внимания на то, что я для него всего всегда была лишь забавной, но надоедливой зверушкой. А потом он обратился ко мне с просьбой.
— К-какой? — заторможенно спросила я, хотя уже понимала, куда дует северный ветер.
— Сама не догадаешься? — грустно усмехнулась Марта и отпила из своей чашки почти половину напитка.
— Но зачем это было ему нужно? — сбитым шёпотом спросила я.
— Не ему, — и эти два слова, словно пули, выпущенные мне точно в лоб.
Бам! И от меня ничего не осталось.
— Ярославу необходимо было быстро дожать тебя из-за твоей матери, и никто даже не сомневался в успехе данного мероприятия. А ты принялась сопротивляться, что Басову было совершенно не на руку. Вот он и решил, что рыцарь на белом коне, защищающий тебя от мерзких буллеров, впечатлит твою персону больше, чем просто красавчик-мажор, которому море по колено.
— Он всё знал с самого начала?
— Ну, разумеется, знал. Аммо пронюхал, что ты дочка Храмовой и услужливо слил эту информацию Басову, — кивнула Максимовская.
Я тут же против воли расплакалась. Тихо, но отчаянно. Без всхлипов, но так, как хоронят самое дорогое, что у тебя есть — без надежды на чудо. И навсегда!
— А волосы? — вскинула я глаза, полные бесконечного отчаяния на Марту, и та кивнула, разнося весь мой внутренний мир в щепки.
— Волосы. Куртка. Обрезанная форма. Он пошёл бы и дальше, если бы ты не сдалась и не выкинула белый флаг.
Меня затрясло. Воспоминания боли прошлого накрыли с головой. Припечатали. Убили.
— А потом?
— А потом была всего лишь весёлая игра в кошки мышки, Истомина. Не ты первая. Ни ты последняя, уж поверь мне. Все были в курсе ваших дел. А переписку от лица Аммо вели поочерёдно, и Серяк, и Тимофеев, задорно улюлюкая и придумывая для тебя всё новые квесты. Ярик тоже знал, что Аммо там тебе прикручивает газу, но больше мерился с другом размером причинных мест, чем злился на него. Им было забавно ставить эти безумные опыты над твоей психикой, они тешили своё эго и самоутверждались на полную катушку за твой счёт. Вот, собственно, и всё.
А после этого Марта решила выложить свой главный козырь. Она взяла в руки свой смартфон и открыла переписку с Аммо, а затем развернула её ко мне. Дата — двадцать восьмое ноября — сразу после нашего первого раза. Текст прост и незамысловат.
«Басов похвастался, что ощипал курочку».
— И почему ты решила мне вдруг всё это рассказать? — глотая слёзы задала я свой главный вопрос, одёргивая ладони от мобильного, словно от ядовитой змеи.
— Потому что Аммо поступил со мной точно так же, как и Басов с тобой, Истомина. А я и рада была им обмануться. Но Рафаэль умеет быть очаровательным там, где ему это нужно. Он завораживает, влюбляет в себя, сводит с ума, а потом без капли смущения рубит твою доверчивую, глупую голову. Ему не стыдно. Ему просто весело. Понимаешь?
— Но Яр сказал, что…
— Не будь дурой! — в сердцах прошептала Марта, и я увидела, как нервно бьётся венка на её шее, как дрожат её руки и как отчаянно она держится, чтобы не разрыдаться передо мной.
— Боже…
— Прости меня, Вероника. Но люди уж так устроены, что пока жизнь не пнёт их под зад, до тех пор они и не поймут, что такое больно. Так случилось и со мной.
Сказать запоздалое «спасибо» я не успела. Марта встала и гордо ушла, кинув на столик крупную купюру, а я осталась сидеть и переваривать услышанное.
И медленно, но верно скатывалась на первый из девяти кругов ада…
Вероника
Я не знаю, сколько просидела одна в том самом кафе. Вертела перед собой полную кружку с остывшим кофе и позорно оплакивала свою глупость и недальновидность, попранные мечты о светлом будущем и любовь, которая никому никуда не упиралась.
Жалость. Только она одна — вот всё, что ко мне мог испытывать такой парень, как Ярослав Басов.
Кочка.
Вешалка.
Девочка для битья.
Как может такая, как я, встать рядом с таким, как он, и гордо поднять голову?
Никак.
Слёзы капали в чашку, растворялись в горечи напитка, а я не могла понять, как оказалась в этой точке невозврата, зачем и почему. Только лишь потому, что меня угораздило родиться у моей несговорчивой матери? Вот и вся моя вина?
Почему кому-то от рождения мироздание выдаёт на руки фулл-хаус: любящие родители, дом — полная чаша, внешность, ум, талант. А кого-то будто бы нарочно обделяет, забирая даже самое важное в этой жизни.
И плевать — справляйся как хочешь.
— Девушка, с вами всё в порядке? — подошёл ко мне молоденький бариста и посмотрел на меня именно так, как я и заслуживала.
С ненавистной жалостью.
— Цвету и пахну, — насилуя мышцы лица, заставила я себя улыбаться, вопреки всему и вся.
— Может ещё кофе?
— А застрелиться у вас, случайно, нет?
— Увы, — покачал парень головой, и на этом самом месте меня наконец-то и прорвало. Или пресловутая валериана перестала действовать, я не знаю. Но я буквально захлёбывалась своим отчаянием, не понимая, что мне теперь делать.
Куда идти?
Кому верить?
«Верь только мне, Истома. Только мне одному…»
Эти слова Басова набатом гремели в моей голове, но облегчения не приносили. Они жгли меня изнутри раскалённым железом, оставляя уродливые рубцы и кровоточащие раны. Потому что слишком много фактов били меня наотмашь по лицу.
На, смотри, глупая, он тебя использовал!
Это из-за него ты стала посмешищем в гимназии. Размалёванная дурочка. Изрезанная форма. Испорченная ветровка. И мои волосы…
Ему было плевать, чего меня лишить, лишь бы выиграть очередную партию в своих жестоких шахматах. А теперь, как мне быть, когда я думала, что уже победила, а мне, по факту, поставили мат?
Мысли тут же принялись жалить осы воспоминаний — воскрешая в памяти каждый чёртов раз, когда Басов прибегал «спасать» меня из рук жестоких девочек, которые вдруг ни с того, ни с сего на меня ополчились.
И спас.
Чтобы только самому пустить мне пулю в лоб. А перед этим натешиться вволю, наглумиться. Истоптать подошвой дорогих ботинок мои первые светлые чувства. Моё тело, которое я ему подарила. Мою душу, которая тянулась к нему вопреки всему.
Что же ты за человек, Ярослав?
И человек ли вообще?
Злость когтистой лапой прихватила меня за шкирку и вытянула из мрака очередного предательства. Встряхнула. Влепила звонкую оплеуху, а затем окатила ведром
