— Хорошо. Я посмотрю ее сейчас.
— Ну вот и отлично.
— Что отлично?
— Что посмотрите и моя совесть будет чиста. Тогда я пойду.
— Стоять, — громче, чем следовало бы произношу я, хватая Аню за запястье. — Ты почему не сказала, что устроилась ко мне на отделение?
— А вы почему не смотрите что подписываете? Так, знаете ли, и без квартиры можно остаться.
— Я не гружу мозг ненужной мне информацией. Через месяц-два ни тебя, ни этого пацана с вероятностью девяносто девять процентов на отделении не будет.
— Почему?
— Потому что вы студенты. Самый непостоянный народ. Или ты хочешь сказать, что этот смазливый хер не учится на иностранном отделении медицинского ВУЗА?
— Учится, — одергивает руку.
— Что и требовалось доказать. Больше ты ничего не хочешь мне сказать?
— Надо подумать, — касается указательным пальцем своего носа. — У вас штамп в паспорте еще стоит?
— Стоит.
— Ну тогда больше ничего не хочу сказать.
— Вот ты хитрожопая, Ань. Дай угадаю — а секс будет не после моего развода, а после свадьбы?
— Нет. После развода, но не после свадьбы. Можно после помолвки и кольца из белого золота с бриллиантом. Но, пожалуй, главное условие — это признание в любви. Может быть, не словами, а даже молча. Я это и так пойму. Без последнего ни-ни.
— Ну приплыли, товарищи. И много тебе кто признавался в любви? — какой неприкрытый вопрос.
— Трое, — ничуть не задумываясь, произносит она.
— Не так уж и много. Я удивлен.
На мой комментарий Аня лишь хмыкает и быстро отходит от стола.
— Но я им не поверила, — договаривает уже у двери. — Тетеньку в коридоре осмотрите прямо сейчас. Не забудьте.
С тобой обо всем забудешь, брехуха.
* * *
Никогда мне не было жалко медсестер. Да, нелегкая работа, но жалости к ним не испытывал, равно как и желания подойти и помочь переложить больного. Для такой помощи есть санитары. Да и своих дел хватает. Ну и уж, если быть объективным, больной, которого пытается переложить Аня, отнюдь не толстый. Среднестатистический дедок. Для человека, который знает, как правильно перекладывать больных — это не проблема. Проблема как раз в том, что Аня этого не знает, стало быть, и не умеет. Хорошо держалась весь день, так, что самому не верилось, что это та самая Озерова. Но вот сейчас передо мной именно та Аня, разбившая мне машину. Немного неуклюжая и забавная. Однако, сейчас от безысходности она перестанет быть забавной. В несколько шагов преодолеваю до нее расстояние.
— Если будешь и дальше так делать — сорвешь спину. Посмотри на досуге справочник медсестры, там есть все приемы, как правильно и без вреда для себя надо перекладывать больного. И не надо это делать одной. Положи руки вот сюда, а я сюда, — чувствую себя каким-то помешанным, ловящим реакции на Анином лице.
— Спасибо, а то я умаялась, — выдыхая, произносит она. — Как там тетенька?
— Нормально все с ней. На неврологию взяли.
— А что у нее? Инсульт?
— А то ты не слышала это. Хочешь, чтобы тебя похвалили?
— Надо мне это больно. И заканчивайте смотреть на мой нос, Богдан Владимирович. Я не ваша гулящая матушка.
— Что ты сейчас сказала?! — от произнесенных ею слов, у меня чуть челюсть не отвисла.
— Я сказала, хватит смотреть на мой курносый нос. Ваша жена меня очень активно просветила касательно вашего отношения к курносым женщинам из-за вашей матушки. Она даже предположила, что вы положили на меня свой глаз исключительно для того, чтобы перенести свою ненависть на меня.
— Что ты херню несешь?! — не удерживаюсь и вскрикиваю от этого бреда.
— Не подумала бы, что скажу это, но хорошо, что больной ничего не соображает. Потише, Богдан Владимирович. А херню или нет — это уж вы сами разберитесь в себе. Ну и со своей супругой тоже. О, Люка, можешь мне помочь довезти больного до УЗИ? — хватает за руку мимо проходящего додика.
— Конечно.
На языке крутятся одни маты. Не знаю, как сдержался и не сказала ничего вслух, и не дал хорошего поджопника ушлепку в узеньких штанах. Дерьмодень. Очередной, сука, дерьмодень!
* * *
Долго смотрю на стрелку часов. Восемь вечера. Даже при загруженных дежурствах — в шесть я уже должен был закончить. Да о чем я вообще, если уже три часа по отделению шастает другой дежурный? А я как дебил выглядываю из кабинета в поисках Ани. Умом понимаю, что это реальная клиника, надо валить домой и налаживать контакт с дочерью, пока блондинистая сука не испортила мне дочь, но не могу. Не получается. Оправдываться за курносость и за что-либо другое — не собираюсь. Я вообще не понимаю, какого хрена здесь торчу. Я могу просто приехать рано утром, забрать Аню, если надо против ее воли, и просто уехать с ней в деревню. До вечера понедельника. Цебер будет только рада денек раздать за меня люлей и почувствовать себя главной. И вот прекрасная возможность уйти, купить этот долбаный «Захер», поговорить с Никой и утром приехать обратно. Так ведь нет же — гипнотизирую взглядом стрелку часов и жду. Правда, непонятно чего.
Понял окончательно, что с головой реальные проблемы, когда услышал в коридоре Анин смех. Смазливый точно рядом. Несколько минут и сам до конца не осознал, как оказался в сестринской. И вроде бы нет здесь ничего такого — люди пьют кофе. Однако, где-то там внутри противный голос говорит об обратном.
— Аня, подойди в мой кабинет. Сейчас же. Ты кое в чем сильно накосячила, — резко произношу я и выхожу из сестринской. Чувствую позади себя Анины шаги. Молча дохожу до кабинета и пропускаю ее вперед. — Знаешь, со мной такие игры не пройдут. Будь мне восемнадцать — да, возможно, меня бы это даже вставило, но сейчас уже — нет
— Какие игры?
— Ты дуру-то из себя не строй, когда не надо.
— В данном случае я из себя ее реально не строю, — усмехается. — Где я накосячила?
— Сначала Егор, теперь перед смазливым чмом жопой крутишь. Ты чего добиваешься?
— Я ни перед кем жопой, как вы выразились, не кручу.
— Да что ты говоришь?! Когда он вообще появился? Как давно ты его знаешь?
— С этого четверга. Мы с ним дежурим второй раз, а вообще я не обязана перед вами отчитываться. Я в отличие от вас свободный человек.
— Ну да, свободный человек сначала будет кувыркаться с моим братом, а потом крутить с медбратом. И ты мне здесь будешь говорить что-то про мой бр…
Договорить я тупо не успел, получив впервые в жизни звонкую, хлесткую пощечину. И сказать больше тоже ничего не смог. Не потому что не мог, просто уже было некому.
Глава 8
Ощущаю себя малолетней истеричкой, громко хлопнувшей дверью. Так громко, что у самого в ушах зазвенело.
— Привет. Я уж думала, что ты не придешь, — перевожу взгляд на расположившуюся на диване Леру. — Ника не дождалась и уже ушла к себе. Давай я разогрею тебе ужин, — ставит на столик бокал с недопитым вином и немедля наливает в другой виски. — Мы приготовили колдуны. Я сейчас их на сковороде обжарю, чтобы была корочка. Ты же их любишь с корочкой, — протягивает мне бокал, который я с радостью принимаю. Желание в очередной раз напиться берет надо мной верх, хоть я и понимаю, что это путь в никуда. Несмотря на то, что в генетический алкоголизм я не верю, мой отец начинал также, от того и чувство какое-то поганое на душе. Из-за чего он начал пить? Из-за дурного настроения, проблем… да кого я обманываю? Из— за бабы! — Я не хочу с тобой ссориться, Богдан. Прости меня за вчерашнее. Да, я переборщила с тем, что расположилась в твоей комнате. Извини. Сглупила. О чем ты сейчас думаешь? — вновь подала голос Лера, после небольшой паузы. Делаю глубокий глоток виски и перевожу взгляд на пока еще законную жену.
— Думаю о том, что женщины — зло.
— Все настолько плохо? — как бы невзначай интересуется Лера, демонстрируя обворожительную улыбку.
— Шутка. Зло не имеет пола. Кстати, корочку любят все. А тот, кто говорит, что нет — брешет. Если ты думала, что приготовишь мне давно забытое блюдо, которое у меня было в почете в глубокой молодости, то ты просчиталась, — перевожу взгляд на бокал и залпом допиваю обжигающий горло виски. — И, кстати, время уже не детское. Шла бы ты… на хрен.
