бена в Портленд, штат Огайо.
— «Крошечной»? — недоверчиво переспросил Бен. — Ты хочешь, чтобы я на неопределенное время забросил работу и стал носиться зайцем по всей стране, разыскивая сбежавшую дочь твоей полоумной подруги? Дочь, которой, заметим, уже давно исполнился двадцать один год и которая имеет полное право убегать из дому, если ей заблагорассудится.
— Но, дорогой, ты же сам говорил, что теперь, когда ты покончил с последним делом, у тебя появилось немного свободного времени. И я ведь не прошу тебя заняться чем-то совершенно непривычным — ты же, в конце концов, и так занимаешься расследованиями.
— Мама, я расследую дела о попытках обмана страховых фирм. Едва ли это позволяет считать меня…
Мать беспечно пропустила его возражения мимо ушей, что нисколько не удивило Бена.
— И ты собирался взять неделю отпуска, верно? Так что не говори, что у тебя нет времени.
— Видишь ли, отпуск предполагает занятия тем, чем действительно хочется заняться. Лично я предпочел бы отдохнуть, развлечься, расслабиться.
— Но родные Энди очень беспокоятся. Раньше она ничего подобного не вытворяла — не бросала работу и не сбегала из дому, чтобы «найти» себя. Всегда была такая ответственная, такая разумная, такая надежная. Все считали, что она быстро возвратится домой, но прошло уже почти четыре месяца…
— Слушай, мам, я знаю, что вы с Глэдис Макбрайд дружны с незапамятных времен…
— Да, это так.
— …но, по-моему, мы не имеем никакого права вмешиваться в жизнь ее дочери, — твердым голосом продолжал Бен. — Ты сказала, Энди двадцать пять. Она уже давно совершеннолетняя и вольна поступать так, как ей угодно. У нас нет юридических прав выслеживать ее, нет никаких оправданий…
— Бен, я не сказала тебе еще кое о чем, — снова, осторожно подбирая слова, оборвала его Джесси Лак. — Энди не просто ушла из дому, тут кое-что посерьезнее.
Бен подавил стон. У Джесси всегда находилось «еще кое-что». И всегда это означало какой-то немыслимый переплет. В подтверждение этому Бен мог показать несколько шрамов.
— О чем ты мне еще не сказала, мама? — вздохнув, спросил он.
Мать осторожно кашлянула.
— Видишь ли, этот экстрасенс…
Закрыв глаза, Бен снова на ощупь потянулся за чашкой кофе. Было всего восемь утра, а ему уже хотелось выпить чего-нибудь покрепче.
Испуганный мальчуган только взглянул на ярко-красный нос Энди Макбрайд, на ее намалеванную, до ушей, улыбку и волосы всех цветов радуги — и тотчас же пронзительно заверещал, охваченный неподдельным ужасом. Такая реакция не была для Энди неожиданной, она уже знала, как с ней справляться. Быстро отступив от малыша на безопасное расстояние, она протянула ему пестрый воздушный шарик и засюсюкала:
— Не плачь, зайчишка. Хочешь, я дам тебе шарик?
Продолжая всхлипывать, мальчик с вожделением взглянул на воздушный шарик, но страх перед клоуном пересилил. Его отец, один из тех самоуверенных мужчин, которые не позволяют сыновьям плакать и которых Энди терпеть не могла, грубо подтолкнул сына вперед.
— Это же просто клоун, Бобби. Перестань хныкать и возьми шарик.
Энди, отступив еще на шаг, покачала покрытой париком головой.
— Не надо, не принуждайте его. Вот, возьмите шарик и дайте мальчику сами.
— Мой парень не станет трусить перед клоунами, — резко ответил мужчина, снова подталкивая упирающегося мальчика вперед.
— И все же лучше, если вы не будете сейчас настаивать, — сказала Энди, стараясь держаться от ребенка на некотором расстоянии.
— Гарольд, Бога ради, возьми шарик, — сердито приказала супругу мать ребенка. — Я хочу пить, да и устала, хорошо бы немного посидеть.
— Смотри, мама, клоун! Раздает воздушные шарики! Привет, клоун. Можно мне взять один? — воскликнула подбежавшая девочка в розовых штанишках.
Следом за ней спешили ее братья и сестры мал мала меньше, явно не страдающие клоунофобией. Отпихивая друг друга, они проталкивались поближе к Энди.
Несколько успокоенный энтузиазмом других детей, мальчик перевел взгляд с ухмыляющегося отца на обворожительную улыбку Энди и неуверенно протянул к шарику грязную ручонку. Энди вложила в нее веревку, стараясь не делать резких движений.
— Ну вот. Держи крепче, ты же не хочешь, чтобы он улетел?
— Я намотаю ему веревку на руку, — сказала мать мальчугана, уводя его прочь. — Спасибо, — добавила она, не оборачиваясь.
Сдавленно вздохнув, Энди переключилась на стайку детей, копошащихся у ее обутых в огромные башмаки ног и требующих к себе внимания.
— Ну, здравствуйте, мальчики и девочки! Кто хочет получить воздушный шарик?
— Я! Я!
Бен жевал яблоко в спасительной тени развесистого дуба и наблюдал за клоуном, работающим в нескольких ярдах от него. Вот, значит, какая эта Энди Макбрайд, размышлял он, пытаясь отгадать, как она выглядит под париком и толстым слоем грима. Разумеется, он видел фотографии, но смуглая миловидная девушка с темными волосами со снимков мало походила на это пестро разодетое, крикливо раскрашенное чучело. Если бы Бен не знал, кто перед ним, он затруднился бы ответить, мужчина или женщина скрывается под париком и мешковатым костюмом.
Оттянув ворот вязаной футболки с короткими рукавами, он подумал, как это Энди удается не взмокнуть под июльским техасским солнцем. На нем надето всего ничего, а он уже изнемог от жары, тогда как у нее даже пудра и румяна не тронуты потом.
Бен следил за девушкой уже полчаса, выгадывая момент, чтобы приступить к действиям. У него было безупречное прикрытие, но не хотелось начинать со лжи. И все же придется найти оправдание своему присутствию здесь. В парке перед цирком, заполненном детьми и их родителями, не так уж много праздно шатающихся в одиночку тридцатидвухлетних мужчин.
