…Конечно, перемена во мне не осталась незамеченной ни для Любы, ни для шефа, ни даже для нашей бухгалтерши Зои Александровны, проводившей меня долгим недоверчивым взглядом.
— Я, между прочим, звонила тебе вчера вечером. Тебя не было дома, — объявила Люба, вопросительно посмотрев на меня.
«Не дождешься», — подумала я и согласно кивнула:
— Не было. Могла бы на мобильник. А что за срочность такая?
— Ты как-то говорила, что у тебя есть диск с курсом английского. Хотела попросить для своего оболтуса.
Ее сын Сева, насколько я помнила, учился в седьмом классе, и она часто жаловалась, что «инглиш» у него не идет совершенно.
— Принесу, — пообещала я, усаживаясь за своим компьютером.
Она оглядела мой костюм внимательно и ревниво, как это могут только женщины, потом проговорила:
— Тебе очень идет. Давно ты его не надевала.
Радости или сердечности в ее голосе я не уловила. Наоборот, фраза прозвучала так, будто Люба меня в чем-то упрекнула.
Возвращаясь с работы, я все же забежала в магазин и купила несколько пачек печенья: все равно чай гостям предложить придется.
У подъезда я заметила троих молодых крепких ребят. Один из них, в милицейской форме, держал большой полиэтиленовый пакет, и я поняла, что это и есть — они. Из домофона лилась бессмертная бетховенская «элиза»: они ждали, пока Слава доковыляет на костылях до прихожей и откроет.
С легкой растерянностью я подумала: «Ну и что теперь делать? Переждать и зайти чуть позже? Или вместе с ними? Или сделать вид, что я не из той квартиры и подняться на другой этаж? И что потом?..»
Я мысленно «махнула рукой» — а, была не была! — и шагнула вперед.
— Вы, наверное, к Славе, ребята?
Они обернулись и удивленно посмотрели на меня.
— А вы, наверное?.. — начал тот, что был в форме, но как раз в этот миг динамик домофона щелкнул, и раздался Славин голос:
— Да?
— Слава, это я, Наташа. Вместе с твоими ребятами.
Он удивленно хмыкнул и открыл дверь.
Менты вежливо пропустили меня вперед, и мы гуськом поднялись по узкой лестнице на второй этаж. Ключ от квартиры у меня был, но я нажала кнопку звонка. В прихожей послышался приглушенный стук костылей о ковровую дорожку. Дверь распахнулась.
— О, сколько вас! — шутливо воскликнул Слава.
Мы «веселою гурьбой» ввалились в прихожую. Парни разделись, скинули обувь. Прошли в гостиную и по-хозяйски сложили диван: Славе с его поврежденной спиной это было, конечно, не под силу. Потом расселись, подвинули журнальный столик и извлекли на свет божий бутылку коньяка, копченый рулет, полбулки хлеба, какие-то консервы в пестрой банке. Я почувствовала легкий укол обиды. Они что, считают, будто со мной он голодает?
Слава опустился в кресло, отставил костыли и проговорил:
— Ребята, это Наташа. Моя хорошая знакомая. Наташа, а это, слева направо: Виктор, Сергей и Саша.
— Очень приятно, — сказала я.
— Взаимно, — произнес Сергей, мент в форме. — Ну, что, раненый, отметим твое э… выздоровление?
— Не совсем, чтобы выздоровление, — заметил Слава, кивнув на костыли. — Скажем так: возвращение.
— Пусть возвращение, — согласился Сергей.
Я забрала хлеб, консервы и рулет и пошла на кухню.
…После двух-трех порций коньяка некоторая взаимная неловкость пропала, и все пошло, как обычно и проходит на подобных «мероприятиях». Парни рассказывали анекдоты, новости милицейской жизни и забавные случаи из своей практики. Когда все было выпито и съедено, я отправилась готовить чай.
Пару раз до меня донеслись взрывы смеха: разумеется, в дело пошли анекдоты, не предназначенные для нежных женских ушей. Как все подвыпившие люди, гости Славы говорили громче обычного, и один раз я услышала: «А она ничего, Слава. Только…» Только «что» — я не уловила. Хорошо, если бы говоривший не имел в виду нашу разницу в возрасте. А за «ничего» — спасибо.
Когда чайник закипел, я бросила в каждую чашку по пакетику чая, залила кипятком. Составила чашки на поднос и вернулась в комнату.
Посидев еще с полчаса, ребята стали прощаться.
Слава подхватил свои костыли и заковылял за гостями в прихожую.
— Спасибо, парни. Заходите.
— Ну, теперь не так часто, — улыбнулся Виктор, а Саша, посмотрев на меня, шутливо добавил: — Ты в надежных руках.
Погода стояла теплая, но о прогулках на свежем воздухе Слава не хотел и слышать. Я понимала, почему: не очень-то приятно предстать перед соседями и знакомыми неуклюжим инвалидом на костылях.
— Ты мне еще коляску купи! И вози, как столетнего старика! — раздраженно бросил он мне однажды, но я не обиделась, хорошо понимая, что может чувствовать мужчина в подобном положении.
В конце концов, мне удалось убедить его выходить на балкон, правда, Слава старался поскорее сесть на низенькую табуреточку, так что из-за перил была видна лишь макушка его головы.
Вынужденное бездействие тяготило его, и я принесла ему свой ноутбук. Это был старенький «эйсер», но со встроенным модемом, и Слава нашел себе хоть какое-то занятие: выходил на одну из электронных библиотек Интернета, качал детективы и боевики отечественных авторов, а потом читал запоем.
— Колоссальная экономия средств! — говорил он. — А так пришлось бы покупать эти книжки в магазинах.
— Кормилец ты наш! — шутила я. — Ты еще начни их распечатывать и продавать соседям.
— Так принтера нету, — отвечал Слава. — Принесешь с работы — начну.
Его коллеги лишь деликатно позванивали, но больше не заходили. И правда, если даже третий — лишний, то что уж говорить о четвертом, пятом и так далее?!
Мы впервые стали близки через полторы недели после выписки — и к черту Достмана с его ограничениями!
…В тот вечер мы поужинали и, прижавшись друг к другу, сидели на диване и смотрели телевизор. Сова-ночник из ГДР не мигая созерцала нас в полутемной комнате своими огромными круглыми глазами. Я ощутила, как все возрастает напряжение Славы, как его руки блуждают по моему телу под халатом, выискивая самые чувствительные участки с целью возбудить и меня. Пальцы его левой руки проникли в чашечку моего бюстгальтера и принялись нежно покручивать сосок груди, правая рука гладила живот, спускаясь все ниже, до трусиков, в трусики…
Это могло плохо кончиться.
— Слава, пора спать, — пробормотала я. — Мне завтра на работу.
— Нет, — твердо проговорил он, не отпуская меня.
— Что нет?
— Я так больше не могу. И не хочу.
— Но Достман сказал… — неуверенно начала я.
— Достман сделал свое дело, Достман может уйти, — продекламировал Слава.