— Убеждай себя в этом. Но это лишь слова. Все ошибаются, Богдан, и я не исключение. Да, я оступилась, но все можно простить.
— Оступилась?! Это как? Шла по тротуару и упала на чей-то хер? Уйди и не позорься.
— Не уйду. Ты тоже ошибался. Я могла тебе все три года выедать мозг за то, что ты не досмотрел за Никой и теперь это не девушка, а какой-то шуганный зверек. Я тебя за это не упрекнула.
— Не упрекнула, потому что тебе было и есть по хрен на все, что с ней связано. И да, ты права. Мы все ошибаемся. Только не надо путать мой недосмотр с твоими целенаправленными поисками хера побогаче. На этом закончим.
— Не закончим, — хватает меня за руку. — Я терпеливая, и подожду пока ты остынешь.
— Между нами ничего не изменится, — отцепляю ее руку. — Или ты выходишь из моего дома сама или я тебя выпроваживаю.
— Никуда я не уйду. Я буду ночевать здесь и точка. Пусть не в твоей спальне, но в этом доме.
— Хозяин-барин, — спокойно произношу я, приподнимая одной рукой чемодан. Подхожу к Лере и беру ее за руку. Та, к счастью, не вопит, правда, сопротивляется весь путь.
— Дай хоть сумку забрать.
— Забирай.
— До свидания, Лера, — захлопываю перед ней калитку и, не обращая внимания на ее слова, поднимаюсь в свою спальню.
Сгребаю постельное белье, на автомате меняю на чистое, и толком не отдышавшись, иду к дочери. Мой стук в дверь остается без ответа, впрочем, это неудивительно, учитывая громкость музыки.
— А ты стучался?
— А то, все костяшки себе стер, — прохожу в комнату и выключаю музыку. — Мы даже не обнялись сегодня. Иди сюда, — тяну дочь на себя, на что получаю отрезвляющий комментарий:
— Не надо меня обнимать после каких-то девок, — одергивает мою руку.
— Поаккуратнее со словами.
— Я не в духе. Мы сейчас поссоримся, а потом я буду об этом жалеть. Короче, папа, выйти отсюда. Пожалуйста.
— А что еще сделать?
— Ничего. Не лезь ко мне сейчас, это так трудно?!
— Да вообще на раз два плюнуть, — наладил, твою мать, контакт с дочерью.
Смотрю на идеально ровный потолок уже больше часа и, так ничего не придумав за что бы можно было зацепиться, просто беру мобильник.
Богдан Лукьянов 22:32 «Тебе сейчас икалось, Анька?»
Anna Konfeta 22:33 «Только что я отрыгнула чесноком. Это считается?»
Богдан Лукьянов 22:33 «Будем считать, что да. В понедельник расскажешь про икоту»
Anna Konfeta 22:33 «А во вторник про рыготу?»
Богдан Лукьянов 22:33 «Можешь и про нее. Опять сало жрала с чесноком, негодяйка?»
Anna Konfeta 22:34 «Вам чего надобно, Богдан Владимирович?»
Хороший вопрос. А чего мне надобно? И какого хера я к ней сейчас лезу? Можно, конечно, оправдать это выпитым вином, но, к сожалению, я абсолютно трезв.
Богдан Лукьянов 22:34 «Спокойной ночи»
Ни ночь, ни утро спокойными не выдались от слова «совсем». Ну если ночь можно просто назвать бессонной, то утро недобрым, судя по взгляду дочери, которая пододвинула мне тарелку с оладьями. Мне бы радоваться — вернулся мой привычный образ жизни. Вот тебе и кофе вместе с завтраком, и дочь рядом. А вот не радуется. Вопрос только в одном — это обида из-за отсутствующей в доме Леры или дело в моей личной жизни. Однако ворошить гнездо сейчас нет никакого желания.
— Стой, — громко окрикивает меня Ника, как только я хватаюсь за ручку двери.
— Если ты захотела поговорить, то, увы, сейчас не время. Я и без того опаздываю.
— Не хочу. Держи, — подает мне бумажный пакет. — Сметану не забудь добавить. Пока.
— Пока, — улыбаясь, произношу я.
Глава 7
Я всякое мог ожидать от сегодняшнего дежурства, например, снова увидеть одних и тех же из месяца в месяц кочующих на отделении больных, но точно не Аню. Пришла. Быстрым шагом иду в сторону сестринского поста. Чувствую себя при этом идиотом, неспособным скрыть не менее идиотскую лыбу, чем я сам. Это вообще уже клиника. Оглядываюсь по сторонам и захожу в сестринскую. Однако, дебильная лыба исчезает с моего лица, как только я понимаю, что Аня здесь не одна. Ладно бы с дежурной медсестрой, но на диване рядом с ней какой-то пидарастический улыбающийся ушлепок.
— Ты кто? — без приветствия обращаюсь к смазливому. — Здесь может находиться только медицинский персонал, — обвожу его взглядом.
— Добрый день. Я и есть медперсонал, просто еще не переоделся, — с очень сильным акцентом произнес парень, переводя взгляд на Аню. — Я медбрат. Мы вместе с Аней дежурим. Я Люка, — протягивает мне руку.
— Падлюка.
— Это что означает? — непонимающе уставился на меня пацан.
— Тебе будет сложно объяснить это слово, — подает голос Аня, не скрывая улыбки. Кладет ладонь поверх его протянутой ко мне руки и опускает ее вниз. — Это заведующий отделения — Богдан Владимирович.
— О, извините. Не знал. Мы с вами еще не пересекались. Я дежурю на втором посту, — вполне доброжелательно говорит пацан.
— Замечательно. Халат надень. Анна Михайловна, вы так близко находитесь к молодому человеку, что я опасаюсь за него.
— В смысле?
— Ну а кто вчера чеснок ел? Не дышите на пад… Люку.
— А с чего вы взяли, что я его ела? Не выдумывайте, — не ела она, коза малолетняя.
— Ну значит показалось. Анна Михайловна, пойдемте в мой кабинет. У нас много работы.
— Вы не поняли, Богдан Владимирович, я сегодня не студентка, а дежурная медсестра. Я дежурю на первом посту.
— Дежуришь? — невнятно произношу я, перебирая в памяти недавние события.
— Да, — как ни в чем не бывало бросает Аня, подталкивая парня к дивану. Сама присаживается рядом и подносит чашку ко рту. Ощущение, что я нахожусь в каком-то дебильном сне.
— Хотите торт? — улыбчиво произносит смазливый до неприличия придурок. Торт он мне предлагает Ну точно конченый.
— У Люки сегодня день рождения, — как дебилу поясняет Аня, отправляя в рот ложку с тортом, а затем демонстративно проводит пальцем по нижней губе и слизывает с него остатки крема. — Вкусный.
— Вы бы с вашей склонностью к ожирению не налегали на сладкое, Анна Михайловна.
— Да бросьте, Богдан Владимирович, ерунда все это. Меня и жирненькой любили. Главное обаяние и харизма, а жирные бочка можно и халатиком прикрыть, — с улыбкой до ушей произносит Аня, от чего мне хочется конкретно дать ей в лоб.
— Без трех минут девять. Тебе не кажется, что ты должна быть на посту, раз ты у нас стала медсестрой?
— Официально только через три минуты, — тянет руку к волосам и достает оттуда заколку, распуская шевелюру. — Ну, а неофициально я на отделении уже два с половиной часа. Капельницы, согласно журналу назначения, я уже зарядила. Осталось дождаться окончания завтрака у больных и поставить их. Новенькую больную, поступившую в начале девятого, я уже оформила. Ну а других новеньких пока не предвидится. Я как раз заглянула в систему, перед тем как пойти пить кофе. Папка с поступившими ночью больными в верхнем ящике — слева, а тех, кого оставили под наблюдением — справа.
Такой складный, идеальный рассказ, что желание треснуть Аню по лбу усилилось в стократ. Мало того, что ничего мне не сказала, о том куда устраивается, так еще и этот нарисовался.
— Через пять минут я жду тебя с двумя папками, — грубо произношу я и выхожу из сестринской.
Тихий стук в дверь, не менее тихие, но уверенные шаги и папки на столе ровно через пять минут.
— Ты ничего не хочешь мне сказать?
— Хочу. Новенькую больную осмотрел дежурный врач. Хотя осмотром там и не пахнет. Она лежит в коридоре, как раз возле поста слева. Это было при мне. У нее глюкоза — двенадцать, кетонурия — два креста. Ранее сахарный диабет никто не ставил. Но суть не в этом. Дежурный, по сути, не глядя на нее, назначил две капельницы с рингером и глюкозой.
— И?
— Она мне жаловалась с самого начала на головокружение. Она не может ходить, при том, что все началось внезапно. Это не длительное состояние. Я попросила ее встать в позу Ромберга, а она сразу начала падать. У нее что-то не так с мозжечком. Может инсульт. В конце концов, не может такая глюкоза так действовать на мозг. Короче, я хочу сказать, что ее надо срочно вести на МРТ. У нее как раз заканчивается капельница с рингером. Может, вы ее быстро посмотрите и если что, пользуясь своей весомой должностью, сразу договоритесь о МРТ, — на одном дыхании произнесла Аня, ни разу не посмотрев в мою сторону. Мне бы радоваться, что она все равно пытается мыслить, как врач, при исполнении совершенно других обязанностей, но вот что-то не радуется. Не могу я сейчас включить объективность в отношении нее, когда маячат другие вопросы.
