говорит Дэвис, а у меня в горле стоит ком. ― А потом возвращай свою задницу сюда. Прошлый год будет трудно превзойти. Но мы чертовски уверены, что попытаемся.
Я облегченно смеюсь.
― Да.
Мы заканчиваем разговор.
Я бросаю взгляд на воду и замечаю голую задницу моей жены, когда она барахтается в волнах, а затем, отплевываясь, встает, вскидывая руки к небу.
А потом я снимаю сапоги, джинсы, рубашку и бросаю их на песок рядом с нашими вещами.
Я иду за ней.
И, черт возьми, всегда буду это делать.
Она улыбается, когда замечает, что я приближаюсь.
― Чертовски холодно, ― выдавливаю я.
Руби врезается в меня, и я обхватываю ее за талию.
― Надо же было как-то тебя затащить, ― говорит она, ее голубые глаза блестят озорством.
Мои губы встречаются с ее мягкими губами, я вдыхаю ее аромат морской воды и клубники, эти тихие вздохи, которые я чертовски обожаю. Затем моя рука скользит по ее подбородку, позволяя пальцам нащупать пульс на ее шее.
Моя дурная привычка.
Моя зависимость.
Ее сердцебиение.
Я знаю ее сердцебиение так же хорошо, как свое собственное.
Потому что ее сердце бьется для меня так же, как и для нее.
На ранчо я всегда знал, что нельзя приручить дикую природу. Теперь я знаю, что не могу приручить сердце Руби. Все, что я могу сделать, ― это любить ее.
― Давай, подсолнух, ― говорю я, глядя в ее ярко-голубые глаза. ― Мы пропустим закат.
Она наклоняет голову.
― Ты залез в воду, чтобы сказать мне это?
― Я пришел, чтобы поцеловать тебя. А теперь я вытащу тебя, пока ты не замерзла.
Я несу ее на пляж, голую и мокрую. Я поднимаю с песка полотенце и набрасываю ей на плечи, мой взгляд скользит по ее тонкой шее, загорелой груди. Красивая до невозможности.
― Как все прошло? ― спрашиваю я.
― Х-холодно, ― говорит она, вытирая мокрые волосы и тяжело дыша.
Я убеждаюсь, что она согрелась, вытираюсь и одеваюсь сам, а потом мы устраиваемся на одеяле как раз к заходу солнца. Она сидит у меня на коленях, прислонившись спиной к моей груди.
Я целую ее в висок.
― Вот и все. Последнее, что нужно отметить в твоем списке.
Мы встретили рассвет в Тахо сразу после свадьбы.
На ее лице расцветает яркая улыбка.
― Да. ― Она указывает рукой на горизонт. ― Это мой калифорнийский закат. И у нас самые лучшие места в мире.
― Шоу специально для тебя, дорогая.
Несколько долгих минут Руби молчит. Затем она выдыхает.
― Это прекрасно.
― Да, ― говорю я, устремив свой взгляд на нее.
Солнце скрывается за горизонтом в ярком всплеске пурпурных, оранжевых и розовых цветов, с которыми может соперничать только она.
Ее улыбка гаснет, взгляд устремлен вдаль, на заходящее солнце.
Я хмурюсь, поглаживая рукой ее шелковистые волосы.
― Что случилось? ― Вчера вечером она сказала мне, что нервничает из-за клинических испытаний. Несмотря на то, что это не серьезная операция, я в ужасе. Но я отказываюсь волноваться и предаваться печали. Мне хватило этого в прошлой жизни.
Руби закрывает глаза и делает глубокий вдох, чтобы успокоиться.
― Мне кажется, что все кончено, Чарли. ― Ее глаза открываются от моего рычания. ― Но не в плохом смысле. Я чувствую, что теперь я знаю, кто я. Я решилась сделать то, что хотела, и сделала это. ― Она гладит меня по щеке, и я замечаю вспышку желтого бриллианта на ее пальце. Я перестарался, но ничего не мог с собой поделать. Он такой же яркий и дерзкий, как сама Руби.
― Я нашла тебя. ― Она улыбается, в ее глазах блестят слезы. ― Мой ковбой, который кричит.
У меня вырывается громкий смешок. Затем я откашливаюсь и крепко целую ее. Она издает тихий стон, выгибаясь в моих объятиях. Ее губы горячие, сладкие, мягкие.
Когда мы отстраняемся друг от друга, я прижимаю жену к себе, так крепко, что чувствую, как ее сердце бьется рядом с моим, и зарываюсь лицом в ее волосы.
― Господи, я так люблю тебя, ― выдыхаю я ей в шею. ― Я люблю тебя, подсолнух.
Я никогда не смогу выразить это словами. Они не передают глубину моих чувств. То, что эта дикая, великолепная женщина принесла в мой мир, каждую частичку моего разбитого сердца, которую она собрала воедино своим солнечным сиянием и смехом. Я чертовски благодарен, что в моей жизни есть Руби. И я никогда не отпущу ее.
Мой подсолнух, который всегда будет цвести.
― Я тоже тебя люблю. ― Красивые голубые глаза стекленеют от слез, и она прижимается ко мне лбом. ― Давай начнем новый список, Чарли. Наш список. Для нашего нового начала. Для нашей жизни и нашего ранчо.
Мои глаза на мгновение закрываются. Проклятье.
Не проходит и дня, чтобы я не был поражен силой моей жены.
― Я хочу все, ― говорю я. Я провожу шершавой ладонью по ее руке, наслаждаясь биением ее пульса под кончиками пальцев. Она моя, и она жива. ― Все причины, по которым я люблю тебя, будут в этом списке. И мы сделаем это вместе, малышка. Мы будем заполнять его, вычеркивать и пополнять до конца наших чертовых дней.
― Да, ― говорит она, задыхаясь. Она кивает, кивает и кивает. Ее улыбка озаряет все вокруг. ― Да.
Руби
НЕСКОЛЬКО ЛЕТ СПУСТЯ
В магазине «Букеты Блум» кипит работа.
На больших встроенных холодильниках мерцают лампочки. Длинный деревянный стол в центре зала уставлен вазами с гортензиями и пурпурными розами. Весеннее солнце освещает выбеленную стену из речного камня. Ковбойские сапоги скрипят по деревянному полу. Я задерживаюсь на секунду, чтобы полюбоваться Чарли, который стоит у прилавка, его пальцы обвязывают шпагатом концы сделанного на заказ букета подсолнухов.
Лучшее зрелище в мире. Мой ковбой.
Среди этого хаоса пронзительные голубые глаза моего мужа находят меня. Он подмигивает мне, и у меня в животе разливается тепло.
Сегодня день открытия магазина «Букеты Блум». Мой маленький цветочный магазин с белыми ставнями стал реальностью. Расположенный в очаровательном здании бывшей аптеки 1920 года, этот наполненный светом магазин похож на тайный сад на Главной улице.
Чтобы исцелить свое сердце и вернуть ранчо «Беглец» в прежнее состояние после пожара, нам пришлось пройти долгий путь. Потребовалось много восходов и закатов, но мы сделали это. Каким-то образом мы сделали это.
А теперь вся
