И по пробкам, – добавила я еще пару капель в сироп жалостливости, потому что никак не могла решить, о чём врать, а о чём правду говорить. И ведь собиралась не обманывать больше, но как быть? При рассказе об Иране маму хватит удар. Называется: почувствуйте себя моим папой – рассказывать есть о чём сутками, но лучше промолчать.
Эх, нелегко быть дочерью подполковника внешней разведки!
Οднако с утра беседа тоже не задалась. Во-первых, монастырская сметанка подкачала, или мой желудок после всех стрессов перестал работать правильно. В общем, мне опять стало плохо. Но я включила воду погромче, чтобы мама не распереживалась и не обиделась на своих монахов, с неё станется.
Я вышла из санузла, предварительно приведя себя в человеческий вид, и раздался звонок. Мама уже стряпала что-то на кухне, а мне хотелось зажать нос от аппетитных запахов, которые почему-то были ужасными. Мама, уютная, розовенькая, как зефирка, в своём переднике с оборками, вытерла руки и сняла трубку. Лицо её быстро приобрело оттенок тревоги и ужаса. Я насторожилась и услышала:
– Да ты что?! Вот мерзавец. А казались приличными людьми! Ну как можно?! Конечно, Сонечка, я тебя поддержу, друг мой! Сейчас и приеду,только прости, ненадолго, у меня Любушка приехала… Ага.
– Что случилось? – поинтересовалась я у мамы.
Она поджала губы и с присущим ей интеллигентным негодованием принялась рассказывать:
– Соня… Ну,ты же помнишь мою Соню, Софью Вячеславовну с прошлого турбюро, да? – заручившись моим кивком, мама продолжила. – Ей от брата достался домик за Волгой, ну она и стала квартиру сдавать, а туда перебралась. Думала, пожить в покое, на природе на пенсии. Α соседи, которые через двор отгрохали дворец, купили прилегающий участок, расширились. И всё было хорошо, пока не явился их блудный сын, так сказать, наследный принц. Он всю неделю Соне не даёт спать: жужжит пилой, стучит чем-то. А только что на машине половину забора ей снёс, да наглый такой! Соня в ужасе, рыдает. Она же одинокая и поддержать некому. Я быстренько сбегаю, чтобы она хоть не одна с этими зарвавшимися богатеями разбиралась, ладно? Она полицию хочет вызвать, но боится, как бы на неё всё не перевернули без свидетелей. Знаешь, как бывает с нынешними порядками – суд может постановить, что человек сам себя переехал… Прости, девочка моя, нo я должна!
Я слегка поморщилась. На моей памяти тётя Соня всегда находила, с кем поссориться, и при том была несчастной сироткой, в которой в периоды кризиса просыпался бык с рогами. Учитывая гренадёрский рост и вес, я бы не сказала, что ей нужно помогать. По-моему, она так просто живёт. Но мама со своей гипертонией и неисчерпаемым чувством дружеской ответственности всё равно вознамерилась разбираться с неизвестными хамами. И потому я предложила:
– Мамуль, погоди, я тебя отвезу.
– Да мне неловко, отдыхай!
– Всё нормально, потом погуляем вместе по твоей любимой набережной, ладно? После того, как твою нервную Соню спасём от буржуинов проклятых.
– Ну хорошо, Фарушка. Отвези меня. Но там мы сами справимся. Ты что-то бледненькая сегодня, личико совсем осунулось, щёчки опали.
– Это ж хорошо! – подмигнула я маме. – А то что я за красавица я буду – лицом поперёк себя шире?
– Всё-таки надо кушать, – вздохнула мама. – Ты вчера даже к сырникам еле притронулась.
Про «кушать» только не сейчас! Я была рада-радёхонька улизнуть из кухни и жутких запахов. Всё-таки что-то со мной не так…
Уже в машине мама сказала:
– Признаюсь, Любушка, я рада, что ты со мной едешь. У тебя характера больше, в отца. А я всегда перед хамством теряюсь. Меня можėт трясти всю от гнева, а сказать мало что получается.
– От того и давление, мамочка. А ты попробуй как-нибудь гавкнуть от души, а то и пнуть. Помогает.
– Это не интеллигентно, Фарушка, – вздохнула мама.
Мне вспомнилась Таша со всем, что она хранила в себе, и к чему это привело.
– Знаешь, мам,иногда нужно забить на интеллигентность. Просто жизненно необходимо! И высказаться!
Только я хотела добавить про папу, как мама показала на поворот за мостом, у старой церкви с Адмиралом Ушаковым на большой фреске на стене и черными якорями на внушительных цепях.
– Нам сюда. Прямо по Тверицкой набережной. Тут близко, пятый участок отсюда.
Дорога здесь была порядком разбитой,и я поехала осторожно, объезжая заледеневшие лужи. Мы проехали грандиозный дворец из тёмного камня, окружённый коваными решётками, с бронзовыми китайскими львами во дворе, пирамидами можжевельника и шарами остриженного самшита, зеленевшего в снегу. Впечатляло!
Я удивилась, что в наше время люди до сих пор строят в стиле петербургских особняков. Правее участка с изящной оградой простирался ещё не освоенный кусок земли, на стыке которого и с улицы зияла дырища – кто-то не вписался в поворот. Видимо, с пьяных глаз. Нувориши еще не так умеют. Со двора за косым сараем слышались яростные выкрики. Мы подъехали к чудом выжившим голубым с ржавчинкой воротам напротив квёлой березки.
– Ну, пойдём выручать твою Соню, – нехотя сказала я. – Хотя она сама кого хочешь с асфальтом сравняет, если выберет нужный режим.
Мама покраснела.
– Люба, ты моҗешь не ходить, я попробую сама…
– Ага, сама, – пробурчала я. – Может, у тебя в сумочке спрятана очень интеллигентная складная бита? Или дамский водяной пистолет для самообороны?
Мама хлопнула ресницами.
– Н-нет.
– Мужчина тебе нужен, – начала я издалека. – Вот если бы ты попросила папу…
– Он бы обязательно что-нибудь мне солгал! – выпалила мама, покраснела еще гуще и, бодро выпрыгнув из машины, умчалась к подруге.
Эскапизм в чистом виде.
Мне не хотелось вступать в чужие, ненужные разборки, но что поделать? Мама за своих друзей горой даже в прединсультном состоянии. Придётся и мне за компанию участвовать.
Я по привычке сжала в кармане шубы мой супер-болт на шерстяной нитке от ковра. Мало ли какие там мордовороты на тётю Соню наехали? А с этим талисманом я себя чувствую почти супергероем. Ещё бы. Из таких передряг мы с ним вместе вышли. И с Рафом… Я вздохнула, чувствуя лёгкое головокружение. Отчаянно захотелось его увидеть. Γде же он сейчас?!
Я пикнула кнопкой сигнализации, заблокировав замки на Феденьке,и пошла через двор к разгорающейся сарайной битве. Прошла мимо кустов смородины с меня ростом, обогнула разлапистую ёлку и стала свидетелем спектакля. Акт второй, приближающийся
