стоит. ― Он хлопает Чарли по спине. ― Я бы сказал тебе позаботиться о ней, но ты уже это делаешь.
На лице Чарли отражаются глубокие эмоции, но он ничего не говорит, только прочищает горло и пожимает руку моему отцу. От этого зрелища мое сердце едва не разрывается. После того как я очнулась, я провела в больнице целую неделю. Мой отец и Чарли провели некоторое время вместе. Отец понял, как сильно Чарли меня любит и оберегает, поэтому ему стало легче меня отпустить.
Отец обращается ко мне.
― Похоже, у тебя здесь по-настоящему бурная жизнь, Руби Джейн.
Я сияю.
― Да, папочка.
От кухонного острова доносится хриплый голоса Стида.
― Принеси Чарли виски. Парню не помешает выпить.
Я смотрю на своего ковбоя. Лицо страдальческое, плечи опущены, Чарли выглядит так, будто присутствие всех желающих в его доме испытывает его терпение.
Погладив меня по спине, Чарли подводит меня к табурету.
― Тебе стоит присесть.
― Я в порядке, ― говорю я ему. ― Я достаточно насиделась в больнице.
Он не настаивает, но недовольно ворчит и снова становится рядом со мной, скрестив руки на груди и нахмурив брови.
Он злится. Он не в порядке.
Я беспокоюсь за него.
Переступив с ноги на ногу, он проводит рукой по волосам.
― Я принесу твои сумки. — Он целует меня в висок, затем разворачивается и выходит из кухни, захлопывая дверь.
Уайетт бросает обеспокоенный взгляд на Дэвиса и идет за ним.
Я прикусываю губу. В больнице всегда царил хаос, поэтому у нас не было возможности поговорить о том, что случилось. А Чарли нужно выговориться. Я вижу, как его разъедает ярость, вижу боль на его лице, когда он смотрит на меня. Я не хочу, чтобы ему было больно. Мне нужна его ворчливая улыбка. Я скучаю по нему.
Брат протягивает мне бутылку воды.
― Как ты себя чувствуешь? ― спрашивает он.
― Хорошо.
В течение следующих трех недель мне было предписано соблюдать осторожность. Никаких стрессов. Никаких физических упражнений. Но с каждым днем я становлюсь сильнее. У меня есть лучшие лекарства. Аппараты для контроля работы моего сердца. Все врачи пришли к выводу, что никогда не видели ничего подобного.
Как и я.
Я ― чудо.
Я обвожу взглядом хижину, своих друзей и семью и улыбаюсь брату.
― Я выжила, Макс.
В его глазах стоят непролитые слезы.
― Я знаю, что ты выжила. ― Он убирает прядь волос с лица и берет меня за руку. ― Прости меня за то, что я сказал тебе в тот день по телефону, Рубс. Я слишком старался защитить тебя.
― Ты просто любишь меня, ― говорю я с широкой улыбкой.
― Люблю. И он тоже.
Я смотрю куда указал Макс, и мой взгляд падает на массивную фигуру Чарли в дверном проеме, разговаривающего со Стидом.
Макс усмехается.
― Я все еще не считаю, что жизнь ― это сказка, но ты, черт возьми, действительно чудо.
Улыбаясь, я встречаюсь взглядом с Чарли. Я делаю движение, чтобы подойти к нему, но поворачиваюсь слишком быстро, и это резкое движение тревожит мое заживающее ребро. Я пытаюсь сохранить нейтральное выражение лица, но Чарли быстро соображает. Заметив, как я поморщилась, он немедленно прерывает разговор и направляется в мою сторону.
Он подходит ко мне и берет за руку.
― Ты сядешь, ― говорит он строгим голосом. ― Сейчас.
Макс машет своим пивом.
― Он прав. Давай, Рубс.
Я закатываю глаза, но позволяю им увести меня в гостиную. Два часа спустя, после обеда, состоявшего из яблочного пирога и виски, дом пустеет. Стид и Фэллон уходят, крепко обнявшись со всеми. Тина отвозит моего отца и брата в аэропорт. Остаемся я, Чарли и его братья, сидящие в гостиной.
Я сворачиваюсь калачиком рядом с Чарли и улыбаюсь солнечному свету, проникающему в окна.
― Сегодня был самый лучший день.
Медленно скользя пальцем по моему обнаженному бедру, Чарли целует меня в висок.
― Статус подсолнуха?
― Определенно. ― Я обвожу глазами комнату, внутри меня расцветает счастье. ― Все, кого я люблю, находятся в одном невозможно маленьком пространстве. Совершенство.
― Будет еще лучше, ― ухмыляется Уайетт, закидывая сапог на колено. ― Подожди, пока ты не увидишь, что у меня тут. ― Он размахивает телефоном и наклоняется над Чарли, чтобы передать его мне.
Я ахаю и резко сажусь.
― Боже мой. Ты использовал фотографию.
На первой странице «Биллингс газетт» фотография Деклана Валианта, которую я сделала, и заголовок: СКАНДАЛ С ЗАСТРОЙЩИКОМ! САБОТАЖ НА РАНЧО! ВАЛИАНТ ПОЙМАН С ПОЛИЧНЫМ!
Широко раскрыв глаза, я смотрю на Чарли.
― Когда ты это сделал?
В комнате повисает неловкое молчание. Я вижу, как Форд и Дэвис молча переглядываются.
Наконец Дэвис подает голос со своего места в кресле.
― Мы выложили его после того, как ты пострадала, ― объясняет он. ― После этого у Валианта не будет шансов на выборах.
― Что я говорил? ― злится Чарли, хватая телефон Уайетта так, будто собирается его раздавить. Гнев ожесточает линию его челюсти. ― Никакого стресса.
Уайетт бледнеет.
― Черт. Прости.
― Чарли. ― Я кладу руку на его напряженное предплечье. Гнев исходит от него волнами. ― Давай прогуляемся.
Его пронзительные голубые глаза смотрят на меня.
― Тебе нужно отдохнуть, ― говорит он тяжело выдыхая.
Не обращая внимания на его слова, я встаю. Чарли тут же поднимается на ноги.
― Десять минут, ― говорю я ему, и Дэвис кивает в знак согласия.
― Руби.
― Пожалуйста.
Он смотрит на меня, потом кивает, надевая на голову свой «Стетсон».
Мы не говорим о том, куда направляемся, просто идем.
По наитию.
Мы с Чарли останавливаемся на пастбище и смотрим на обугленные останки конюшни. На почерневшей земле пастбища разбросаны обломки, и все еще чувствуется запах дыма. При воспоминании о событиях той ночи и виде пустого поля, где раньше паслись лошади, на глаза наворачиваются горячие слезы.
― Мне очень жаль, что так получилось с конюшней, ― шепчу я.
― Мы все восстановим, ― хрипло говорит Чарли. ― Все можно заменить, Руби. Но тебя ― нет.
Я переплетаю свои пальцы с пальцами Чарли. Он тихо рычит и притягивает меня ближе.
― Чарли, ― говорю я. ― Ты в порядке?
― Я просто… ― Плечи напрягаются, потом опускаются, он качает головой.
― Где ты? ― Шепчу я ему. Моя рука скользит по его
