В качестве первого шага он спросил, знает ли она кого-нибудь из окружения короля, кто мог бы поручиться за нее. Рианнон, естественно, безоговорочно отрицала наличие каких бы то ни было связей с саксонцами или теми, кто их поддерживает. Она повторила, что никакая она не шпионка и что офицер должен отпустить ее и ее людей с миром. Поскольку это было невозможно, она пошла по цепочке начальства, оказавшись наконец в палатке Болдуина де Гина, кастеляна замка Монмут и самого главного человека – лучшего воина – в лагере.
К тому времени совсем стемнело. Солдаты уже устраивались на ночь. Половина из них прибыла в лагерь только этим утром и весь день провела, устанавливая палатки. Те, кто приехал днем раньше, рыскали по лесам и полям в патрулях или в продовольственных отрядах либо под присмотром офицеров принимали и распределяли припасы. Де Гин, однако, за день ничуть не устал. Вся его деятельность сводилась к выездам верхом на расстояния, которые простые солдаты проходят пешком, и инспекционным объездам лагеря. Он как раз размышлял, присоединиться ли ему к мужской компании в замке или послать оруженосца за женщиной для него, когда к нему доставили Рианнон.
Наморщив лоб, он выслушал историю Рианнон.
– Уведите воинов и разыщите переводчика допросить их. Пока никаких пыток. А вы, миледи, слезайте-ка с лошади.
Рианнон без лишних слов подчинилась, только отвязала корзину с Мэтом, прежде чем ее кобылу увели. Тут же к ней потянулись руки, которые вырвали у нее корзину и развязали ее.
– Нет! Не надо! – крикнула она, все еще задыхаясь и надеясь, что ее веселье будет ошибочно принято за печаль. – Теперь мой кот пропал.
– Кот? – переспросил де Гин, глядя на царапины, выступившие кровью на лбу, носу и челюсти неосторожного солдата. – Это скорее похоже на когти льва.
Затем он перевел взгляд на лицо Рианнон, которое мог теперь, когда она спешилась, рассмотреть более основательно. На мгновение все мысли насчет того, чтобы отправиться в замок или вызвать лагерную проститутку, вылетели из его головы. Он прокрутил в уме услышанное еще раз. Никаких влиятельных друзей или родственников. Кто, она сказала, был ее муж? Пуилл из Дайфедда? Что-то знакомое. Но имени ее отца, Хеффидда Хена, он не слышал никогда. Никого из ее родственников-мужчин ему опасаться не приходится. Она – никто, но очень миленькая никто.
– Я не понимаю, как так странно получилось, что вы заблудились именно здесь, – сказал де Гин. – Для женщины быть шпионкой необычно, но невозможного в этом ничего нет. Вам следовало бы объясниться поточнее.
– Здесь и объяснять нечего, – продолжала настаивать Рианнон, но вошла в палатку без возражений, когда де Гин жестом пригласил ее.
Он опустил полог палатки, но завязывать его причин пока не было. Он не спускал глаз с Рианнон, чья красота, хоть и немного приглушенная пылью и усталостью, при свете свечей поразила его. Поэтому он не заметил серой тени, которая скользнула под палаткой и спряталась под койкой. Рианнон быстро взглянула туда и тут же отвела глаза. Это движение глаз, хотя и неумышленно, оказалось провокационным, поскольку Рианнон как раз должна была ответить, над чем смеялись ее люди.
Де Гин ухватился за это, назвав ее слова ложью и настаивая на правдивом ответе. Но он не ожидал и не желал такого ответа – ему просто нужен был повод наказать Рианнон. Допрос продолжался еще полчаса. Рианнон с притворными рыданиями отказывалась отвечать, так как «ей стыдно». Затем, чувствуя, что ему понадобится оправдание на случай, если Пуилл, о котором она упоминала, окажется более важной шишкой, чем он думал, он начал угрожать ей. Рианнон поняла, что ей придется предложить что-нибудь новенькое, и с фальшивыми слезами на глазах призналась, что муж выгнал ее из-за ее бесплодия, и воины, которых он послал сопровождать ее к отцу, насмехались над ней именно по этому поводу.
Это было даже лучше, чем ожидал де Гин. Имя Пуилла из Дайфедда казалось ему смутно знакомым, что неудивительно, так как история Пуилла была одной из известнейших валлийских легенд, и де Гин чувствовал себя неуютно от мысли изнасиловать жену, возможно, большого вождя. Но если этот самый Пуилл уже отказался от своей жены, ничего тут зазорного не было. Де Гин дернул головой, когда до его слуха долетели отдаленные звуки. Затем кто-то поблизости кого-то громко окликнул. В ответ прозвучал благородный французский язык. Де Гин выбросил все это из головы и, схватив Рианнон за руку, притянул к себе.
– Мне кажется, ваш муж – круглый дурак, – проговорил он.
Командиры в Гросмаунте не слишком обременяли себя патрулированием как на марше, так и в лагере. Высылались немногочисленные отряды, но они не заезжали дальше реки, которая протекала в двух милях. А не более чем в четверти мили западнее по берегу большая часть воинов армии Ллевелина отсыпалась с обеда до сумерек. К тому времени уже были найдены места на реке, которые можно было использовать как переправы, и от одного берега до другого протянуты веревки, чтобы солдаты не сбились с брода и не утонули.
Капитаны расставили несколько передовых постов, но исключительно на дороге. В мозгах наемников с континента крепко засело, что армии должны возить за собой огромные осадные орудия и обозы с припасами, а потому могли передвигаться только по дорогам. С наступлением сумерек валлийцы сняли посты, и задушенные тела оттащили подальше с глаз. Прежде, чем совсем стемнело, армия принца Ллевелина пересекла и дорогу, и реку и спокойно приближалась к главному лагерю, следуя за веером разведчиков, которые убирали с пути немногих воинов противника, бродивших по тем или иным причинам вне лагеря.
Перед самым периметром лагеря несколько сотен отборных воинов остановились, наблюдая, как замирает активность, как тускнеют костры. Охрана была, но не очень многочисленная. Скоро по территории лагеря замелькали тени, и часовых стало меньше, потом еще меньше. Затем стороннему наблюдателю могло бы показаться, что вся открытая полоса между лесом и лагерем потемнела, поползла, а потом вздыбилась. Армия Ллевелина пришла в движение. Они двигались не к рядам палаток, где спали солдаты, а туда, где расположились вьючные животные и телеги с грузами. Абсолютная тишина, конечно, не соблюдалась – невозможно ожидать, чтобы такое количество людей обходилось совсем без звуков, но и в самом лагере нельзя сказать, чтобы было совсем тихо, так что тревоги не последовало.
Саймон со своим отрядом находился во втором эшелоне, хотя лучшие из его воинов работали с разведчиками. Сам Саймон, ожидая собственно боя, предпочел остаться верхом и в кольчуге. Когда настал его черед двинуться к лагерю, издалека послышались пока еще немногочисленные крики. Не всех конюхов и охранников обоза сумели убрать достаточно чисто. Скоро весь лагерь поднимется на ноги.
