того, как узнал, что ты собой представляешь, я простил тебя! Ты слышишь меня?! Я! Тебя! Простил! — он схватил Вику за плечи и затряс, стараясь, чтобы до нее дошел смысл его слов и сила отчаяния. Палочка выпала из волос и со слабым стуком ударилась о палубу, а освобожденные волосы тяжелым водопадом рассыпались по плечам. Когда шелковистые локоны коснулись рук Раджа, он немного пришел в себя и отпустил сводящую его с ума ведьму, которую одновременно хотелось и прибить, и, стиснув в объятиях, никуда не отпускать. — Ты снова провела меня своим невинным личиком и лживыми глазами! И вы бы прибрали к рукам нас обоих, но ты слишком понадеялась на себя, когда взялась присматривать за Санджеем и развлекать его во время отъезда сестры. Это она тебя попросила? Боялась упустить жениха? А ты, полагая, что я у тебя уже в кармане, согласилась?
— Ты пропустил очередной визит к психиатру или не принял лекарства? — осторожно спросила Вика. Ей все больше казалось, что Ракеш сошел с ума, иначе как еще можно было объяснить, тот абсурд, в котором он ее обвинял.
— Не пытайся язвить. Тебе это не поможет. Я все знаю! Если бы ты знала, нашу с Санджеем историю, быть может, не была бы столь самонадеянна. Но ты ее не знала и решила, что сможешь удержать и меня, и приберечь Санджея для своей сестренки. Но у тебя не получилось! Как я тебе уже сказал, ты была слишком самонадеянна. И сейчас одной из вас придется за это заплатить! Ни тебе, ни твоей сестре, ни Санджею не позволено безнаказанно пытаться водить меня за нос! Я предъявлю дади эти отчеты, и помолвка будет отменена, а твоя сестра опозорена.
Вика мелко дрожала от представившейся ужасной картины — как Ракеш при собравшихся гостях показывает дади фотографии, зачитывает отчеты, и как дади с позором выгоняет Ирину из дома. Сестра этого не заслужила, и Вика старалась придумать, как спасти Ирину от свихнувшегося Раджа, но не могла это сделать — попробуй она удержать его на яхте, дади может закатить скандал из-за ее отсутствия, но и допустить, чтобы старушка увидела отчеты, да еще когда их покажет Радж в своем взвинченном состоянии, Вика тоже не могла.
— Но что получишь ты от того, что испортишь жизнь брату и Айрин? Они любят друг друга. Айрин сможет ему все объяснить, и они могут пожениться без участия дади, — стараясь сдержать дрожь в голосе, начала Вика.
— Вот мы и подошли к самому интересному — что хочу я, — Ракеш, немного успокоившись, потому что приблизился к тому, ради чего все и было затеяно, снова начал подходить к прижимающейся к поручню Вике. — Я хочу предложить тебе сыграть в покер. Ты же любишь играть в покер? — продолжал он. — Ставка — помолвка твоей сестры. Ты хочешь, чтобы она состоялась, а я — нет. Это будет заслуженным наказанием и брату, и твоей сестре. Свои карты я тебе открыл. Они тянут на стрит-флеш (пять карт одной масти по-порядку — вторая по силе комбинация). Чтобы перебить мою руку, у тебя должен быть флеш-рояль (пять карт одной масти по-порядку, начиная с наибольшего значения: Туз, Король, Дама, Влет, десятка). Что ты можешь предложить? — черная бровь Ракеша изогнулась в ожидании ответа.
— У меня есть только я, — неуверенно ответила Вика. — Ты этого хочешь? Меня?
Глава 77. Ставки сделаны. ставок больше нет
— Тебя? В каком смысле? — Ракешу нравилось наблюдать за тем, как распахнулись глаза поганки, как она стиснула, находящийся за спиной поручень фальшборта. — Чем конкретно ты собираешься перебить мои карты?
Вика всматривалась в лицо Раджа, пытаясь понять, что тот имел в виду, но оно было непроницаемой маской. Только в глазах разгорался знакомый огонь. И новая, более сильная боль вонзила в нее когти, когда Вика осознала, что от нее ждет Ракеш — ведь он считает ее неразборчивой в связях и обращается с ней, как обращаются с подобными девицами.
— Секс? — наконец выдавила Вика непослушными губами. — Ты этого хочешь в обмен на помолвку сестры? — «Вика, если ты что-нибудь натворишь и опозоришь меня на собственной помолвке, я тебе этого не прощу», — услышала она голос сестры, вспомнила ее сияющие счастьем глаза, а возможность помолвки сейчас полностью зависела от Раджа и того, что она (Вика) сможет ему предложить. Вика сглотнула вставший в горле комок — она себе все представляла совсем не так, но видимо, будет так. «Пусть хоть Ира будет счастлива, а она заслуживает счастья!» — в отчаянии подумала Вика. — «Что ты не радуешься? Ты же именно этого хотело!» — мысленно обратилась к своему телу, но оно пристыженно молчало, тогда Вика, сжав руки в кулаки и набираясь решимости, бесстрастно произнесла: — Я согласна. Пойдем. Только пусть это будет быстро и, кроме нас, больше никто об этом не узнает. А потом ты исполнишь свое обещание и снимешь все заграждения, чтобы я могла исчезнуть, и что я больше никогда о тебе не услышу.
Ракеш смотрел на Вику, на ее бледное лицо со сверкающими отчаянной решимостью глазами, и ему было тошно от того, как легко она себя продает. Он рассчитывал на полное ярости сопротивление, обвинения, угрозы, а не такую быструю и безоговорочную капитуляцию и последовавшее за ней предложение любимой и оттого ненавидимой девчонки. Он через силу заставил себя рассмеяться, скрывая за издевательским смехом горечь разочарования.
— Ты не в том положении, чтобы ставить условия и слишком высокого мнения о своей особе, — резко оборвав смех, бросил он в лицо Вике. — Ты хочешь за пару часов своего времени купить замужество сестры, которое по нашим традициям продлиться всю жизнь, и ее покой? Ты столько не стоишь.
Вика вздрогнула от нового, нанесенного ей оскорбления, и губы дрогнули в немом протесте, но, стиснув пальцы, она заставила себя молча остаться на месте. «Ирина», — повторяла она про себя. — «Я не могу ее подвести».
— Это называется шулерство, — продолжил Ракеш. — То, что ты пытаешься представить достойной комбинацией, тянет лишь на пару (две карты одинакового достоинства). Ну максимум, — он окинул ее оценивающим взглядом. — Тройка (три карты одного достоинства). И то, только благодаря твоей привлекательности, — выплевывал Ракеш слова, которые резко, как пощечины, ударяли Вику. — И потом, меня не интересует ширпотреб. Мне не интересно иметь то, что имели все.
Ракеш говорил и не мог остановиться. Где-то глубоко в душе он понимал, что перегибает палку и его слова слишком жестоки, но впервые за
