Повенчанные небесами, или Моя маленькая тайна - Татьяна Фомина

— Юлиана… — Нарушает мое уединение мужской голос.

Вздрагиваю, считаю до трех и медленно поворачиваюсь. Не мигая смотрю в темные черешневые глаза жениха своей сестры. Неужели ему доставляет удовольствие своим появлением напоминать мне об ошибке, которую мы оба совершили и которую уже никак не исправить?

— Нам нужно поговорить, — произносит спокойно Богдан и закрывает дверь, отрезает нас от остального мира, оставляя наедине.

В просторной светлой комнате, в которой мне было так уютно все эти дни, становится тесно, словно она сжимается и давит, не давая свободно дышать. Паника захлестывает, и я никак не могу взять себя в руки.

— Не подходи. Прошу. — Предостерегаю чужого мужчину. Единственного мужчину, с которым была близка. Будто его приближение уже большой грех, который мы совершаем.

— Я не собираюсь тебя трогать. Я хочу просто поговорить, — произносит мягче, а я злюсь на саму себя, что его голос эхом звучит в моей голове.

— Не нужно ничего говорить. Я уеду. Никто ничего не узнает. — Это решение я приняла сегодня ночью, которую провела без сна, тщетно пытаясь найти ответ на один единственный вопрос: почему именно он? Вытекающих вопросов было бесконечно много, но этот был главный.

Богдан молчит. Прожигает взглядом насквозь, словно заглядывает в душу. Не понимаю, почему он просто не уйдет. Ведь в комнату в любой момент может зайти отец или даже Даша. Моя сестра и его невеста, которую мы предали. Оба.

— Дарья сказала, что ты беременна. — Убивает меня на месте.

Боже, ну за что?! Я даже злиться не могу на чрезмерную болтливость своей сестры. Даша настолько эмоциональна и доверчива, что ее общительность выходит мне боком.

— Это ничего не меняет. — Качаю головой для убедительности и пытаюсь вернуть ясность мысли. — Я уже записалась на аборт. — Это ложь. Но она мне нужна. Нам нужна. Обоим. Я не хочу разрушить счастье сестры. Не хочу, чтобы ее брак, регистрация которого должна состояться через два дня, распался прямо накануне.

— Аборт? — Бархатные глаза темнеют и становятся практически черными на каменном лице.

— Да, Богдан. Аборт. Или ты считаешь, чтотвоя жена ни о чем не догадается, если мой ребенок вдруг окажется похож на ее мужа?

— Я поговорю с Дарьей, — произносит решительно.

Дарья… Я не представляю, как теперь смотреть в глаза своей сестре, с которой мы только познакомились и успели подружиться.

— Не смей! Слышишь? — восклицаю и сама подхожу к мужчине, от которого мне нужно бежать как можно дальше. — Это единственное о чем я тебя прошу: я не хочу, чтобы Даша знала о… — Хочу сказать «о нас», но понимаю, что никаких «нас» не было и никогда не будет. — Об этом.

Юлиана

— Дурная ты, Юлька, — выдает мне характеристику Дана.

Подруга у меня «добрая». Очень. Ничего не скажешь. Но, за то честная.

— Что тут думать? — Аличева продолжает свои размышления, допиливая последний ноготь. Разворачивает мою кисть к себе и сравнивает длину ногтевой пластины с другими. Находит только ей видимый изъян и убирает его парой уверенных движений. — Ты море хоть раз видела?

— Нет. Я и на самолете никогда не летала.

— Вот! — В многозначительном жесте поднимает пилку Дана. — И что тебе мешает сделать это сейчас? Приглашение есть — раз. Даже перелет оплачивают — два.

— Перелет я могу оплатить сама.

— Неважно. — Тут же отмахивается Дана. — Главное — тебе не надо париться с проживанием. И море в окно видно! Соглашайся, пока твой отец не передумал. Да даже если он передумает, все равно пора намочить свою задницу в море, Юлиан. — Полным именем подруга называет меня крайне редко, да я и сама больше откликаюсь то на Юльку, то, чуть реже, на Аню.

В чем-то Дана права. Я, действительно, в свои двадцать шесть ничего, кроме родного города не видела. Если, конечно, не считать поездки в Москву, когда мне было пять или шесть лет. Но никаких ярких воспоминаний от самой Москвы у меня не осталось. Хотя я прекрасно помню, как бегала по вагону за одним противным мальчишкой, который отобрал у меня пупса.

— Дана, я же там никого не знаю.

— И что?! Ты что, думаешь, народ, когда едет на море, то всех на пляже знает? Особенно на нудистском. — Хихикает над своей же шуткой.

— Да при чем тут народ?

— Да при том! Смотри на это как на отпуск, а не приглашение на чью-то там свадьбу. Все. Точка. «Лапки», — так ласково Дана называет маникюр и педикюр, — я тебе сделаю. Насчет профессионально пилинга тоже договорюсь. Время позволяет. Все. С тебя будет подробный фотоотчет. Глядишь, может, и подцепишь какого-нибудь красавчика, пока не будет строгого контроля твоей маман.

Вот как раз мама и есть главная проблема. Она категорически против этой поездки, как, впрочем, и любой другой, хотя отец не раз приглашал меня в гости. И не потому, что я встречусь с его новой семьей, а потому, что когда-то там маме нагадали, что я могу пострадать в дороге. И поэтому никакой вид транспорта ни наземный, ни, тем более, воздушный она не рассматривала. Никак. То же самое было, когда я собралась сдавать на права. «Юлиана, ты разобьешься!» — это был ее единственный аргумент против моего желания. Поэтому учиться вождению мне пришлось тайком. И, кстати, никто и ничто (даже ни один бордюр) не пострадал.

— Ну что, дорогая. Каким цветом покрывать будем?

У меня натуральные светло-русые волосы и обычно я использовала неяркие, нюдовые оттенки как в одежде, так и в маникюре. Но почему-то сейчас захотелось чего-то яркого, сочного, свежего.

— «Спелая вишня» есть?

— Вишня, вишня… — Мурлычет известный мотив Аличева. — Вот. — Дана показывает палитру красных оттенков и выделяет темно-вишневый цвет с блестками. — Пойдет?

— Идеально!

* * *

Почему-то когда не надо время тянется до бесконечности, а когда надо — мелькает как один миг. Вот так и у меня: я совершенно не заметила, как наступило утро моего первого в своей жизни вылета. Миниатюрный чемодан, который мне подогнала Дана, уже стоял у порога. На нем устроилась небольшая сумочка и… зонт?

— Мама, а зонт зачем?

Мы с Даной тщательно, чуть ли не до последнего грамма, выверили вес ручной клади, и лишние предметы уже никак не вписывались.

— Ты погоду видела?

Да, погода немного подпортилась. За ночь небо затянуло хмурыми тучами,