неизвестно откуда взявшейся.
— Заебали, — процедил Зайкин. — Не хочу я с вами разговаривать.
— Ну, тише, тише, — желтоглазый медленно махал рукой, как опахалом. — Мы ж с миром пришли. Пошутили просто. Как в старые добрые.
Карина нахмурилась. Поняла уже, что все пятеро учились с ним в школе. И, видимо, как-то все их судьбы переплелись на том выпускном.
— Нихуя не старые и не добрые, — огрызался Зайкин, держа нож наготове. — Че надо от меня еще?
— Прощение, — выдохнул желтоглазый и глотнул из горла. Непропорционально здоровый кадык задвигался на хилой шее. — Лине нужно твое прощение.
Зайкин хмыкнул в сторону.
— А у Олега она его попросить не хочет? Он, даже если бы хотел, уже никак не сможет ее простить. Это ее не мучает?
Тот опустил голову и закивал. Сделал еще глоток и выдохнул.
— Ты не понимаешь, она на наркоту подсела. У нее из-за тебя крыша едет.
Карина слушала и не верила. Лина вела себя не всегда адекватно, может быть, но выглядела совсем иначе, создавала впечатление успешной и самоуверенной девушки. Только пространный взгляд немного смущал.
— Я здесь причем? — Зайкин звучал хладнокровно. — Меня вообще не ебет, что с ней будет.
Карина от него не ожидала, но понимала, что такое ненависть. Она испытывала сопоставимую злость к Луковскому, который ее унизил. В минуты накрывавшего гнева желала ему самой лихой смерти и даже упивалась этим чувством. Оно было гораздо сильнее любви, потому что проще. На ненависть требовалась гораздо меньше ресурсов. Она как будто всегда в ней была в избытке, а любовь приходилось вырабатывать.
— Один передоз у нее уже был, еле откачали, — желтоглазый провел ладонью по лицу и выдавил жалостливо. — Это ведь не особо ее вина…
— Скорее, не только ее, — Зайкин оглядел всех пятерых. — А вы даже прощения не просите.
Девушка переводила сосредоточенный взгляд с одного на другого. Остальные четверо дружков тупили лица в землю, шатались и ерзали.
— А смысл? — первый поднял лицо на Зайкина, смотрел с раскаянием, замутненным нетрезвостью. — Будто ты простишь.
В голосе даже звучала обида. Осунувшееся лицо стало жалким, выжатым как будто. Он явно тоже злоупотреблял, если не наркотиками, то алкоголем.
— Оля мне вообще в рожу плюнула, — еще два больших глотка виски заглушили его страдание.
Карина пыталась анализировать, кто эта Оля и какую роль сыграла во всей этой истории, даже если не знала саму историю до конца. Все было на лицо — желтоглазый страдал от безответной любви, но жалко его ничуть не было. Карина подумала, что, явись он ей на стрим и заплати десять тысяч токенов за раз, она бы все равно его заблокировала. Все-таки остатки чувства собственного достоинства в ней еще находились.
— Я ей горжусь, — Зайкин хохотнул.
— Сука!
Желтоглазый швырнул бутылку и чуть не скрючился, но выпрямился и расчесал длинные волосы, грязные, покрытые жиром, как воском, давно заброшенные хозяином.
— Он же пидор был! Что она в нем нашла?
— Человека, — усмехнулся Зайкин.
Желтоглазый пнул землю в сторону памятника Олегу и прорычал.
— Она ненавидит меня теперь…
— Ты сюда душу излить приперся? Отойди от его могилы. Урод, — Зайкин подошел к нему в упор и схватил за грудки, нож все еще держал в другой руке. — Как меня заебала ваша семейка со своими псевдостраданиями.
Он оттолкнул желтоглазого. Тот упал в руки своим дружкам, которые, как покорные псы, ловили хозяина, но не брыкались на его обидчика. Карина была готова взорваться, настолько не выдерживали нервы. Она постоянно следила за ножом. Лезвие отдавало бликами время от времени. Каждый отсвет резал по сердцу.
— Лина этого не хотела, — заплетаясь, пробубнил желтоглазый. — Никто этого не хотел.
Другие четверо закивали, как автомобильные собачки.
— Но Олег в гробу. И это факт. А вы даже не в тюрьме.
Зайкин грубо вытер нос рукавом куртки и размазал ладонью слезы. Карина стояла чуть в стороне и чувствовала физическую боль в районе левой груди. Тоже хотелось плакать.
Из кустов вылезло трое бугаев в деловых костюмах. Они быстро положили всех пятерых мордами в землю, скрутили им руки, приказывали матом выбросить все предметы.
Самый высокий подошел к Зайкину. Карина узнала в нем Алексея, охранника с вечеринки, который увез Гурьева в неизвестном направлении.
— В порядке? — по-солдатски спросил он у парня, схватив его за плечи.
Добившись кивка, глянул на девушку, осмотрел профессионально, убеждался, что нет признаков насилия. Она облегчила его анализ:
— Я тоже.
Пятеро скрученных парней ворочались под ногами охранников, ворчали матом и плевались.
— Зай, мы реально этого не хотели, — кричал желтоглазый. — Я тоже себя ненавижу…
— Отпустите их. Не стоит пачкать руки, — сказал Зайкин и обнял Карину за плечи.
Она только тогда расслабилась.
— Уходим, — крикнул Алексей своим коллегам, а сам повел пару к выходу за локти, разжав их объятия. — Что произошло? Ты же знаешь, Нина докопается.
— Да ничего, — махнул Зайкин. — Извиниться пришли.
Алексей недоверчиво усмехнулся. И сразу переключился на девушку.
— Кариша?
Она кивнула.
— Что случилось? Тебя не обидели?
— Ее, попробуй, обидь, за словом в карман не полезет, — с гордостью проговорил парень.
Карина отмахнулась от него, смутившись, и улыбнулась охраннику.
— Все в порядке. Ничего не было. Они, правда, извинялись. В своей… манере.
— А че нож тогда достал? — Алексей кивнул на все еще открытое лезвие в руке Зайкина.
Тот быстро его спрятал в рукоять.
— На всякий случай.
— Хорошо, что мы рядом были, — зацокал Алексей. — Вот… с тобой реально надо постоянно таскаться.
— Не надо. Я тебе плачу как раз за это.
— Твоя мать все равно платит больше, — Алексей угрожающе поджал губы. — Спалит нас — моя карьера закончена.
— Не спалит. Я твое прикрытие. А ты — мое.
Бугай вздохнул недовольно.
— Кстааати, — Зайкин отдернул локоть и прищурился на него. — А че это вы так быстро приехали? Следишь за мной все-таки?
— Мы просто проезжали неподалеку, — Алексей развел руками.
— А не приохуел ли ты?
— Не выражайся при даме.
— Эта дама сама нехило выражается, — парень ей подмигнул.
Ей уши не резало. Особенно после пережитого. И в еще одну разборку она встревать не хотела. Тем более что Алексей выглядел внушительно.
— Если не хочешь, чтобы твоя карьера закончилась, перестань за мной таскаться, — Зайкин злился, но все равно казался милым, потому что краснел сильно. Синие глаза расширялись, блестели искорками гнева. — Платить я тебе больше не буду. Предатель.
— Я за твою жизнь головой отвечаю, — Алексей тоже смешно покраснел и стушевался, перестал казаться грозным и важным. — Я же не постоянно. Так… поглядывал иногда. Да ты даже не засек меня ни разу!
— Профессиональный ублюдок, — досадовал
