изначально не продумываешь! Нечестно так выигрывать! Скажи, Лёля!
Второй брат-близнец заглянул на кухню.
– Есть такое. Даня всегда без стратегии играет. – Он застенчиво улыбнулся. – И да… лупасит по кнопкам.
– А что вы от меня хотите? – Даня зевнула и потянулась к потолку, смачно хрустнув косточками. – Посадили перед экраном, сунули джойстик и дали ценные указания по типу «просто жми на кнопки, женщина». Я и жму.
Гера открыл было рот, чтобы продолжить спор, но его прервал Кира.
– Давайте все присядем. – Юноша выдвинул из-под стола стул и опустился на него. – И послушаем, что нам скажет наша многоуважаемая сестра. Ведь мы с самого начала договорились, что у нас не будет никаких секретов друг от друга.
Легкомысленная детсадовская атмосфера вмиг исчезла, уступив место мертвой тишине. Гера и Лёля, утратив невинную наивность во взглядах, в мгновение ока вытащили из глубин своего сознания привычные маски холодной настороженности. Именно это выражение отчуждения и равнодушия господствовало на лицах трех братьев, когда Дане впервые за семь лет довелось встретить их. В здании суда. Втроем они сидели в коридоре на холодной скамье в ожидании своей очереди свидетельствовать против их никчемной матери. Они не жались друг к другу как брошенные в коробке котятки, а, равномерно разделив пространство скамейки, занимали свои временные территории, взирая на мир взглядом взрослых людей, подуставших притворяться детьми.
И два с половиной месяца, проведенных с Даней, все еще не лишили их голубые глаза настороженного блеска.
– Такой сегодня аншлаг, ого. Остается только спеть, – бодро заметила Даня, осознавая печальный факт: братья Шацкие ждали плохих новостей и были к ним абсолютно готовы. А почему? Всего лишь потому, что большую часть их сознательной жизни окружающий мир преподносил им только худшие вести.
– И? – Хоть Кира и отличался терпением, сегодня эту черту своего характера он явно демонстрировать был не намерен.
Даня вздохнула.
– Этот так называемый «пижон» полез ко мне под юбку. А когда я ему отказала, предварительно врезав статуэткой по лбу, уволил. Да, уволил. Вот так, народ.
Губы Киры стремительно побелели. Явный признак того, что юношу охватывает приступ ярости.
Однако быстрее него взорвался другой брат.
– Грязный сукин сын! – Гера взвился со стула.
Даня погрозила мальчишке пальцем.
– Иди помой рот с мылом. А потом напихай туда зефирок.
– Но этот гад…
– Сегодня целую ночь будет страдать от мигрени. Я позаботилась об этом, уж поверь.
Даня приблизилась к Кире. Тот слегка покачивался, а кулаки были сжаты так, что костяшки пальцев побелели.
– Будешь тратить время на эмоции? – осведомилась девушка.
– Я хочу набить ему морду, – тихо прошипел Кира.
– Это не в твоем стиле, – холодно напомнила Даня и, подцепив брата за локоть, заставила его подняться. Кира остывал быстрее, когда пребывал в движении. – К черту Зотова. – Она заняла место Киры. – Мне надо что-нибудь придумать. И срочно. Накопления, конечно, есть, но это, скорее, на черный день.
– Я возьму вторую подработку, – глухо сообщил Кира, отвернувшись к холодильнику.
– Мы можем раздавать флаеры. – Лёля посмотрел на Геру, ища поддержки. Тот немедленно кивнул, соглашаясь.
– Щас, разбежались, спасатели. – Даня откинулась на стену, заложив руки за голову. – Ты, – она ткнула подбородком в сторону Киры, – никаких вторых подработок. А вы, – тот же жест в сторону близнецов, – и не думайте задвигать спортивные секции ради сомнительных заработков. Во-первых, мелкие еще – штанишки да сандалики, а, во-вторых, вам учиться надо. Это ваша святая обязанность. А я займусь поиском работы, а иначе вмешаются драконихи из опеки, и нам придется скоропостижно расстаться.
– А ты и рада будешь, – буркнул Кира.
– Чего? – Даня прищурилась. – Чего? Чего?
– Брось, ты же спишь и видишь, как избавишься от нас и вернешься к своей вольной жизни.
Ножки стула скрипнули, подвинувшись на плитке. Даня развернулась всем корпусом к Кире.
– И что это за вяканье только что…
Даня осеклась, потому что Кира внезапно наклонился к ней и, обхватив пальцами подбородок девушки, впился своими губами в ее. Секунду спустя, он также стремительно отстранился, еще больше побледнев.
– Опять ты за свое! – Даня, разозлено заскрежетав зубами, утерла губы тыльной стороной ладони. – На фига?!
– Только попробуй нас бросить. – Голубые глаза Киры сверкали. – И я скажу, что ты меня развращала. Под какую-нибудь статью уголовного кодекса да подпадешь. А Лёля и Гера подтвердят.
Даня покосилась на близнецов. Те медленно кивнули. Судя по их непроницаемым лицам, сомневаться не приходилось: они уже выбрали для себя правую сторону.
– Засранцы. – Даня уже даже не знала, то ли злиться, то ли восхищаться. – Набрала мелюзги на свою голову. Одни врушки да шантажисты.
– К тебе нет доверия, – холодно сообщил Кира. Гера и Лёля за его спиной синхронно закивали.
– Больше двух месяцев прошло, как я взяла на себя ответственность за вас. И ко мне нет доверия?! Ничего себе заявление.
– На протяжении семи лет ты даже в гости к нам ни разу не приходила. – Кира подбоченился. – С чего ты решила, что мы вот так сразу поверим, что ты не собираешься скрыться от нас в любую секунду?
Даня прикусила губу. В какой-то момент она даже ощутила привкус крови.
– Ясно. – Она встала и, взяв со стола яблоко, направилась прочь из кухни. – Кира, покормишь остальных. Посуда на мне. А я что-то окончательно расхотела есть.
– Даня.
Девушка остановилась и нехотя обернулась. Лёля, как никогда походивший теперь на брошенного щенка, жалобно шмыгнул носом.
– Я не хочу, чтобы ты нас бросала.
Пальцы до боли впились в твердь яблока, оставив маленькие вмятины.
– Яблоко. – Даня выставила перед собой руку с фруктом. – Символ вечера. Все-таки раздор… Или что-то иное?
– Что-то иное. Рюук любит яблоки. – Кира избегал встречаться взглядом с сестрой. – Намек на то, что Лёля хотел бы косплеить именно его.
Даня огладила поверхность яблока.
– Гладенький… как лысина Сайтамы. – Даня раздраженно цыкнула. – Кучка идиотов, а не семья.
– Не семья, – тихо согласился Кира.
До самого отхода ко сну они больше не разговаривали. Даня закрылась в своей комнате и, сидя на раскладном диване, сверлила взглядом кучу у стены, на которую была наброшена простыня. То, что
