подлокотники, что у него побелели костяшки.
- Вы очень сильный человек, - сказала она с уважением и легкой ноткой удивления. - Очень смелый. Мне кажется, полет на самолете - сущий пустяк, по сравнению с теми вещами, что вы делаете на земле...
- Спасибо, - пробормотал шеф сквозь зубы. - Возможно, вы правы, но это сильнее меня. Возможно, так мое сознание дает выход страху, назначенному мне природой.
Самолет сильно тряхнуло, и Антон Викторович сжал челюсти, тяжело дыша, еще крепче вцепился в подлокотники и прикрыл глаза. Нина, отчаянно беспокоясь за него и испытывая сильнейшие приступы жалости, немного расслабила свой ремень, привстала и обняла его голову руками. Шеф положил ладонь на ее локоть и, кажется, задышал чуть легче.
- Пожалуйста, сядьте, - неожиданно прозвучал голос проходившей мимо стюардессы, но Нина осталась стоять.
- Вы не понимаете, человеку плохо, - умоляющим тоном сказала она, но стюардесса была непреклонна.
Нине пришлось сесть, она взяла шефа за руку и переплела их пальцы.
- Не бойтесь, - прошептала она, - все хорошо, это скоро закончится.
Немного помолчав, она добавила:
- Знаете, молитва очень успокаивает...
- Лучше расскажите мне про вашу первую любовь, - покачал головой Антон Викторович, и Нине пришлось подчиниться.
- В пятнадцать лет меня отправили в детский лагерь в Анапу, - ответила она нехотя. - Там я познакомилась с мальчиком... он был вожатым, студент второго курса Курской медакадемии. Я сбегала ночью из спальни и мы с ним целовались на пляже под звездами...
- Только целовались - и все? - разочарованно спросил шеф.
- Антон Викторович! - возмущенно воскликнула Нина. - Да, только целовались - и все!
- Дайте угадаю, - предложил он. - Он был тощий и в очках.
- Нет, не в очках, - сумрачно буркнула Нина, шеф громко рассмеялся.
- Вам нравятся худые мужчины... - скорее утвердительно, чем вопросительно произнес он.
- Мне нравятся умные мужчины, - возразила Нина, - а фигура для меня не принципиальна.
- Ум - и все? - уточнил Антон Викторович. - Это единственный критерий?
- Нет, есть еще кое-что важное... - Нина помялась, не зная, как это правильно выразить. - Понимаете, это что-то вроде благородства... честность, справедливость, сострадание к ближним... не могу подобрать точное слово...
- Мямля, - подсказал шеф. - Который не знает, тварь ли он дрожащая, или право имеет. И все время переживает, не стесняет ли он кого-нибудь своим присутствием. Вы не назвали ни смелости, ни решительности, ни силы.
- Вы опять за свое, - недовольно буркнула Нина.
- Я совершенно искренен с вами, - возразил Антон Викторович. - Я знаю, что выражаюсь слишком резко, но это то, что я думаю.
- Сила в мужчине - это очень здорово, - согласилась Нина, - но сильный человек подминает всех вокруг себя, а это тяжело - постоянно жить у кого-то под каблуком.
- Если он при этом не обижен умом, может быть, это пошло бы всем вокруг только на пользу, - предположил шеф.
- Может быть, - пожала плечами Нина, - но уж так устроен человек - ему всегда хочется воли. За этим мы и приходим в этот мир...
- Зачем? - удивленно переспросил Антон Викторович.
- За самостоятельностью. Мы хотим сами руководить собой, делать свободный выбор - и бог дает нам такую возможность.
- Довольно условная возможность, если учесть, что, по той же теории, воздаяние неминуемо, - усмехнулся шеф.
- Поэтому он дает нам забвение, - пояснила Нина. - Вы же не верите в воздаяние. Почему?
- Это софистика! - вдруг рассердился Антон Викторович. - Вы знакомите ребенка с горячим чайником, говорите ему: это горячее, нельзя трогать! И даете потрогать - и он получает ожог. Но это вы нагрели чайник!
- Но ведь вы не можете не нагревать чайник, - возразила Нина.
- Да, мы скованы некоторыми законами бытия, - согласился шеф, - но ведь это Он создал эти законы!
- Что мы можем знать о том, по каким законам Он живет? - спокойно, с легкой грустью в голосе спросила Нина.
- И вот весь ответ! - язвительно произнес Антон Викторович. - И так всегда, очень удобная теория...
- Не стоит говорить такие вещи, - тихо сказала Нина, пытаясь отнять у шефа свою руку, но он не отпустил.
- Простите, Нина, простите меня, я не хотел обидеть ваши религиозные чувства, просто я сам хотел бы понять, что происходит и куда все это ведет, но я бешусь, когда чувствую свое бессилие в этом вопросе...
- Мне кажется, что это нельзя увидеть умом, - покачала головой Нина. - Только сердцем...
- Что ж, возможно, мое сердце слепо, - мрачно пробормотал Антон Викторович.
Они и не заметили, как самолет перестало качать, а через каких-нибудь полчаса пилот объявил о начале снижения. Все это время Антон Викторович ни на секунду не отпускал руку своей спутницы, и только после успешного приземления, когда шасси с пугающей скоростью и дрожью понеслись снова по бренной земле, Нина освободила свою ладошку из плена, чтобы вместе с другими пассажирами отдать должное пилоту апплодисментами.
- Не понимаю, к чему этот цирк, - недовольно пробормотал шеф, потирая затекшую шею и запястья.
- А мне очень нравится эта традиция, - улыбнулась Нина, с удовольствием потягиваясь. - Люди так выражают благодарность этим самоотверженным людям, чья профессия неразрывно связана с риском, а еще - дают волю радости и облегчению, что все прошло успешно.
- Вы видите вокруг одну только радость и признательность, - проворчал Антон Викторович, но по его тону было понятно, что на самом деле он восхищается этой ее способностью.
- Да, - кивнула Нина с улыбкой, - спасибо, я стараюсь.
Глава 5. Тайный воздыхатель
Когда Антон привез Нину в гостиницу, было 4 часа утра по местному времени, к бабушке ехать было рано - и они спустились в ресторан поужинать.
- Что-то не хочется есть, - призналась Нина, без всякого энтузиазма просматривая местное меню.
- Это все от перепадов давления, - сказал Антон, делая знак официанту. - Какой, наверно, это безумный стресс для организма - после миллионов лет эволюции и передвижения исключительно по поверхности, брать и
