— У меня их и нет, — говорит Адам. Он протягивает визитку. — Свяжитесь со мной по электронному адресу с полным списком того, что вам и дяде причитается по аннулированным контрактам. Я позабочусь, чтобы вам заплатили.
Ленни смотрит на визитку в руке Адама.
— Немного поздновато, не так ли? Твоему отцу следовало сделать это много лет назад, ублюдок. Вместо этого он валяется на каком-то пляже с выпивкой и нашими деньгами.
Голос Адама отрывистый.
— Что ж, это лучшее, что ты можешь получить. Соглашайся или не соглашайся.
Ленни принимает визитку.
— Ладно.
— Я сожалею о том, что произошло в прошлом, — говорит Адам. — Но, боюсь, не могу сделать ничего большего, чем это. Я не знаю, где он.
— Спасибо, — говорит Ленни. Слова звучат неохотно. — Я буду на связи, если что. И ожидать полную сумму. Для дяди и его сотрудников тоже.
— Пожалуйста.
Ленни кивает нам обоим.
— Хорошо. Что ж… наслаждайтесь ярмаркой.
— Приятного вечера, — говорит Адам.
Мы стоим в тишине и наблюдаем, как Ленни растворяется в толпе. Я крепче сжимаю коробку со снежными шарами.
— Мне так жаль.
Адам кладет бумажник обратно.
— Пожалуйста, Холли. Не извиняйся.
— Но это неправильно, — говорю я. — Ты не должен был этого делать. Он даже не разговаривал с тобой, на самом деле.
— Знаю, — Адам прикусывает язык. Он широкими шагами пробирается сквозь толпу, и я вынуждена направиться следом. Мужчина ведет нас к более тихим стойлам в глубине зала.
— Адам, — говорю я, наконец-то хвата его за локоть. — Подожди, Адам, нам не обязательно уходить.
Он останавливается под аркой. Челюсть двигается, заостряясь под темной бородой.
— Не следовало приезжать сюда.
— Не говори так.
— Не на ярмарку. Я имею в виду Фэрхилл, — он проводит рукой по волосам, отводя взгляд от меня на толпу. — Думал, прошло достаточно времени.
— Так и есть. Этот парень придурок.
— Но он ведь прав.
— Ты не несешь ответственности за то, что сделал отец. Как мог быть таким?
Глаза Адама встречаются с моими и в них такая усталость от мира, какой я раньше не видела.
— Люди видят это по-другому. Особенно когда знают, что у меня есть средства, чтобы загладить вину.
— Это не значит, что ты обязан. Если решишь, думаю, это благородно. Тебе следует отдать должное. Не потому, что ты должен это сделать, а потому, что хочешь.
Он кивает, глядя мимо моего плеча.
— Тогда со мной и мамой обращались как с преступниками. В городе, в полиции.
— Сожалею об этом, — я придвигаюсь ближе, желая хоть как-то утешить. Но ничего нельзя сделать для раны, которой больше десяти лет.
— Все спрашивают, знаю ли я, где он, — Адам качает головой. — Чертовски унизительно продолжать говорить, что понятия не имею.
— Это не твое преступление, — повторяю я. Рука крепко сжимает его предплечье. — Адам, это произошло давно. Люди здесь думают по-другому. Но те немногие, которые считают так же, ну… пошли они к черту. Почему их мнение имеет значение? Ты сам себе хозяин, и чертовски впечатляющ.
Адам смотрит на меня долгим взглядом.
— Чертовски впечатляющ?
— Да, — румянец, выступающий на щеках, не имеет никакого отношения к этому моменту, и голос остается твердым. — Замечательно, что ты поступаешь правильно по отношению к Ленни, пусть и не должен отвечать за чужие грехи.
Он надолго замолкает.
— Ну а ты произносишь хорошие ободряющие речи.
— Спасибо. Это мой навык, — снова сжимаю его предплечье. — Мы можем уйти, но обещай: это потому, что ты хочешь уйти, а не из-за него. Не все ужасны в Фэрхилле.
— Нет, — тихо соглашается он. — Не все.
— Эй, вы двое! Поднимите глаза!
Я бросаю взгляд туда, где мимо проходит Джинни. Она несет гигантскую коробку с надписью «какао», а на лице улыбка.
Я поднимаю взгляд.
Мы стоим под веточкой омелы, развешанной на каждой арке Рождественской ярмарки. Эта традиция так же стар, как и сам Фэрхилл.
Адам замечает это.
— Только взгляни.
— Забавно, что ты остановилась именно здесь.
— Да уж… — он медленно наклоняет голову, давая время отстраниться. Я не двигаюсь.
Он прижимается губами к моей щеке, а борода щекочет кожу.
— Спасибо за сегодняшний вечер, малышка Холли.
— В любое время, — шепчу я. — Но я больше не маленькая.
Его глаза темные, бездонные.
— Нет, — соглашается Адам. — Ты определенно не такая.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Холли
На следующий день я превращаюсь в фейерверк.
Дом пуст, родители благополучно уехали к тете и дяде, так что мы с Уинстоном остались одни.
Что ж, на его планы, похоже, это не повлияло. Он проводит день, занимаясь тем, чем обычно занимается, а именно наблюдает за мной темными собачьими глазами со своего места на диване. Когда-то давно ходил по дому.
Я занимаюсь утренним пилатесом, принимаю душ и выпрямляю волосы. Зря? Может быть.
Но продолжаю поглядывать на дом через дорогу и прокручивать в памяти ощущение его губ на щеке и на сто процентов возвращаюсь к себе пятнадцатилетней, за исключением чрезмерного использования блеска для губ.
Я также включаю очень громкую рождественскую музыку. Мэрайя Кэри была саундтреком утра, и я фальшиво подпевала ее песням. На ногах любимые рождественские носки, чертовски высокие, пушистые и нелепые, с крошечными колокольчиками, вшитыми в резинку.
Я даже успеваю кое-что сделать. Документ на экране компьютера заполнен полностью. Сверху донизу, через один интервал, и все это о Фэрхилле.
Адам вчера шутил, но правда в том, что этот город интересный. Я знаю его как свои пять пальцев.
Внутри керамических Санта-Клаусов нет тайников с наркотиками, но должна быть какая-то мистическая тайна. Почему это рождественская столица штата? Как местные жители относятся к празднику?
Только начала писать вторую страницу, как раздается звонок в дверь. Я вскакиваю с дивана.
— Иду!
Уинстон кряхтит, с трудом спускаясь, чтобы присоединиться. Обязанности сторожевой собаки, по-видимому, по-прежнему имеют первостепенное значение.
Это Адам Данбар, высокий и собранный. Темные волосы покрыты крошечными снежинками после того, как тот перешел улицу.
— Привет, — говорит он. — Я не вовремя?
— Нет, нет, вовсе нет. Как дела? Нужно установить еще несколько лампочек?
Он морщится.
— Нет. Ты проделала очень тщательную работу.
— И ты это ненавидишь, — говорю я. — Нет, все в порядке. Тон как бы выдал тебя.
— Ненавижу это, — говорит он, но голос сух. — Но мне нравится не быть мишенью гнева Мэйпл-Лейн.
— Ты сделал правильный выбор. Эти дамы наводят ужас.
Он притворяется, что дрожит от страха.
— У тебя есть работа или можешь прогуляться?
— Мне не нужно работать, — говорю я. — В конце концов, сегодня суббота.
— Точно. Хочешь пойти со мной по делам?
Не нужно просить дважды.
— Давай. Могу я просто накинуть куртку и взять сумку?
— Нет, — говорит он. — Должна пойти прямо так, только в свитере и рождественских носках. У меня строгое ограничение по времени.
— Ха-ха, очень смешно. Сейчас вернусь.
Я оставляю Адама в коридоре и бегу через весь дом. Носки абсолютно нелепы, и я люблю их, но ни разу не подумала, что мужчина, который мне интересен, увидит их до того, как, знаете ли, влюбится. В меня.
Но теперь увидел.
— Я вернулась! — говорю я и тянусь за паркой. — Куда направляемся?
— Это сюрприз.
— О, звучит зловеще, — говорю я. — Это тот момент, когда ты признаешься, что все эти годы был серийным убийцей?
— Казалось, я говорил об этом пару дней назад, — говорит Адам. — Серийные убийства были старой работой. Сейчас я занимаюсь исключительно программированием.
— Неплохая смена карьеры!
Он кивает.
— Да, но серийные убийства учат всевозможным навыкам.
— Сохранять спокойствие под давлением, — невозмутимо отвечаю я. — Спокойно относиться к риску. Отлично завязывать узлы.
