Настала очередь Сэма. Что касается всех обвинений в растратах и хищениях, он был признан невиновным, но по мошенничеству и сокрытию мошенничества вердикт был иной.
Алекс приросла к своему месту, слушая приговор. Сэм стоял очень тихо и слушал слова судьи о том, что им всем нужно снова предстать перед судом через тридцать дней для вынесения приговора. Сейчас их освобождали на поруки, под залог в пятьсот тысяч долларов, что означало долговую облигацию в пятьдесят тысяч, о которой Сэм позаботился, как только его привлекли к ответственности. Подсудимым напомнили о том, что они не должны покидать штат и страну. Стукнув молотком, судья распустил присяжных, и в зале поднялся настоящий гвалт. Защелкали вспышки, и Алекс с трудом пробилась к тому месту, где рядом с Филипом стоял ее муж.
Сэм выглядел так, как будто его оглушили. В глазах его застыли слезы. Жены Ларри и Тома рыдали в открытую, но Алекс не стала с ними разговаривать. Саймон ушел из зала суда вместе со своим адвокатом почти сразу же после финального удара молотка.
— Мне так жаль, Сэм, — сказала она тихо, так, чтобы ее слова слышал только он. В это время кто-то уже фотографировал их.
— Пойдем отсюда, — жалобно сказал Сэм.
Алекс наклонилась к Филипу и спросила, не хочет ли он поговорить со своим клиентом, но тот отрицательно покачал головой. Он был очень разочарован вердиктом суда присяжных. Конечно, их усилиями наказание было значительно смягчено, но все равно Сэма ждала тюрьма.
Алекс шла за Сэмом, пробиваясь сквозь ряды бесконечных фоторепортеров. В конце концов они вырвались наружу и сели в такси.
— Как ты? — спросила она.
Сэм выглядел ужасно, и Алекс даже испугалась, не будет ли у него сердечного приступа или паралича. В пятьдесят лет можно было ожидать всего, хотя Сэм отличался неплохим здоровьем.
— Не знаю. Я словно в оцепенении. Этого можно было ожидать, но я… Поедем в «Карлайл».
Но около гостиницы их ждали журналисты. Подъехав к зданию со стороны Мэдисон-авеню, они быстро скрылись в дверях, и Сэм попросил Алекс подняться к нему на несколько минут. Оказавшись в номере, он заказал напитки обоим — скотч для него и кофе для Алекс. Она почти не пила спиртного.
— Я не знаю, что тебе сказать, — после долгого молчания наконец вымолвила Алекс. Внутри нее бушевали чувства — скорбь по Сэму и жалость к Аннабел, которая не будет общаться с родным отцом в течение двадцати или более лет. Это было невозможно себе представить.
Впрочем, она понимала, что им всем не остается ничего другого, как смириться с этим, хотя период до начала заключения обещал быть тяжелым.
— Что я могу для тебя сделать? — сознавая свою беспомощность, спросила Алекс. Такие же ощущения она испытывала, когда у нее был рак. И точно так же ничего было нельзя изменить.
— Береги Аннабел, — сказал Сэм и разразился рыданиями.
Он долго сидел, закрыв лицо руками и всхлипывая.
Алекс тихо подошла к нему и обняла за плечи. Когда принесли их напитки, Алекс расписалась за них в счете и сама ввезла тележку. Сэм с благодарностью взял свой скотч и извинился перед ней за то, что потерял самообладание.
— Ничего страшного, Сэм. Это нормально, — ласково сказала Алекс, касаясь его плеча. Сделать уже ничего было нельзя.
Сэм был признан виновным и должен был отправиться в тюрьму. Оба прекрасно знали об этом.
Глотнув виски, Сэм поднял глаза:
— Наверное, я испытываю то же, что испытывала ты, когда тебе сказали, что у тебя рак.
— Примерно, — печально улыбнулась Алекс. — Но я предпочла бы тюрьме химиотерапию.
Сэм цинично рассмеялся над ее словами и сделал еще один глоток.
— Вот уж спасибо. Впрочем, мне и не предлагают никакого выбора.
— Поверь мне, тебе бы это не понравилось.
— Я помню, — с грустью отозвался он, чувствуя свою вину перед ней. — Господи, ты была так больна. Я делал вид, что ничего не происходит, просто потому, что не выдерживал напряжения. Я даже впустил в свою жизнь Дафну. Ей было жалко меня, а не тебя, и я был полностью с ней согласен. Да уж, хорошо мы себя вели, ничего не скажешь. Мистер и мисс Кошмар.
Сэм говорил, глядя Алекс прямо в глаза, и она понимала, чего он не договаривает — ее муж был благодарен за то, что она смогла все это пережить.
— Ты с ней общался после ее отъезда? — из чистого любопытства спросила Алекс.
Сэм покачал головой:
— Ни разу. Я думаю, что маленькая кузина переехала на свежие пастбища. Она твердо стоит на ногах, где бы она ни жила.
Дафна очень умная девушка, когда дело касается ее самой, — ответил он, глядя на свою жену с невыразимой печалью. — Что ты здесь делаешь? Тебе не нужно находиться рядом со мной.
Это было правдой, но Алекс отличалась верностью, и они оба это знали. Кроме того, Брок был прав. В течение восемнадцати лет между ними установилась прочная связь.
— Я очень долго тебя любила. Это трудно забыть, — искренне ответила Алекс, не опасаясь, что он снова сделает ей больно. Она знала, что теперь ему это не удастся — слишком далеко она от него ушла.
— Чем скорее ты это забудешь, тем лучше, — сказал Сэм. — Тридцать дней. Кстати, за это время я подам на развод. Я уверен, что твой юный друг-юрист будет счастлив. Бедный парень при каждой встрече готов метать в меня громы и молнии. Скажи ему, чтобы он расслабился, — он меня теперь долго не увидит.
Алекс улыбнулась жестокой ироничности его слов. Они слишком хорошо друг друга знали, и Сэму не составило большого труда вычислить, какую роль в ее жизни играл Брок.
Правда, она узнала о его романе с Дафной гораздо быстрее. Но теперь никаких тайн между ними не осталось.
— А не слишком ли он для тебя молод? — Ревность явно проскальзывала в тоне Сэма.
Алекс это напомнило Брока, и она улыбнулась. Оба мужчины в чем-то оставались мальчиками.
— Я повторяю ему это каждый день, но он очень упрям, — сказала она. — Когда я болела, он меня просто спас. Прежде чем куда-нибудь меня пригласить, он провел со мной пять месяцев на полу туалета в моем кабинете, поддерживая меня во время рвоты.
— Хороший человек, — вынужден был признать Сэм. — Я хотел бы оказаться таким же достойным мужчиной. — И, вспомнив о результате процесса, он жалко пожал плечами и добавил:
— Может быть, это даже хорошо, что ты со мной не связана. Я не хочу втягивать тебя в это болото. Тебе нужна твоя свобода.
— Тебе тоже, — мягко ответила Алекс.
— Скажи это судье, — усмехнулся он, вставая. Держать ее около себя он теперь права не имел; находясь рядом с ней, он только чувствовал себя хуже. Между ними все было кончено — это было совершенно очевидно, и общаться с ней ему стало тяжело. — Скажи Аннабел, что я завтра приду и возьму ее с собой. В этом месяце я хочу как следует пообщаться с ней.
