Но Сэм, вернувшись с Аннабел в «Карлайл» после проведенного вместе дня, был весьма печален. С момента признания его виновным прошли уже сутки, и он начинал паниковать. Он должен был потерять все — свободу, жизнь, дочь, даже остатки того, что когда-то связывало его с Алекс. Сэм стал относиться к этому менее философски и менее легко, чем накануне, после выпитого виски. Общение с Аннабел напомнило ему о том, что он утратит, а встреча с Алекс только усилила все эти ощущения.
Днем Сэм рассказал дочке о том, что у него все складывается не слишком хорошо. Она все еще не понимала, что это значит, да и Сэм не стал всего объяснять, не сказав ей ни про разлуку, ни про тюрьму. Этим он решил заняться попозже — у него было еще целых тридцать дней.
— Как вы провели время? — улыбаясь, спросила Алекс.
Она сама приехала в «Карлайл», чтобы забрать дочь, отправив Брока за покупками.
— Прекрасно, — ответил Сэм, все еще очень напряженный. — Мы ходили на каток. — Отослав Аннабел в соседнюю комнату за куклой и свитером, он повернулся к своей жене и с болью в голосе продолжил:
— Прости меня за твоего друга.
По-моему, я его очень раздражаю.
Алекс кивнула, не зная, стоит ли рассказывать Сэму какие-либо подробности, но ее природная честность взяла верх.
— Он боится нашего прошлого, Сэм, и я не могу обвинять его за это. Восемнадцать лет — это очень много, и это трудно объяснить третьему лицу. Он боится того, что преданность сильнее любви, хотя это глупо.
— Правда? — мягким голосом спросил Сэм, осмелившись поднять на нее глаза. То, что он увидел в ее лице, поразило его до глубины души и отозвалось болью. Перед ним стояла женщина, которую он очень сильно ранил, и Сэм понял, что они оба никогда этого не забудут. — Неужели это только преданность? — задумчиво спросил он. — Мне жаль это слышать.
Хотя, с другой стороны, мне повезло, что ты хотя бы жалеешь меня после всего, что я с тобой сделал.
Он неспроста говорил эти слова — всю предыдущую ночь и весь день Сэм думал об Алекс и о том, какую боль он ей причинил.
— Не нужно, Сэм, — тихо ответила Алекс. Просить прощения было поздно. Теперь между ними остались только сожаление о прошлом и воспоминания — как плохие, так и хорошие.
— Почему? Наверное, я не должен ничего тебе говорить, но у меня безумное чувство, что после приговора время внезапно стало убегать, как песок в песочных часах. Поэтому для меня важно выговориться сейчас, потому что потом мне может и не представиться такой возможности.
Алекс понимала его чувства, но ничем не могла ему помочь. До какой-то степени она была в состоянии поддержать его в этот трудный период, помочь ему в том, что касалось Аннабел, но не более того. В ее сердце теперь был только Брок.
— Я по-прежнему люблю тебя, — еле слышно проговорил Сэм, разрывая ей сердце. В комнату вернулась Аннабел с куклой и свитером. — Это правда, — добавил он со значением, но Алекс отвернулась, не ответив на его слова. Лучше бы он ничего не говорил. Он не имел на это права.
Дрожащими руками Алекс помогла Аннабел одеться. Девочка побежала вызывать лифт, а Алекс с Сэмом последовали за ней, по-прежнему не говоря ни слова.
— Не усложняй свою и без того тяжелую жизнь, — вымолвила наконец Алекс. — Я знаю, что тебе трудно, и мне очень жаль, но, Сэм… не надо снова причинять нам всем боль. Не делай этого.
Может быть, он просто играет с ней, и тогда больно будет и ей, и Броку, и Аннабел, и ему самому.
— Я не хочу причинять тебе боль, — задумчиво произнес Сэм. Внезапно оказалось, что ему нужно сказать ей очень многое. — Наверное, я должен заставить себя уйти из твоей жизни насовсем, что бы я ни испытывал, в особенности если меня посадят. Я обещал себе самому так и поступить. Но теперь мне кажется, что будет большой ошибкой отпустить тебя, даже не сказав, как я тебя люблю. Я знаю, что утратил на тебя все права. Черт побери, мне даже трудно назвать себя мужчиной. Все, что составляло мою личность, куда-то исчезло — деньги, успех, положение в обществе… Наверное, потеряв грудь, ты чувствовала то же самое, но мы оба были глупы. Твое женское начало — не в груди, мое мужское — не в работе… Это наши сердца и души делают нас теми, кто мы есть и во что мы верим. Я не знаю, почему я этого раньше не понимал. Сейчас я все это осознал — к сожалению, слишком поздно для всех нас… и теперь я хочу вернуться на год назад и сделать все по-другому.
Алекс была потрясена его словами.
— Я не могу, Сэм, — прошептала она, закрывая на мгновение глаза, чтобы не видеть боли и любви, о которых безмолвно кричало его лицо. Почему он не говорил всего этого год назад?
Теперь было слишком поздно. — Не говори мне таких вещей… Я не могу вернуться и не могу предать Брока, — добавила она, вспомнив, что только сегодня утром пообещала это Броку.
— На что он тебе сдался? — раздраженно спросил Сэм. — Он же совсем мальчик. Правда, хороший мальчик, это видно.
И он, конечно, много для тебя сделал, но что будет через десять лет? Сможет ли он дать тебе то, что ты хочешь?
— Дело не в том, что он мне может дать, — твердо ответила Алекс, — он уже одарил меня сверх всякой меры. Теперь моя очередь.
— Но ты же не можешь вечно быть ему благодарной за то, что он тебе помог, точно так же, как я не могу оправдаться перед тобой за то, что не сделал этого. Но я все еще тебя люблю, Алекс… ты ведь все еще моя жена. Может быть, я больше не имею на тебя права — я уверен, что не имею. Но я хочу, чтобы ты знала, что я всегда буду тебя любить. Даже в самые безумные моменты, самые… — он осекся и прикусил язык, — я все равно не переставал любить тебя. Я не хотел уходить, но не мог оставаться. Я стремился убежать от всего — от тебя, от призрака моей матери, от реальности. И тут мне подвернулась эта Дафна. Я знаю, что был не прав, но она просто сводила меня с ума. И ты тоже. Понимаешь, я просто был не в своей тарелке. Но мне совершенно не хотелось причинять тебе боль.
Сэм хотел высказать ей все это перед началом своего заключения. Но это было несправедливо по отношению к ней. Он дернул за еще никем не порванную струну и дотронулся до той части сердца Алекс, которая по-прежнему принадлежала ему. И это было очень больно. Алекс больше не хотела его любить.
Она ответила своему мужу глубоким и печальным голосом, бросив взгляд на Аннабел, которая ждала их в холле:
— Знаешь, Сэм, нам обоим было бы легче, если бы мы разошлись без всяких объяснений. Не надо оглядываться назад, не надо оплакивать прошлое… Какой в этом смысл?
— Может быть, и нет никакого смысла. Но как можно расстаться молча после восемнадцати лет совместной жизни? — ответил Сэм со слезами на глазах. — Неужели ты можешь так легко все это отбросить? Неужели ты не испытываешь ко мне ничего, кроме чувства долга? Я не могу в это поверить.
