1. Маргаритка
Ненавижу двадцатые числа месяца. И не потому что до аванса целая неделя, а потому что…
— Здравствуй, Риточка. Узнала?
Увы. От этого голоса кожа становится неприятно липкой даже от первого слова. Он звонит всегда. Строго по двадцатым числам. В разное время. Сегодня позвонил в рабочее. Может позвонить и ночью. И я должна взять трубку.
Сивый. Федор Иванович — бандит и мерзавец, в руках которого то, что я очень хотела бы скрыть.
Я столько раз надеялась, что он перестанет мне звонить. Что, может, его кто-то пристрелит в какой-нибудь разборке. Хотела представить, что все это не со мной, что нет никакого бандита, который тянет с меня деньги. Но нет, каждое двадцатое число — звонок от него все равно происходит. Каждый раз мой желудок скручивается в холодный плотный комок.
— Как у тебя дела, детка? Готова ли выкупить флешку полностью? — он всегда звучит так ласково. И от этой его ласки всегда все внутри скукоживается.
— Я… Я собираю деньги.
Собираю, громко сказано. Когда на шее твоей кредитка, опустошенная под ноль главным источником твоих неприятностей, съёмная квартира, да еще и ты сама плотно сидишь на крючке шантажиста — особо не отложишь. Но все-таки я пытаюсь…
— Ты ведь помнишь наши условия, Риточка. Полмиллиона за один раз — и ты свободна. Нет — платишь ежемесячно.
— Я помню… — у меня всегда обреченный голос в такие моменты, — я готова заплатить за месяц. Через два дня.
— Без задержек, Риточка? — мне кажется, Сивый опутывает меня своим голосом как спрут, оставляя тысячу липких пятен на строгой офисной юбке, на белоснежной блузке. — Не хочешь договориться о рассрочке? Я всегда иду навстречу красивым девочкам.
Припоминаю Сивого. Тяжелый, полный, мерзкий тип с блеклыми невыразительными глазами. Нет, я, конечно, точно знаю, что на моей жизни можно ставить крест — когда над головой висит дамоклова угроза, что твои непристойные фото разлетятся по соцсетям, по твоим знакомым, по родственникам — тут забоишься даже связываться с кем-то. Это же позор. Позор!
Но все-таки… С Сивым… От отчаянья… Боже, нет, на такое я не готова даже ради пары недель отсрочки…
— Я заплачу вовремя, — произношу сипло.
Он не настаивает. Он никогда не настаивает. Деньги Федор Иванович любит ничуть не меньше, а порой и даже больше, чем женщин.
— Номер карты тебе пришлют послезавтра, — буднично напоминает мне он, и на этом ненавистный мне разговор заканчивается, — не задерживай платеж, иначе сама знаешь что произойдет.
Знаю. Прекрасно знаю. И ни за что не допущу
Боже, как я в это влипла? Как допустила?
Как чересчур откровенные, грязно-похабные фотографии со мной на них вообще появились на свет, спросите?
Такое бывает.
Бывает, когда ты безумно влюблена в своего парня и смотришь ему в рот. И его слово закон, ты готова играть по его правилам. Он хочет пофотографировать тебя «в стиле ню». Боже, как это пикантно! Нет, это страшно, милый, стыдно. Ну, если ты так этого хочешь…
А потом он эти фотографии отдает в зачет долга, приговаривая тебя к вечному ношению оброка одному мерзавцу. Который уже давно вертится в подобных историях, у него связи в полиции, и он всегда-всегда наказывает тех, кто нарушает с ним договоренности…
Вот так бездарно была продана моя жизнь.
И я об этом молчу, разумеется. Мне осталась от бывшего только пустая кредитка, куча долгов и бандит с компроматом на десерт.
Возможно, в другом мире, в другом обществе это и было бы несерьезной проблемой. Не для меня. Я точно знаю, сколько ярлыков можно прилепить за одно такое разоблачение. Сколько моих знакомых будут плеваться мне вслед. И вслед моей родне, конечно же.
И даже то, что я смогла устроиться в хорошее место, добиться повышения, мне не помогает. Сивый всегда узнает о таких вещах. Три месяца назад мой «оброк» увеличился вдвое, потому что Сивый навел справочки о том, сколько я получаю на новом месте.
Иногда даже кажется, что жизнь кончена. А потом на моем столе пищит селектор. Вот как сейчас…
— Где мой кофе, Маргаритка? — раздраженный голос босса приводит в чувство. — И платье для Ланы уже доставили?
Ах, да, вот оно — то, что неизменно возвращает меня к жизни. Владислав Ветров. Мой босс и та еще заноза в заднице. И зачем я выпросила у него это повышение до его личного ассистента? Да, помню — все из-за денег.
— Да, вот буквально только что у нас был курьер, Владислав Каримович, — я встряхиваюсь, напоминая себе о том, что нет, я жива, у меня есть руки и ноги, я могу работать. А там, глядишь, и полмиллиона найду. Соберу. Когда-нибудь…
Полмиллиона. У меня даже квартира не своя! Была б своя — я бы продала уже, пожалуй.
— Давай сюда, живее, — босс требует немедленно предстать пред его очи.
Я поднимаюсь на ноги, заставляя себя сбросить оцепенение, что охватывает меня всегда, когда я слышу голос Сивого.
Дохожу до двери, но войти не успеваю. Быстрым шагом, под яростный стук каблуков, в приемную моего босса влетает роскошная длинноногая блондинка. Из тех, с кем можно даже не пытаться соперничать. Да, я её знаю…
— С дороги.
Лана Михальчук втоптала бы меня в паркет, если бы я вовремя не отскочила в сторону. Препятствовать ей — опасно и для психического здоровья, и для карьеры. С девушкой босса, как известно, не спорят. А уж с той, кто вот-вот станет его невестой — тем более. Да-да, невестой. Я месяц была перегружена еще и из-за организации вечеринки в честь их помолвки. И вот сегодня она наконец должна состояться. Так что… Да, ей можно без записи. Если она не вовремя — он сам её на место поставит…
— Лана? — я успеваю услышать голос Владислава Каримовича до того, как закрывается дверь. — Ты рано.
— Я была в ресторане, — с порога взвизгивает его звезда, и в её голосе слышатся слезы, — Влади, что за ерунда с цветами? Я же говорила, что терпеть не могу эти идиотские тюльпаны. Я не какая-нибудь дешевка Я просила тебя — пусть оформят зал гортензиями! А там чертовы тюльпаны в каждой вазе…
Дверь захлопывается, но я услышала более чем достаточно, чтобы замереть истуканчиком и облиться холодным потом.
Цветы заказывала я. И готова поклясться — я все сделала как надо.
К телефону я бросаюсь стремглав, едва не свернув себе ногу и не сломав каблук.
Звоню в цветочный. Долго и путано объясняюсь с продавщицей, ищу среди своих бумаг стикер, на котором я записывала номер заказа.
— Девушка, мы ведь заказывали гортензии. Почему вы прислали тюльпаны?
Продавщица с той стороны трубки некоторое время молчит, чем-то клацает, а потом невозмутимо отвечает.
— Да, все верно, в первоначальном заказе были указаны гортензии. Но вчера в заказ были внесены изменения.
— Вы всегда вносите изменения в сделанные заказы? — зверею. Ну как так можно?
— Нам назвали номер заказа и звонили с вашего же номера телефона. Девушка, примите витаминки для памяти. У нас, если хотите знать, даже запись разговора имеется. Так что претензии не принимаются.
Она вешает трубку, и мне в ухо мерно барабанят гудки телефона. Но я не слышу. Я слышу только набат траурного колокола по мою душу.
За цветы, платье, рассылку приглашений, выбор оформителей и музыкантов отвечала я. Я знала, что девушка босса не потерпит отклонений от своих капризов. Я знала, что предыдущих ассистентов он увольнял и за меньшее.
— Ну и выходи тогда за себя замуж сам! — возмущенно хлопает дверь кабинета, и девушка босса яростной фурией пролетает мимо меня.
Вот теперь мне точно конец…
2. Маргаритка
— Маргаритка, ко мне в кабинет, живо!
Боже, все-таки да! Все-таки это свершилось. Я знала, я ожидала, но все-таки с трудом удерживаю себя на ногах.
Говорят — от работы дохнут кони…
А я вот готова сейчас сдохнуть от страха этой работы лишиться. Господи, как не вовремя! Я ведь почти закрыла этот чертов долг… Еще какие-то полгода — и можно будет свободно выдохнуть, спать спокойно без давящих звонков коллекторов по ночам.
