ребенка.
Сегодня мой телефонный юмор не показался ему забавным.
— Где ты? — отрезал он с нетерпением.
— Где я? — повторила я, пытаясь потянуть время.
Лгать мужу мне не хотелось, но и говорить по телефону, где нахожусь, тоже. Потому что тогда он включил бы режим альфы и потребовал объяснить, почему я была у доктора, и у меня возникли бы проблемы с поиском правдоподобных отговорок. Отсюда и необходимость тянуть время.
— Мия, — предупредил он.
Я вздохнула.
— Боже, Луиза, успокойся. Я в машине, — сказала я истинную правду.
— Где эта машина? — продолжил он.
— На стоянке, — уклончиво ответила я.
— Твою мать, Мия. Скажи, почему ты ходила к гребаному доктору, — прорычал он нетерпеливо, а также обеспокоенно.
Я выпрямилась.
— Зачем все это время спрашивать, где я, если ты уже и так это знал? — спросила я резко. — Кроме того, как ты узнал, где я? Поставил жучок в мою машину?
Я наклонилась и пошарила под сиденьем, приступая к поискам. Это ему с рук не сойдет.
— Один из парней видел твою машину. Хотел знать, почему ты не сказала мне, куда собираешься. Теперь я хочу знать, почему ты лгала, — его голос звучал сурово. — Ты в порядке? — добавил он уже мягче.
Я села прямо, отказавшись от поисков.
— Будь ты проклята, Бетти, за то, что такая чертовски милая и запоминающаяся, — отчитала я свою машину.
— Бл*ть, — нетерпеливо пробормотал Зейн. — Я не смогу вести с тобой важный разговор по телефону. Тащи свою задницу в клуб. Немедленно, — скомандовал он.
Многим его голос показался бы жестким, даже пугающим. Но я знала, что дело в другом. В любви и заботе, выраженной на его обычном альфа-байкерском языке.
— Хм, может, нам следует поговорить об этом дома, — попробовала я, пока не желая объявлять всему клубу о булочке в моей духовке.
Наступила напряженная пауза.
— Буду через две минуты, — отрезал он.
— Ладно, постарайся не растоптать какого-нибудь проспекта по пути из клуба, — поддразнила я, прежде чем отключиться.
Я старалась не волноваться из-за слов Зейна о том, что он приедет через «две минуты», хотя от клуба было добрых пятнадцать минут езды.
По причине того, что я была всего в пяти минутах от дома, я приехала раньше Зейна. Хреново, потому что за эти пять минут я довела себя до легкой паники из-за возможной реакции Зейна на его булочку в моей духовке. Да, мы были женаты. Да, мы были влюблены. Да, мы были более чем достаточно взрослыми, чтобы заводить детей. Возможно, я немного приручила Зейна, но он все равно оставался диким. По-прежнему односложно общался со всеми, кроме Лекси и меня. Мы научили его улыбаться на публике, а однажды он даже засмеялся. Но большую часть времени он носил свою грозную маску мачо. Так что, возможно, он не жаждал возиться с младенцем. Несмотря на его изумительное обращение с Беллой и нежность к Кингстону, новорожденному сыну Кейда и Гвен. Моя матка сжималась каждый раз, когда я видела их. Кстати, Кингстон — офигенное имя. Потом я отвлеклась на имена. Имя нашего ребенка, очевидно, должно отражать репутацию его крутого папочки и несомненную привлекательность его мамочки. Потом мои мысли перешли к полу ребенка. Девочка у меня уже была, так что мальчик стал бы хорошим дополнением. Хотя, в конечном итоге, мне было без разницы, лишь бы малыш родился здоровеньким.
Грохот «Харлея» выдернул меня из мыслей, и я осознала, что до сих пор сижу в машине, пристегнутая ремнем безопасности и все такое, и гляжу в пространство. Моя дверца распахнулась, и Зейн присел рядом на корточки, пристально всматриваясь в меня. Выглядел он напряженно.
Дерьмо. Может, мне следовало сказать ему по телефону, что новость, на самом деле, хорошая — по крайней мере, для меня, — а не сидеть в машине, как чокнутая, гадая, что Зейн подумает об имени Арден.
— Мия? — Его рука легла мне на бедро.
Я отстегнула ремень безопасности и повернулась к нему.
— Что ты думаешь об имени Арден? — спросила я.
Он замер.
Может, был не слишком счастлив.
— Недостаточно крутое, — пробормотала я и потянулась за снимком орешка, сунув его Зейну в лицо. — Я залетела, — бесцеремонно заявила я.
Вероятно, мне следовало попытаться действовать более деликатно и объявить об этом каким-нибудь тихим голосом с придыханием, но я выбрала самый быстрый способ успокоить его волнение.
Зейн зашевелился, медленно вытягивая снимок из моей руки, и уставился на него так, словно в нем хранились все секреты вселенной. Затем посмотрел на мой живот. Потом мне в глаза.
— Насколько беременна? — задал он странный вопрос.
Я нервно закусила губу.
— Эм, а насколько можно быть беременной?
Я сделала паузу.
— Учитывая твой уровень крутизны, и предполагая, что он относится и к твоим пловцам, я бы сказала: очень беременна. Настолько беременна, насколько только возможно. Беременная по горло, — пошутила я, пытаясь поднять настроение и скрыть тот факт, что в ужасе от его бесстрастного лица.
Зейн полностью развернул меня к себе, удерживая за бедро.
— Какой срок? — уточнил он, не разделяя моего веселья.
— Шесть недель, — сообщила я тихим голосом.
Он долго смотрел на меня, прежде чем снова сказать нечто странное.
— Недостаточно.
Я нахмурилась.
— Недостаточно для чего?
Его рука двинулась к моему лицу.
— Для того, чтобы сказать каждому брату, что моя любимая женщина родит моего ребенка, — яростно сказал он. — Чтобы сообщить всему миру, что я самый счастливый засранец на планете.
И с этими словами он поднял меня из машины. Мои ноги рефлекторно обвились вокруг него, и он сжал мою попку.
— У тебя будет мой ребенок, — пробормотал он мне в губы, заходя в дом.
Я улыбнулась, и в животе разлилось тепло.
— У меня будет твой ребенок, — подтвердила я.
— Солнце, — бормотал он между поцелуями. — Ты только что подарила мне вечное солнце, дикая кошечка.
Лекси
Семь месяцев спустя
— «Rolling Stone». Ты, нахрен, ШУТИШЬ что ли? — крикнул Сэм в трубку.
Он кружил по гостиничному номеру. Нет, можно смело сказать, что он метался по нему. Ной, развалившись на диване, хрустел Cheetos. Уайатт делал приседания. Лекси свернулась калачиком в кресле и записывала в свой блокнот их последнюю песню. Она была о разбитом сердце. Как шокирующе. Учитывая, что большинство написанных ею песен были наполнены болью и страданиями, не идущими ни в какое сравнение с теми чувствами, что испытывало ее сердце, это была лишь малая часть. И эта часть рождала хорошую музыку. На самом деле, лучшую. Достаточно хорошую, чтобы
