и ляпнул еще чего лишнее. То, что знать ей не обязательно.
Да и вообще, я же «не знал», что она замуж выходит. Стало быть никакого «Сплетника» не видел.
— Еще, — бросаю бармену, и тот словно послушай робот хватается за бутылку.
Она говорила это все таким тоном, словно… жалеет о содеянном. Да, именно так — жалеет. А если она жалеет, то…
В крови закипает адреналин, хандру словно рукой сняло. Я полон ложных сил и разбавленного абсента.
Конечно, я ни за что не принял бы ее после сраного качка, и не важно, появился он во время нашего с ней брака или сразу после. И даже не то, что она беременна, стало бы тем камнем преткновения. Я перевернул страницу, все. Без вариантов. Но такой исход словно бальзам на душу.
Осознала она. Еще бы ты не осознала!
Дэн прав — я должен пойти на эту свадьбу! И пойти не один. Совсем по-мальчишески хочется показать ей, что у меня-то все как раз просто охрененно. После ее звонка особенно хочется.
— Ваш абсент с ромом, — протягивает прилизанный наполненную стопку, но я отодвигаю налитое обратно.
— Чистый давай.
И все, с этой минуты мир словно рухнул в наполненную пустотой пропасть.
Глава 10
Как же. Болит. Голова. Если ад существует — это он и есть.
Не открывая глаз осторожно, словно под подушкой заложена мина, поворачиваюсь на другой бок и по привычке пытаюсь нашарить на прикроватной тумбочке телефон.
Но ее нет. Тумбочки.
Ну и хрен с ней. Лишь бы найти телефон и заткнуть этот долбаный будильник.
Мелодия звонит и звонит, а найти ее источник никак не выходит. Собрав последние силы в кулак кое-как сажусь на край кровати и давлю ладонями на виски.
Это еще что? Шелк? Я определенно чувствую голой задницей шелковую простынь. Я всегда сплю голым и никогда на шелке. Нет тумбочки и постельное белье не мое, из чего следует вывод, что я не дома. Чудненько.
Учитывая, что я совершенно не помню, как и с кем уехал вчера из бара, по ходу меня ждет большой сюрприз.
Главное, чтобы это оказался не Боря. Боже, умоляю.
— Я нашла ваш телефон. Вот он, — доносится откуда-то из-за спины голос. Женский. Спасибо, всевышний. Мелодия будильника замолкает и уже за одно это я благодарен своей спасительнице. Жаль, что совершенно не помню, что было ночью. Надеюсь, я хорошо отблагодарил ее авансом.
Разлепляю глаза и, морщась, оборачиваюсь.
Светлые рассыпанные по плечам волосы, голубые глаза, симпатичная пижама в цветочек…
Юна?
Мы дома у Ю? Серьезно?
Кажется, сюжет моего кино все-таки занимательнее, чем мне казалось.
— Я никак не могла понять, как выключить будильник. У меня другая модель телефона, — намеренно не глядя на меня голого, проходит к кровати и протягивает мобильный. — Вы не против?
Не дожидаясь ответа, набрасывает скомканную простынь на мое готовое к бою причинное место.
Да, у меня по утрам стабильная эрекция. Даже если я всю ночь кувыркался с какой-нибудь горячей девчонкой. Даже с лютого похмелья. Президент России и мой утренний стояк — две неизменные константы. Все-таки есть в этом мире что-то постоянное.
— Могла бы утопить его в унитазе, я бы не расстроился.
— В следующий раз так и сделаю. Кофе будете?
В следующий раз? Интересно. И вот это ее «вы» — очень аристократично. Что-то в этом есть. Жаль, что в памяти словно черная дыра, ничего не помню. Абсолютно. Помню, как перешел на чистый абсент, как кому-то звонил, как дремал на чьем-то плече в пропахшем дезодорантом «елочка» салоне авто.
А вот секс не помню. Жаль. Очень жаль.
Становится даже немного, как бы это… грустно. Нет, не от того, что по синьке память отшибло, а от того, что она вот так запросто по первому же зову…
Конечно, дают мне спустя день знакомства не впервые, были и гораздо более бодрые результаты, но почему-то хотелось верить, что Ю не такая.
Да все они «такие».
— Где у тебя ванная? — поднимаюсь, простынь, само собой, падает.
Юна резко отворачивается и нарочито внимательно изучает узор на обоях.
— Илья Романович, пожалуйста — прикройтесь, хорошо?
Бред какой-то, ну ок.
Превозмогая разрывающую мозг головную боль поднимаю простынку и оборачиваю вокруг бедер. Стояк впереди немного искажает плавность линий, но что поделать — физиология.
— Так где ванная?
— Там, — указывает рукой себе за спину, по-прежнему на меня не глядя.
Киваю и иду туда, куда она показала.
Сто лет не был в обычных хрущевках. Все такое тесное, не развернуться.
Проходя мимо нее ощущаю исходящий от ее мокрых волос аромат фруктового шампуня. Душ принимала, могли бы и вместе, раз на то пошло. Да, было бы неплохо, но вот странное дело — почему-то не робею предложить, а… черт его знает, как назвать. Не могу правильно озвучить мысли. Может, виной всему то, что я вот совершенно нихрена не помню, а раз не помню, от того кажется, что будто и не было у нас ничего. А может, этот ее взгляд. Она смотрит на меня как на постороннего человека. Недоверчиво. Может, даже немного надменно.
Странная она. Притащила меня в свою постель, а теперь «Илья Романович, прикройтесь».
Поздно, милая, разыгрывать монахиню.
На секунду притормаживаю у стены, где хаотичной россыпью на крошечных прищепках развешаны фотографии. Вот она где-то в горах, улыбается, стоя на сноуборде. Вот наверняка в какой-нибудь Анапе под искусственной пальмой. Вот с какой-то женщиной, скорее всего мамой. А здесь…
— Парень твой? — киваю на хиппи, которого уже видел на снимке в соцсети.
— Нет, — пожимает плечом. — Муж.
Та-ак… интересно. Вот с этого места поподробнее.
А хотя…
Зачем мне в этом всем разбираться? Замужем? Отлично. В моей жизни она была не первой замужней и наверняка не
