все хорошо.
Я встаю, и у меня подкашиваются ноги. Олли хватает меня за талию и прислоняет к машине, его рука поглаживает мою кожу в сбивчивом ритме.
От него пахнет сигаретами, алкоголем и всепоглощающим удовым одеколоном. Это сочетание вызывает тошноту в горле.
— Ты в порядке, милая?
— Эм… да, — я незаметно пытаюсь оттолкнуть его, но его слабая хватка все крепче сжимает мою поясницу, пока в месте давления его пальцев не вспыхивает боль.
— Ты неважно выглядишь, Ава. Знаешь что? Забудь о вечеринке. Давай я отвезу тебя домой.
— Я могу сама вести машину. Все нормально.
На этот раз я прилагаю больше усилий, чтобы оттолкнуть его, но он возвышается надо мной и хватает меня за подбородок, угрожающая улыбка растягивает его тонкие губы.
— Я сказал, что отвезу тебя.
— А я сказала, что доеду сама, — я хмурюсь. — Отпусти меня, Олли.
— Знаешь, в этом-то и заключается твоя проблема, Ава. Ты считаешь всех мужчин игрушками, с которыми ты немного флиртуешь и высасываешь из них деньги, а потом ждешь, что они уйдут, когда ты их об этом попросишь.
— Я никогда не просила у тебя денег. У меня своих достаточно, — в конце мой голос срывается.
Несмотря на то, что я решила начать защищаться, ноющее чувство подсказывает мне как можно скорее выпутаться из этой ситуации.
Моя мама научила меня всегда следовать своей интуиции, и прямо сейчас она требует, чтобы я избавилась от Олли.
Он врывается в мое пространство, выражение его лица злобное. Раньше он не казался мне пугающим, скорее назойливым человеком, который всегда пытался залезть ко мне в трусики.
Однако сейчас все кардинально изменилось.
Я прекрасно осознаю его рост и ширину и смутно припоминаю, что он один из тех парней из тренажерного зала, для которых рост мышц — это тип личности.
Его бедра касаются моих, и я шумно сглатываю, звук застревает в горле, а затем эхом разносится в воздухе.
Ухмылка Оливера становится шире, как у гиены, которая начинает получать удовольствие от охоты.
— Ты все еще подаешь мне неоднозначные сигналы, и ты это знаешь. Тебе это нравится, верно? В конце концов, быть шлюхой, привлекающей внимание, — твоя индивидуальность.
— Я никогда не просила твоего внимания, — я вздергиваю подбородок. — Отвали к чертовой матери, Олли, и я сделаю вид, что этого никогда не было.
После этого я полностью вычеркну его из своей жизни. Все это время я была ослеплена и не замечала его гнусных сторон, скрытых под его непринужденным фасадом. Помню, Сеси как-то сказала мне, что ходят слухи, будто он издевался над своей бывшей девушкой. Она сказала это, чтобы я держалась от него подальше. Послушала ли я ее? Нет. В основном потому, что думала, что ко мне это не относится, ведь я никогда не видела в нем больше, чем друга на ночь.
Очевидно, я ошибалась, и мне, честное слово, нужно чаще прислушиваться к Сеси.
— Притворишься, что этого никогда не было? — он заливается злобным смехом, от которого у меня сжимается желудок и нарушается тишина ночи. — Мне поклониться вам в реверансе, Ваше Высочество?
— Если ты не отпустишь меня сию же минуту, я буду уничтожать тебя до тех пор, пока от тебя ничего не останется. Ты связался не с тем человеком, но я дам тебе возможность одуматься, — я пристально смотрю на него, изображая беспечность, которой не чувствую. — Ты ведь знаешь, что у меня влиятельная семья?
Он поднимает руку и дает мне пощечину с такой силой, что моя голова откидывается назад, а в ушах звенит. Во рту появляется металлический привкус, и я понимаю, что у меня рассечена губа, и прикусываю язык.
Прежде чем я успеваю прийти в себя, Оливер разворачивает меня и грубо пихает к машине, а затем задирает вверх мое облегающее платье.
— Где сейчас твоя влиятельная семья? Может, они придут, чтобы вымыть мою сперму из твоей грязной киски. Посмотрим, стоит ли это всех этих хлопот.
Реальность обрушивается на меня, как груда кирпичей, и я вслепую начинаю царапаться.
— Остановить! Отпусти меня, остановись!
— Заткнись, сучка! — он приподнимает мою голову и ударяет ею о машину.
Мир раскачивается под моими ногами, когда мои каблуки скребут по бетону. Жужжание в ушах, завывание ветра и расплывчатость окружающего меня мира ощущаются так, будто это все происходит с кем-то другим.
Я чувствую, как он резко схватил меня за грудь, но не могу пошевелиться. Дыхание сбивается, и я слышу, как шепчу:
— Помогите… пожалуйста… помогите…
— Я сказал, — он снова бьет меня головой о машину. — Заткнись нахуй, чертова сука!
Звезды пляшут перед глазами, а руки падают по обе стороны от меня. Я чувствую, как из меня высасывают все силы, а завывающий ветер подхватывает мои полые внутренности.
Может, если я не буду двигаться, все скоро закончится.
Может, я и не вспомню об этом.
Может, как я полностью забыла виолончельную Сюиту № 4 Баха во время конкурса и даже забыла, какого черта я там оказалась, кто эти люди, уставившиеся на меня, и мою чертову личность, я забуду и это.
Навсегда.
Это будет погребено во тьме, как мое сознание и часть моего дегенеративного мозга.
Если есть на свете Бог, пусть он пошлет молнию, чтобы убить этого ублюдка, пока он не причинил мне вреда.
Пожалуйста.
— Правильно, не дергайся, и тогда больно будет недолго, гребаная су… — голос Оливера прерывается, и мне кажется, что Вселенная пожалела меня и погрузила в состояние оцепенения.
Его вес исчезает у меня за спиной, и я слышу громкий удар.
Я моргаю, смахивая влагу с глаз, и медленно поворачиваюсь, прижимаясь спиной к машине. Губы болят, в голове все еще звенит, а ноги едва удерживают меня в вертикальном положении, и мне приходится хвататься за крышу машины, чтобы не упасть.
Но я вижу его.
Посреди тускло освещенных улиц.
Где ветер колышет ветки огромных деревьев.
Когда мой слух обостряется, а тело пробуждается.
Оливер распростерся на земле, его тело прижато более крупной фигурой.
Это Илай.
Последний человек, от которого я ожидала спасения.
Его кулак сжимает воротник Оливера, и он обрушивает шквал ударов ему в лицо. Звук соприкосновения плоти с бетоном эхом разносится в воздухе, когда кровь брызжет на его рубашку, шею и землю под ним.
Мой бывший друг пытается заговорить, но из его горла вырываются лишь придушенные булькающие звуки, когда Илай снова и снова безжалостно вбивает кулак в его лицо. Каждый удар проходит с тошнотворным грохотом, делая черты лица Оливера неузнаваемыми под натиском ударов и хлынувшей крови.
Я
