бы всегда быть частью этой семьи.
— Стулья нужны, — призадумался папа, как и остальные, глядя на Никиту. — Эти не подходят, — указал на те, где располагались женщины.
Барная мебель действительно немного не соответствовала. По крайней мере, в том положении, в каком пребывала сейчас. И не одна я это учла.
— Почему это не подходят? — возмутился младший брат.
— Так они ж высокие, — хмыкнул папа.
— Так их же можно сделать ниже, — не согласился с ним Никита.
— Да? — изумился папа. — Не знал.
Гордости за себя в младшем Ларине прибавилось. Я же переключилась на будущее оливье, в частности — контейнер с варёным картофелем. Правда, как открыла крышку и взяла в руки нож, так и отложила.
— Ну, раз со столом и стульями решили, давайте ещё с вашим ЗАГСом разберёмся, — типа совсем в тему объявила бабуля, сконцентрировавшись на мне.
Неспроста я нож отложила. Точно бы себе по пальцам заехала. Но руки срочно занять чем-то всё равно надо было, вот и схватила из вазы мандаринку, которую принялась упорно чистить, делая вид, что очень этим занята.
— Это был не ЗАГС, я же тебе уже говорила, — буркнула в своё жалкое оправдание.
Чистить мандаринку принялась ещё упорнее прежнего.
— Да? Ну, допустим, — ни разу не поверила мне бабуля. — А домой ты в платье этом своём пришла тогда почему?
— Красивое, кстати, — вставила мама. — Мне понравилось.
— И мне, — поддакнул папа.
Разумеется, это совсем не значило, что они встали на мою сторону. Как и бабуля, уставились на меня с большим ожиданием.
И вот что сказать?
Особенно, если от собственного вранья и без того тошно. Правильно, правду. От которой не менее тошно.
Но что уж тут…
Вдохнула поглубже.
Выдохнула.
— Пока я примеряла платье, в ателье произошла драка. Серьёзная. С последствиями. Сотрудникам ателье пришлось вызывать полицию и скорую. А потом всем не до каких-то там переодеваний стало, — выдала, как есть.
Почти не соврала. Умолчала о многом, в том числе о непосредственном отношении к случившейся драке. Но ведь и не соврала. Почти возгордилась собой. Как только получила одобрение в серых глазах находящегося поблизости за прозвучавшую искренность, и вовсе полегчало. На секундочку.
— Драка? — округлила глаза мама.
— Как это драка? — охнула бабуля.
Вся побледнела. Выронила из рук чашку. И охнула снова, потому что обожглась. Чай разлился ей на руки и юбку. А я заработала строгий взгляд от папы, прежде чем ринулась ей на помощь.
— Я сама, — остановила меня мама.
Чашка не разбилась, нужно было всего лишь поднять, а на мокрые пятна она накинула салфетку. Мне же ничего не осталось, как вспомнить о своей мандаринке. Раз уж дочистила, принялась возвращаться в кухонную зону и занимать свои руки дальше, отделяя дольки.
— Драка! Подумать только! Да что ж это такое делается, посреди белого дня и драка, да ещё и в общественном месте? — так и не отошла от шока старшая из Лариных, качая головой. — Вот так и отпускай внучку в большой город! К зверям ко всяким на растерзание! — принялась причитать, выражая праведное негодование.
— Люди бывают разные. На то место и общественное. Какой город — большой или маленький, тут совершенно не причём. Что поделать? Всякое случается, — вздохнул подошедший к ней папа. — Нас ведь это никак не касается, чего ты распереживалась на пустом месте, — укорил. — Да, Лера? — обернулся ко мне.
Вроде бы вопрос. Но скорее непосредственное требование в целях подтверждения.
Мысленно выругалась.
Матом!
— Как видите, я цела и невредима, — развела я руками. — Никакого участия в чужой драке не принимала.
Снова выругалась про себя. И выругалась ещё не единожды, едва бабуля схватилась за грудь, шумно втягивая в себя воздух, запрокидывая голову.
— Что-то душно здесь. Может, откроем окно, а Мариш? — попросила она свою сноху.
Та торопливо закивала и махнула рукой Никите, чтоб тот так и сделал.
— Только ненадолго. Не хватало ещё простудиться всем, — предупредила мама.
А сама за бабулиными лекарствами отправилась.
— Ты точно не пострадала? — прищурилась тем временем бабуля, разглядывая меня. — Не задели, ироды окаянные? — опять распереживалась. — Руки бы им всем повыдёргивать, чтоб не размахивали ими… — проворчала.
— Не задели, бабуль. Всё нормально со мной, — улыбнулась я виновато.
Я ведь и правда виновата. Перед всеми ними. За то, что расстроила. И за очередное враньё.
Хорошо, мама быстро вернулась.
— На вот, пей, — протянула ей пару таблеток.
Налила в стакан воды и проследила за тем, чтоб та всё выпила вместе с лекарствами. Я со своей мандаринкой к этому моменту тоже наполовину справилась. Проглотила, даже не жевала, переживая за бабулю ничуть не меньше, чем она за известие о драке, ворчливо припоминать которую она и тогда не перестала.
— И с чего они драться вообще вздумали? — поинтересовалась у меня. — Кто такие?
Выражаться про себя матом я так и не перестала. Но на этот раз оправдываться и придумывать что-либо ещё не пришлось.
— Ой, ей-то откуда знать? Сказано же, наша Лера тут не причём, — влезла мама. — И вообще, давайте лучше о чём-нибудь другом поговорим? — не выдержала в довершение.
Я была всецело очень даже «За» последнее предложение, но отсвечивать не стала. Понадеялась на то, что они сами найдут себе какую-нибудь тему для дальнейших дискуссий, которая на этот раз меня уж точно касаться не будет. Отвернулась от них. На хранящем всё это время молчание Романе Владимировиче сосредоточилась. И, раз уж сказать мне ему тоже было особо нечего, пошла знакомым путём. Мандаринку я мужчине предложила.
— Вкусная, — похвалила.
Тот отказываться напрямую не стал. Но перевернул испачканные ладони и показательно уставился на них.
— Правда вкусная, — нисколько не прониклась я.
А мандаринку сама ему скормила. Сперва одну дольку, затем, как только прожевал, ещё одну. Понравилось неожиданно такое нехитрое действие, вот и скормила. Всю мандаринку до конца. Встречное от него: «Спасибо», в купе с лёгкой такой же благодарной улыбкой и вовсе стёрли все остатки осевшего в душе негатива.
За нож и картофель я всё же взялась…
А женщины семьи Лариных тему себе для беседы тоже нашли.
