разваливается на части, режет слух.
— Что это? — спрашиваю чуть ли не с ужасом в глазах.
— Это нормально.
Самолет наклоняет вправо, и я невольно падаю на сидящего рядом мужчину. Он стойко держит мой вес, а я отчетливо слышу слова:
— Отче наш, Иже еси на небесех…
Впиваюсь взглядом в своего соседа. Быстро и часто дышу, чтобы хоть немного успокоиться. Неужели нагаданное маме предсказание сбудется?
Богдан
Смотрю в чистые, ясные, но такие напуганные глаза, и понимаю, что готов смотреть в них бесконечно долго. Моя очаровательная незнакомка глядит на меня с такой надеждой, что, наверное, любой мужчина, оказавшись на моем месте, скрутил бы все молнии и развел тучи голыми руками. Но не я. Потому что тогда она опять отвернется, а я хочу, чтобы она на меня смотрела. Вот так, как сейчас. Словно я что-то для нее значу, и от моего ответа зависит, как будут развиваться события дальше. Нет, у меня нет желания быть богом, играя в судьбы людей, но хочется передать этой девушке свою уверенность и веру.
— Мы разобьемся? — спрашивает надтреснутым голосом.
— Нет, — отвечаю со всей убежденностью и беру тонкие холодные пальчики в свою руку. Не хочу, чтобы она меня отпускала.
Это неправильно. Но я ничего не могу с собой поделать. Я ничего о ней не знаю. Как и она обо мне. Между нами нет ничего общего кроме того, что мы оказались в одном месте в одно и то же время. Но меня не покидает чувство, что все правильно, и именно так должно быть.
Ее я заметил еще в аэропорту, и каждый раз, когда объявляли посадку на какой-то рейс, мое сердце замирало, что она сейчас улетит, и я ее больше не увижу. Я не знаю, что меня так привлекло в ней. Ведь после Снежаны ни одна не трогала моего сердца. Даже с Дарьей у нас больше деловое соглашение, чем отношения по любви. А тут, меня словно переклинило. Нет, незнакомка совершенно не похожа на ту, что я любил больше жизни, но что-то неуловимое все-таки было. Наклон головы, взгляд. То, как она убирает непослушную прядь за ухо, и то, как скользнув по мне взглядом, даже на мгновение не задержала его, а продолжила смотреть дальше.
Когда объявили посадку на мой рейс, я разочарованно взглянул в последний раз в ее сторону. Вот и все. Но когда она, сверив надпись на электронном табло со своим посадочным талоном, взялась за ручку своего чемоданчика, я остолбенел.
Неужели она летит этим же рейсом?
Ведь таких совпадений не бывает. Или судьба решила, что я уже достаточно заплатил за свои грехи, и дала даже не шанс, а крошечную надежду, что у жизни может снова появиться вкус?
Мое промедление стоило мне того, что незнакомка ушла вперед. Но она задержалась возле автобуса, разглядывая небо.
«Богдан, смотри, вот то облако похоже на медвежонка!» — Тут же подкинула воспоминание моя память. Снежана тоже любила смотреть на небо. Оно ее всегда манило. Может поэтому небеса забрали ее к себе?
— Мне страшно, — произносит безмолвно. Читаю по ее губам.
И все: паника в салоне, надрывный плач ребенка, бубнящее бормотание молитвы рядом — все уходит на задний план. Все перестает быть важным. Остается только напуганная возможностью авиакатастрофы молодая девушка, которая, вцепившись в мою руку, жадно ловит каждое мое слово.
— Не бойся, — перехожу на ты, хотя мы даже не знакомы. — Все будет хорошо. Потерпи немного…
— Ибо Твое есть Царство и сила и слава вовеки…
— Аминь, — подхватываю чужую молитву. Из моих уст это звучит кощунственно, потому что я столько раз проклинал никому невидимого бога за то, что он забрал у меня Снежану.
Ремни безопасности и подлокотник между нами ужасно мешают, но она все равно прячет свое лицо, уткнувшись мне в плечо. Плачет?
Женских слез я видел достаточно. И они никогда меня не трогали. Но сейчас каждая слезинка обжигает мое сердце, и я готов продать свою душу, лишь бы незнакомка не дрожала так от страха.
Несмело, ведь я не имею на это никакого права, касаюсь гладкого шелка русых волос. Провожу по ним рукой. Успокаиваю.
— Не бойся. Мы скоро выйдем из грозового фронта, и все пройдет. Слышишь?
Кивает, не поднимая лица.
Как бы мне не хотелось отпускать ее, но я прошу:
— Сядь ровно и дыши. Слышишь? Дыши. Глубоко.
Поднимает на меня заплаканное лицо и снова кивает. Сглатывает и облизывает приоткрытые губы, но беспрекословно садится прямо. Моя послушная девочка. Такая смелая. Сам нахожу ее руку, и она переплетает наши пальцы, простым движением выкидывая меня за черту, из-за которой нет возврата. Только Снежана так держала меня за руку. И на долю секунды я чувствую ее близость… Ту самую, которой не чувствовал уже столько лет. Но на меня смотрят совсем другие глаза, и я ловлю себя на том, что теперь не смогу без этих глаз.
Вибрация усиливается. Мы «прыгаем» по воздушным ямам, моя соседка зажмуривается, с силой сжимая мою руку. Свет моргает, и с каждой новой вспышкой молнии за стеклом иллюминатора паника в салоне становится больше. А потом все резко стихает. Сглатываю, чтобы снять давление со слуха, но в салоне и правда становится тише.
Наклоняюсь к иллюминатору и смотрю, что там. Грозовой фронт остался позади. А впереди синеет небо с белоснежными облаками, словно там и не ведают, что творится совсем рядом.
— Мы выбрались, да? — Теплое дыхание касается моего уха, заставив пульс биться чаще.
— Да. — Поворачиваюсь и смотрю в блестящие, чуть покрасневшие глаза. На дрожащих ресницах заметны следы от слез.
Наши лица так близко, что я ловлю легкий, почти невесомый аромат парфюма. Вдыхаю глубже и дурею от этого запаха. Такого нежного и такого дурманящего. Жадно вглядываюсь в каждую черточку ее лица, и у меня такое чувство, что мы знакомы уже давно, а я даже не знаю ее имени!
— Правда? — выдыхает мне в лицо. Взгляд горит надеждой, а губ едва касается робкая улыбка.
— Правда, — отвечаю. Стираю рукой мокрую дорожку и ловлю в плен дрожащие губы.
Юлиана
Я не ощущаю вибрации. Совсем. Даже внутренности перестали прыгать вверх-вниз. Сижу и боюсь дышать. А вдруг… это уже все? Но нет. Я слышу голоса, могу пошевелить пальцами на руках и осторожно пытаюсь ногой нащупать свои туфли, которые сняла, когда мы взлетели. Кажется, они куда-то сдвинулись, когда самолет сильно накренило. Но искать свою обувь по салону самолета —
