мускулистой спине. ― Не отстраняйся от меня. Пожалуйста.
Вздрогнув, он поворачивается, бережно заключая меня в свои объятия.
― Никогда.
Я поднимаю голову и смотрю на него.
― Тогда поговори со мной.
Он вздыхает.
― Я все время вижу это, Руби. ― Его грудь опускается, он сдается. Позволяя мне вытянуть из него правду, даже если это причиняет боль. Он указывает на место на пастбище. ― Я вижу тебя там. ― Его лицо искажается. ― Ты была мертва, малышка. Это разрушило меня, я никогда не смогу этого забыть.
― Я знаю, ― шепчу я ему. ― Я тоже это чувствую.
Странные слова, но Чарли кивает, словно понимает.
Это моя судьба и сердечная боль Чарли.
Жить с этим. Помнить.
Мое воскрешение. Иногда мне кажется, что я все еще помню, как это было. Умереть. Вернуться. Губы Чарли, его пальцы, запутавшиеся в моих волосах, его слезы на моей щеке.
На самом деле это невозможно. Но кажется именно так.
Я бессмертна, потому что Чарли никогда не отпустит меня.
Мой ковбой заново запустил мое сердце и вернул меня к жизни.
Я ― человек, которым я хотела быть, сердце, которое я должна была найти в этом огромном мире, голос моей матери. Та ночь ― часть меня, и она никогда не отпустит ни одного из нас.
А это значит, что теперь я должна жить. Каждая секунда, проведенная нами с Чарли вместе, бесценна. И мы планируем прожить каждую из этих секунд так, будто она последняя.
― Я в порядке, ― говорю я ему. ― Я здесь. Жива. Я все еще твоя, Чарли. ― Я тянусь к его щеке и провожу рукой по его бороде. Его голубые глаза встречаются с моими. В них светится безграничная любовь. Так много любви. ― Просто почувствуй мое сердце, а я почувствую твое, и мы будем знать, что происходит между нами.
Чарли ничего не говорит. Он просто целует меня, его дыхание наполняет мое тело, его губы согревают каждый дюйм моей кожи. Наши сердца бьются в ровном ритме, набирая силу.
Мои губы растягиваются в улыбке, и губы Чарли делают то же самое.
Подстраиваясь под меня.
Я отрываюсь от его поцелуя. Я все еще улыбаюсь.
― Вот, ― я приподнимаюсь на цыпочки, чтобы поймать его хмурую улыбку, ― мой ковбой. Мужчина, которого я люблю.
Чарли берет мои пальцы, подносит их к губам и целует каждый. Затем мое запястье. Пульс.
Слезы застилают мне глаза.
Этот мужчина. От него у меня перехватывает дыхание.
― Там, ― произносит он и указывает на место, где я умерла. ― Мы разобьем сад. Прямо там, малышка. И первое, что мы посадим…
― Что?
Он ухмыляется.
― Подсолнухи.
Чарли
ТРИ МЕСЯЦА СПУСТЯ
― Я иду в воду, Чарли, ― говорит мне Руби, танцуя в прибое. Она шевелит бровями. ― Голая.
― Не смей, ― рычу я. Я иду по пляжу и останавливаюсь, мои сапоги касаются кромки воды. Ноябрьское солнце опускается за горизонт, золотое сияние поднимается от волн. ― Малышка, эта вода чертовски холодная.
― Слишком поздно, ковбой, ― игриво поддразнивает она, ее лицо озаряет великолепная улыбка. А потом она с визгом и смехом плюхается в воду.
― Посмотри на меня! ― кричит она, воздевая руки к розовому небу. ― Я жива!
― Посмотри на себя, ― тихо восхищаюсь я. ― Жива.
Она жива.
Эта мысль потрясает меня до глубины души.
Мой напев. Мой припев.
Моя чудесная жена.
Все причины, по которым я сейчас, черт возьми, жив, стоят в этом океане.
― Давай, ковбой! ― кричит Руби, снимая свой сарафан.
Я успеваю заметить ее грудь, прежде чем она исчезает в очередной волне.
Слава Богу, пляж уединенный.
Я собираюсь стянуть сапоги, но замираю, когда раздается звонок моего телефона.
― Черт побери, ― стону я, увидев имя Дэвиса. Меньше всего мне хочется отвечать, но мне нужно с ним поговорить. Последние три дня он не отвечал на мои звонки.
― Как там Калифорния? ― спрашивает Дэвис, когда я беру трубку. ― Авокадо изменило твой мир?
Я закатываю глаза.
― Придурок, ― бормочу я.
Все мои братья безжалостно издевались надо мной за то, что я отправился в Калифорнию, но они понимают, что я должен был это сделать.
Куда бы ни отправилась Руби, я рядом.
Дэвис хихикает.
― Держу пари, пляжная версия Чарли ― это нечто особенное.
― Я не смогу долго продержаться без сапог.
― Кстати, поздравляю. ― Дэвис продолжает. ― Мама говорит об этом так, будто настал конец времен. Ты сбежал и все такое.
― Спасибо. ― Я опускаю взгляд на золотое кольцо на левой руке. На прошлой неделе мы с Руби поженились. Это была скромная церемония в здании суда Воскрешения. Уайетт был моим шафером. Мы устроили небольшой банкет в «Неоновом гризли», а на следующий день сели в мой грузовик и уехали в Калифорнию.
Не хотелось терять ни минуты.
Подсолнечные дни до конца наших дней.
Медовый месяц мы проводим в небольшом пляжном домике на калифорнийском побережье. Через две недели Руби пройдет обследование в Стэнфорде. Это задержит нас в Калифорнии до рождества, и в начале следующего года мы вернемся на ранчо, но если есть хоть что-то, что может помочь ее сердцу стать сильнее, я сделаю это.
― Послушай, ― говорю я брату тихим голосом. ― Я должен сделать это быстро. Я на пляже с Руби, и она вот-вот прыгнет в Тихий океан. ― Я не свожу глаз со стройного силуэта Руби, опасаясь, чтобы волны унесут ее от меня. ― Валиант. Где он, Дэвис?
Долгое молчание.
― Я не знаю, о чем, черт возьми, ты говоришь.
― Чушь собачья, ― рычу я.
Он обнародовал фотографию несколько месяцев назад, вызвав бурю негодования в адрес Валианта. Его кампания, его брак, его карьера были уничтожены. Но на прошлой неделе Валиант не вернулся домой из деловой поездки за город.
Пропал без вести, объявили в новостях.
Я провожу пальцами по волосам.
― Какое у нас правило? Если ты в деле, то и я в деле. Несмотря ни на что.
― Не в этот раз, ― ровно говорит Дэвис. ― Тебе не нужно знать, брат. Начни свою жизнь с Руби. Забудь об этом. Я тебя прикрою.
Я зажмуриваю глаза, пытаясь понять, что он мне говорит.
― Наслаждайся отпуском, Чарли, ―
