— Ну… — парень решил отмолчаться, но по его виду было предельно ясно, что мои поспешные сборы его не впечатляют. Ну и ладно, подумаешь… Друзья друзьями, а любимый человек у меня один.
Я ему недавно теплый шарф купила в качестве подарка к Новому году. И пусть под елку я его положить не смогу, но попрошу кого-нибудь из друзей передать — с пожеланиями, чтобы этот шарф согревал Пашу вместо меня. А тут встреча! Личная! И возможность так же лично вручить подарок адресату.
Поэтому наскоро собравшись, я выскочила из квартиры друга и побежала на остановку. Через полчаса наконец я его увижу…
На улице не боящиеся мороза торговцы развалили палатки с символами наступающего года. Игрушки, календари, фонарики, гирлянды… Разглядывая мигающие цветные лампочки, в отражении глянцевой витригы заметила знакомый силуэт.
— Привет, — поздоровался Паша, и я чуть не задохнулась. Смотрела на светящуюся елочную гирлянду и боялась смотреть на него. Как у него получается — одним звуком своего голоса припечатывать меня так, что даже пошевелиться не могу?
— Привет, — выдавила я из себя и все же повернулась. Вот он. Красивый. Мой. Что бы там не было между нами, все равно — мой.
Без лишних слов Паша взял меня за руку и повел в сторону. Он хочет таким образом от меня избавиться? Убить тихонько и закопать мой труп в сугробе? Но для начала, видимо, решил допросить:
— С кем Новый год будешь встречать?
Первым делом я подумала о Тане — ей наверняка понадобиться моя компания, а потом вспомнила о соседе этажом ниже, который совсем недавно приглашал меня в свою компанию.
— А… я… — пока я пыталась подобрать слова, Паша достал из кармана телефон и набрал чей-то номер. С первых слов я поняла, что на параллельной связи — лучший друг моего любимого человека.
— Ало, Серег? — поприветствовал он товарища. — Слушай, у нас найдется еще одно место за столом? Тут кое-кто желает к нам присоединиться… — и уверенно посмотрел на меня, будто бы принял важное решение. Так, наверное, смотрел на старую Галлию Цезарь, переходя знаменитый Рубикон.
— Кого? — поинтересовался Сергей по громкой связи, а потом догадался: — Катюху, что ли? Конечно, найдется!
Я посмотрела на Пашу округлившимися от удивления глазами:
— Ты хочешь, чтобы Новый год я встречала с тобой?
— Ну да, а что такого? — как ни в чем не бывало выдал Паша. Как у него все просто!
— В качестве кого? — пожалуй, самый интересующий меня вопрос, тяжелый, ответ на который сейчас перевернет течение всей моей жизни. И Паша, продолжая меня удивлять, заявил:
— В качестве моей девушки.
Внутри меня все запело. Какие бабочки? Там табун лошадей пронесся!
— А разве я твоя девушка? Помниться, мы расстались с тобой месяц назад.
Паша промолчал. Видимо, посчитав все слова недостаточным аргументом, он наклонился и поцеловал меня. Я не стала уворачиваться и искать виноватых, а открыто наслаждалась поцелуем. Приятно… как мне не хватало ощущения его губ на своих губах и прикосновений именно этих сильных рук.
Я счастлива. Я определенно счастлива. И плевать, что будет дальше. Плевать на проблемы между Таней и Иваром — я хорошо знаю лучшую подругу, чтобы быть уверенной в том, что до развода дело не дойдет.
А вечером, зайдя в популярную социальную сеть, я увидела ссылку, отправленную со странички Дани. Таня интернет-общением не пользовалась после замужества — Ивар строго-настрого запретил ей злоупотреблять подобными и, на его взгляд, сомнительными средствами связи.
— Хоть по телефону звонить разрешает — и на том спасибо, — любит бухтеть на мужа недовольная таким поворотом Таня.
Кораблев прислал мне видео — то самое, где я демонстрирую всем и каждому свой оттоптанный медведями слух и вкупе с ним дословное знание текстов группы «Сплин».
«Это шантаж?» — спросила я его в ответном сообщении.
«О да!» — подтвердил друг кучей смайликов и тут же добавил: — «Теперь ты полностью в моей власти!
И сразу же перезвонил на сотовый:
— Кстати, как у тебя дела с Павлом?
Я рассказала другу о том, каким способом Паша предложил возобновить наши отношения.
— Мужы-ык, — протянул Даня. — Я думал, он у тебя и вправду тряпка…
— Он у меня самый лучший! — я тут же стала грудью на амбразуру.
— Э, ты что! — возмутился парень. — Самый лучший здесь я, запомни.
Я промолчала, думая о том, что для своей девушки он, может быть, действительно идеальный. Так же, как и для меня Пашка. Ведь со всеми своими плюсами, минусами, принципами и идиотизмами он продолжает оставаться в моих глазах идеалом самого лучшего парня на свете.
С Даней я не могу заигрывать, рассматривать его с любопытством, проявлять хоть малую толику симпатии. Я просто разучилась замечать все мужское население, кроме одного-единственного человека… Зато мужское население замечает меня и активно комментирует то самое видео, где я на невысокой сцене караоке-бара нескладно пою:
— Скажи, что я его люблю,
Без него вся жизнь равна нулю,
Из-за него вся жизнь равна нулю…
Он всегда уходил, но возвращался. Потому что любил. По-своему, по-дурному, отрицая и говоря, что это всего лишь эмоции и гормоны. Любил, я точно знаю. Я его знаю как облупленного, хотя все же некоторые его слова мне были непонятны, а действия — непредсказуемы. Но это зависело не от него, а от его матери. В здравом уме и чистом разуме он бы говорил и поступал иначе. Но он — лучший. Лучший… Сначала это была просто мысля влюбленной девочки, потом — объективное мнение на фоне сравнения со всеми друзьями-знакомыми. И через недолгое время появилась непоколебимая уверенность в правильности своего выбора. Даже когда он обижал меня, оставлял — все равно продолжал тянуть к себе как магнитом. Потому что одновременно он был нежным, заботливым, внимательным. Как в нем могли уместиться так много противоположных чувств? Утром он мог целовать меня, обнимать, улыбаться, а вечером — выключить телефон. И так по кругу…
9
Паша мог сделать со мной все, что угодно. И он делал.
Звал меня, подпускал к себе, давал глоток счастья и снова прогонял. Хотелось взять что-нибудь потяжелее в руки и хорошенько отделать его за то, что он мучил меня, чтобы выбить всю дурь из его головы. А вместо этого я даже голос на него не повышала. Ненавидела себя за такое безволие и ничего не могла с собой поделать. Можно, было, конечно, состроить из себя оскорбленную невинность и заявить, что, мол, «иди-ка ты, дорогой, на хутор к троюродному дедушке». Но я боялась после этого и вовсе его не увидеть. И это не Паша был тряпкой, когда слушал мать. Это я была тряпкой, когда душу была готова продать, лишь быть рядом с ним. Я слабая и безвольная, но когда любишь по-настоящему — ты будешь бороться за свое счастье, что бы ни было. Здесь нет место гордости, и я наступала на горло даже самой себе.
Просила только об одном: чтобы не обижал. Но, видимо, понятие обиды у нас не совпадало, и моя просьба так и осталась неуслышанной. Ему не нравилось, как я готовлю. Как сервирую на стол или режу хлеб. На какой громкости слушаю музыку или каким приветствием здороваюсь с его друзьями.
Я терпела и была с Пашей сознательно. Это только мой выбор — быть рядом с тем, кто показывал мне один круг ада за другим. Помните стихотворение Эдуарда Асадова?
Я могу тебя очень ждать –
Долго-долго и верно-верно,
И ночами могу не спать –
Год, и два, и всю жизнь, наверно.
Пусть листочки с календаря
Облетят, как листва у сада,
Только знать бы, что все не зря,
Что тебе это вправду надо.
Я могу за тобой идти
По чащобам и перелазам,
По пескам, без дорог почти,
По горам, по любому пути,
Где и черт не бывал ни разу.
Все пройду, никого не коря,
Одолею любые тревоги,
Только знать бы, что все не зря,
Что потом не предашь в дороге.
Я могу за тебя отдать
Все, что есть у меня и будет.
Я могу за тебя принять
Горечь злейших на свете судеб.
