Я не кровать, которую можно спокойно отправить в Нью-Йорк и поставить в музее. И знала, для чего живу!
– Тебе нужна такая женщина, что красовалась бы рядом, как первая леди, на вечерах вроде сегодняшнего, – произнесла я, собравшись с духом– Типа тех, кто проводит благотворительные акции, знает все правила игры и безупречно выглядит, когда на нее ни взгляни. Такой была Милочка. Мне казалось, ты больше не хочешь ее знать. Я думала, ты предпочел меня…
Джонатан долгую минуту смотрел на меня в изумлении, потом глубоко вздохнул.
– Мелисса. Да, я предпочел тебя. Но я уже был однажды женат на женщине, которая посвящала карьере всю себя, а на остальное плевала, – произнес он, по-видимому не считая нужным вникать в мои слова. – На меня, на наш дом, на семью. Неужели и ты намекаешь на то, что положила на одну чашу весов меня, а на другую свое чертово агентство?
Я хотела было сказать ему, что дело не в агентстве, а во мне, в том, что я собой представляю. Однако если он сам ничего не понимал, не имело смысла заводить об этом речь.
– А ты требуешь, чтобы я выбрала одно из двух? – твердо произнесла я.
Когда-то и я попросила его о том же – он не смог сделать выбор.
Мы испепеляли друг друга взглядами, а вокруг темнели холодные мраморные статуи. Я радовалась, что стою в вечернем платье: из-за корсета и чулок приходилось все время держать ровно спину.
– Наверное, да, – ответил, наконец Джонатан, потирая подбородок.
Мое сердце раскололось на части. Грудь наводнило отчаяние. Однако я мужественно сохра няла достоинство. Внутри все кричало от боли, но я не опустила головы.
– Ты требуешь, чтобы я оставила семью и друзей, уехала за тридевять земель, зажила в окружении твоих приятелей, твой бывшей жены, ее собаки и… всего остального, что с ними связано, – произнесла я голосом, который сама не узнавала. – Хорошо, я пойду на это, Джонатан, потому что люблю тебя. Несмотря на то что ты дни напролет пропадаешь на работе. Но помимо этого ты вынуждаешь меня отказаться от дела, в котором я нашла себя, которое веду поистине хорошо, хочешь, чтобы я оставила в прошлом абсолютно все, – это невозможно. Тогда я перестану быть собой – женщиной, какую ты полюбил. Рано или поздно ты разочаруешься во мне, и отношения пойдут прахом.
Я заставила себя взглянуть на Джонатана и, увидев, как напряжены черты его лица, которые я так хорошо знала и любила, на миг обмерла от душевной боли. Я все верно говорила и сознавала, на что себя обреку, если приму его условия. Каких мне стоило трудов повернуть жизнь так, чтобы больше не зависеть от отца! Я не могла позволить себе впасть в новую зависимость.
– Как жаль, что приходится говорить об этом именно сегодня, – сказала я, борясь с желанием расплакаться. – Я в жизни не была так счастлива, как в этот вечер. Но ведь ты прав, Джонатан: я совсем не знаю Нью-Йорк и здешних людей.
Может, тебе нужна женщина, для которой этот город не загадка.
Я с трудом сняла кольцо с пальца – в районе сустава оно застряло, – и, с силой потянув его, я почувствовала жуткую боль. Сердце болело стократ сильнее.
– Вот. – Я отдала кольцо Джонатану. – Я не могу его принять.
– Ты разрываешь помолвку? – тихо спросил он.
Я подняла на него глаза, в которых теперь стояли горячие слезы. И почувствовала себя вдвойне несчастной, увидев, что повлажнели и глаза Джонатана.
– У меня нет иного выхода, – пробормотала я, глотая подступивший к горлу ком. – Настанет день, когда ты осознаешь, что совершил очередную ошибку. И захочешь со мной развестись. Я этого не вынесу.
Не успел Джонатан вымолвить и слова, я резко повернулась на каблуках и пошла прочь, а он остался на месте – недвижимый, словно мраморная статуя.
Не знаю, как я нашла обратную дорогу в этом лабиринте коридоров и залов с витринами, но вышла прямо в вестибюль с гардеробом, пропахший ароматом лилий и дорогими женскими духами.
Приблизившийся ко мне служащий хотел было объяснить, как пройти к основному залу, но я ответила, что не собираюсь на праздник, и, с трудом передвигая ноги, опустив голову, чтобы вдруг не увидеть Синди, направилась к выходу, когда вдруг столкнулась с парочкой.
– Простите, – пробормотала я и, услышав радостные возгласы: «Мелисса! Мелисса!», подняла голову.
Передо мной стояли Бонни и Курт Хегели.
Черт побери! Как же некстати!
– Мелисса? – Курт взял меня за руку. – Ты хорошо себя чувствуешь? Впечатление такое, будто не очень. Стряслось что-то страшное? Не желаешь присесть? Бонни, взгляни на нее.
– Я нормально себя чувствую. Честное слово, – выдавила из себя я.
– Курт, сбегай принеси ей стакан воды. Только побыстрее! – Бонни отправила мужа за питьем и пристально всмотрелась в мои глаза. – Тебе точно не плохо?
– Хм… Не совсем. – Я покачала головой. – Мне… у меня кое-что случилось… Надо возвращаться домой. Срочно.
– Домой в Гринич-Виллидж? Послушай-ка, я вызову такси. – Я не успела сказать и слова – Бонни проворно извлекла из малюсенькой сумочки миниатюрный сотовый телефон, раскрыла его и поднесла к уху. – Добрый вечер, да, нужна машина, чтобы доехать от музея «Метрополитен» до… – Она посмотрела на меня и прошептала: –
Куда, дорогая? Не помню новый Джонатанов адрес.
– До аэропорта Кеннеди, пожалуйста, – пролепетала я.
Бонни до того поразилась, что вокруг ее больших зеленых глаз заметно побледнела кожа.
– Простите, заказ пока отменяется. Я перезвоню позднее, – произнесла она в трубку, не отрывая от меня взгляда. – А где Джонатан? Он в курсе? Почему не отвезет тебя? Господи боже мой! Ему вечно не хватает ума решить, что важнее, а что может подождать! Постой здесь, я найду его!
Она закрыла телефон.
– Нет, пожалуйста, – взмолилась я, удерживая ее. – Джонатан в курсе. Но очень занят. Все идет как нельзя лучше. Не хочу, чтобы он отвлекался на меня. – Понятия не имею, откуда взялись силы и самообладание и столь похожая на правду ложь. Наверное, это и называется «плотно сжатыми губами» – знаменитой английской выдержкой, умением не раскисать, даже когда очень тяжко. – Речь о… семейных делах. Полечу в Англию сегодня же. Мне надо в аэропорт.
– А чемоданы? – спросила Бонни. – Не собираешься заехать домой за вещами?
Скажи я, что вещи мне ни к чему, это прозвучало бы, по меньшей мере, странно. К тому же вряд ли я высидела бы всю дорогу до Лондона в вечернем платье, корсете и чулках. Хоть положение и было хуже некуда, бросаться в крайности не следовало.
Да, и у меня не было с собой паспорта.
– Не беспокойся. – Я собрала в кулак остатки самообладания, точно английский рыцарь, мимо доспехов которого недавно прошла. – Я сама поймаю такси. Хм, если можешь, пожалуйста, передай Джонатану, чтобы не волновался и… – Я проглотила снова подступивший к горлу ком. – И пусть не сердится на меня за то, что я сорвала его планы. Так внезапно.
