с продажи, пусть поработают и за меня.
— Тут к тебе ещё приходили, — рядом вырастает Инга, с ходу перешедшая на «ты».
Убирает со стола пакетики сахара, протирает столешницу. — Две какие-то странные девицы. Посмотрели на тебя, потоптались и ушли.
Вскидываю взгляд на новенькую.
— Я никого больше не жду.
— Ну может, просто тебя знают, — пожимает плечами. — Как увидели тебя, разохались и так ничего и не заказали.
— А это вполне возможно, — расплываюсь в улыбке. Сколько их через меня прошло за три года! Сарафанное радио работает отменно.
Откладываю телефон экраном вниз, допиваю кофе, привычно рассматривая прохожих за стеклом. Хотя ни один из подвешенных вопросов так и не решён, чувствую себя на удивление легко. Внутри ничего не тянет, меня не сжирает беспричинная тоска. Мне хорошо. Я бы даже сказал, что счастлив.
В субъективной оценке.
За окном мелькает какая-то девушка с рыжими волосами и в груди тут же екает.
Это не Ида, понятно по всем параметрам, но тепло уже разливается по всему телу, забивая башку пушистой ватой. Хрен с ней, с квартирой, подождёт. И сон тоже подождёт.
Хочу быть с моей рыжей фурией. Даже если просто обнимать ее ночь напролет, боясь потревожить чувства расстроенной соседки. Хочу уткнуться носом в белую шею, почувствовать на ней свой запах, запутаться в ее охрененных волосах. И чтобы сердце отбивалось в глотке, аж не вздохнуть.
Берусь за телефон и набираю Иде. Длинные гудки сменяются короткими. А потом снова. И снова.
Десять звонков без ответа. Сегодня вечером ей явно не до меня.
Глава 31
Ида
— Зря я тебя не отговорила, — мягко поглаживая меня по голове, говорит Геля.
Я гашу очередной всхлип подушкой. Если вчера под адреналином от распирающего гнева я держалась, как стойкий оловянный солдатик, то сегодня наступил чертов апокалипсис. Всемирный потоп. И зальет нас моими слезами.
Я беспрестанно вою и вою, промочив ни в чем не повинную подушку уже насквозь.
А стоило мне немного успокоиться и перестать задыхаться собственными соплями, как я посмотрела в зеркало и все началось по кругу.
Какого черта на меня вчера нашло? В какой момент эта идея показалась решением всех моих проблем? Будто отрезав волосы, я избавлюсь от всего, что связывает меня с мерзавцем Куртом. И кому я в итоге отомстила, м?
— Ну на самом деле, подстригли хорошо, — убаюкивающим голосом продолжает подруга. — Они красиво лежат, и шея у тебя теперь так красиво видна. Я всегда тебе говорила, что достоинства нужно показывать.
Из груди выходит очередной булькающий звук, я высмаркиваюсь в уголок наволочки и откидываю пропитанную моей нескончаемой болью подушку в сторону.
Хорошо, что есть ещё одна. Зарываюсь лицом в новую, свеженькую, и вроде бы, становится легче. Когда-то же должно.
Но это временное отупение после литра пролитых слез. Просто плакать уже нечем, организм обезвожен.
— Сделаешь чай? — прошу Ангелину, все это время поглаживающую меня по спине. Она не отходит от меня ни на секунду, словно я слабонервная дурочка с суицидальными наклонностями.
То ли дело она. Дала себе слабину на минуту, не больше и, гордо вскинув голову, продолжила жить. Хотя ее опрокинули похлеще меня. Вот откуда в ней эта сила? Где взять такую же?
— Конечно, — она встаёт, пружинит диван, следуют шлепающие шаги в сторону кухни.
Я отлепляюсь от подушки, вытираю щеки руками и протяжно выдыхаю. Пора брать себя в руки. Подумаешь, сердце впервые кому-то доверила, а его на кусочки ногами раздробили. Сама дурочка. Чего ждала? Прочесываю пальцами волосы, убирая с лица, и тут же сердце болезненно екает, когда длина неожиданно обрывается. Лицо снова искажается, словно в спазме. Предвестник горьких слез.
Злость трансформировалась в глубокую печаль. Вчера кроме клокочущей ярости от неоправданных ожиданий ничего не было, а сегодня одна только раздирающая на мелкие тряпки обида. Ну как так? Почему я оказалась недостойна быть единственной?
Всю ночь в голове крутились оправдания этого лжеца: у него непростая семейка, у него сложные амбиции, у него прибыльная работа, а менять всю свою жизнь ради меня — это героизм, на который он пойти не может. Он же не герой. Он даже не мой парень. Ненастоящий. Если бы был таковым, если бы эти слова прозвучали хоть раз, подтверждая его обязательства…
Но ведь он обещал. Дал слово, что не обманет больше моих ожиданий. И тут же вероломно побежал за моей спиной договариваться с новой кандидаткой на место фальшивой девушки. Неужели так нужны деньги? Для чего? Почему бы честно мне не признаться или хотя бы не обсудить? Так и так: «Я сейчас срублю ещё бабла с наивной идиотки вроде тебя, с тебя же я договорился больше не брать, некрасиво. А уж потом… может быть… мы и правда попробуем. Если ты все же смиришься с бесконечной чередой баб, желающих залезть мне в рот и трусы за деньги. Ты же не думала, что я правда завяжу? Я же ничего больше не умею, я говорил!»
Меня снова начинает колотить в приступе жалости к себе.
И ведь не обмани он меня вчера по телефону, я, может, и правда смогла бы его для себя оправдать. Но он такой лжец! Непроходимый. Лжец, лжец, лжец.
— Взбиваешь подушку? — спрашивает Геля, появляясь в комнате.
— Представляю, что это его лицо, — хрипло отвечаю, расправляя гусиные перья под пальцами.
— Мое предложение все ещё в силе. Могу отпинать засранца. Он дрыщ, а я в пятом классе на каратэ ходила.
— Не надо. Лучше помоги достать деньги, а? — осеняет меня. — Не хочу быть ему должна. Кину ему в морду все, что должна за роль «парня». И за секс в придачу. Пусть почувствует себя последним шлюхом! Он же гордый. Петух! — слетаю с катушек.
— Ах ты, моя девочка, — будто с гордостью говорит она, улыбаясь. — Мне выходное пособие дали. С премией за прошлый месяц и нерастраченными отпускными за полгода. Там неплохо вышло. Вот ни копейки не жалко, чтоб перекошенное лицо дрыща