Они дошли до перекрестка. Лили, молча покачав головой, остановилась, чтобы пропустить транспорт, и сразу же поспешила через улицу.
Терри не отставал.
— А вы уверены, что дело не во мне? Может, согласитесь поговорить с кем-то из моих коллег?
— Нет.
— Вы, наверное, ненавидите прессу. Боитесь, как бы не исказили ваши слова. Но я порядочный парень, Лили. Да разве с вами можно быть непорядочным? Я убежденный католик, вы — приятельница кардинала Россетти. Думаете, я посмею сделать какую-нибудь гадость, рискуя получить вечное проклятие?
Лили не верила в вечное проклятие, но если Терри Салливан верил, то это уже кое-что значило. Она немного смягчилась.
— Мне кажется, я знаю о нем абсолютно все, — не умолкал Терри. — Дело в том, что моя газета уже описала его жизнь во всех подробностях. Уж что-что, а это «Пост» умеет. — Он посмотрел на собеседницу, на сей раз очень серьезно. Голос его стал низким, тон — почти доверительным: — Послушайте. Четвертой власти в последнее время изрядно достается. Порой по заслугам, но иногда напрасно. Возможно, в стаде иногда и заведется паршивая овца, но это же не значит, что все таковы. И уж поскольку я признался вам, что боюсь вечного проклятия…
Терри считал, что в награду за его откровенность Лили тоже должна ему довериться.
— Самое удивительное, — продолжал он, кажется, искренне увлекшись, — что кардинал так естествен. Надо же — запросто сидел рядом с вами и играл на рояле… Я даже боялся, что он, чего доброго, вот-вот запоет.
— О, это он уже проделывал, — улыбнулась Лили.
— Шутите.
Она покачала головой.
— Что, публично?
— Нет, приватно, перед небольшим кругом слушателей. Раньше кардинал чаще позволял себе такие вольности, еще до всего этого.
— То есть до того, как стал кардиналом?
Лили кивнула.
— Итак, вы повстречались в Олбани. Каким он был тогда? — Терри, увлеченный разговором, походил не на репортера, с пристрастием допрашивающего свою жертву, а на лично заинтересованного человека. Лили же питала слабость к поклонникам своего друга.
— Каким? — переспросила она. — Теплым. Трепетным. Но на самом деле я встретила его на Манхэттене.
— Что же он там делал?
— Приезжал к кардиналу. Они вместе были на приеме у мэра. Я там играла.
— Вы играли в доме мэра? Поразительно!
— Вовсе нет. В те времена я выступала на подпевках на Бродвее и давала уроки игры на фортепиано, чтобы оплачивать свои счета. Дети мэра были моими учениками. Вот как мы познакомились.
— На подпевках? — ошеломленно повторил Терри. — Только и всего? И с кем вы работали?
— С несколькими ансамблями. Ничего примечательного.
— Так вы, наверное, и танцуете?
— Не слишком хорошо.
— О, понимаю. — Терри не стал развивать эту тему. — Итак, вы познакомились с кардиналом Россетти в Нью-Йорке и потом поехали за ним в Олбани?
Лили не отвечала. Направляясь вперед по улице, она ощутила на себе пристальный взгляд Терри и посмотрела ему в глаза.
— Почему вы хмуритесь? — спросил он.
— Наш разговор смахивает на интервью.
— Но это не так. Просто я интересуюсь вами.
Теперь на лице Лили явно читалось недоверие.
— Мне ни разу не случалось знакомиться с религиозной девушкой на подпевках, — пошутил Терри.
Лили вздохнула:
— Я не религиозная девушка на подпевках. Я не ездила в Олбани за кардиналом Россетти. Я поехала туда за мэром… Оп! — осеклась она. Ну и оговорочка! Лили постаралась успокоиться. Медленный глубокий вздох избавил ее от волнения. И она объяснила безупречно четко и плавно: — Я общалась только с его детьми. Они любили меня и были потрясены разводом родителей. Когда мэра избрали губернатором, ему пришлось отправиться в Олбани, и дети поехали с отцом. Он решил, что если я продолжу занятия с ними, то хоть что-то в их жизни останется незыблемым. А когда в здешней частной школе открылась вакансия, я поняла, что это судьба.
— И вы отказались от карьеры бродвейской звезды?
— Я отказалась от себя. — Лили бросила на него опасливый взгляд. — А вы очень ловкий.
— Почему? — удивился Терри.
— Втянули меня в разговор после того, как я отказалась от интервью.
— Но это только светская беседа. — Он показал ей свои руки. — Ведь у меня нет ни ручки, ни бумаги. Видите? Никаких заметок. Как я уже сказал, кардинал мне интересен, но… Он ведь был епископом Олбани, когда вы туда приехали, не так ли?
Ни в светской беседе, ни при любых других обстоятельствах Лили не хотелось рассказывать Терри Салливану о себе и о кардинале. Но он действительно казался живо заинтересованным. Кроме того, Митч Релледжик поручился за него. Да и вопрос в общем-то звучал совсем невинно. И потому она ответила:
— Да, был.
— Тогда-то вы с ним и познакомились?
Лили кивнула.
— Скажите, вы предполагали тогда, что в один прекрасный день он станет кардиналом?
Она покачала головой:
— Но я не удивлена. Отец Фрэн достоин этого.
— Правда?
— Он понимает людей.
— Вы сами это испытали?
Тем временем они дошли до следующего перекрестка и остановились у светофора. Поток автомобилей, мчащихся из города, проносился мимо в сиянии огней и хрома.
— Да, он понимал меня, — сказала Лили. — Я тогда была в непростой ситуации. А он стал для меня… — Ну как назвать Фрэна Россетти: другом, советчиком, врачевателем? — С ним было хорошо, — нашлась она.
— И вы поехали за ним в Бостон?
Взгляды их встретились. Терри снова превратился в репортера, гоняющегося за сенсацией. Он моргнул.
— Виноват. Я не имел в виду нечто непристойное. Всему виной моя дурная привычка задавать вопросы. Я вечно доставал всех, пока был ребенком, наверное, именно поэтому и стал журналистом. Просто ни для чего иного не гожусь. Дурацкая манера. Очень трудно от нее отделаться, но я постараюсь.
Он говорил так искренне, что Лили успокоилась.
— Я последовала за ним в Бостон, то есть приехала сюда вскоре после него.
Терри молчал. Зажегся зеленый свет, и, перейдя улицу, они направились дальше.
Все еще укоряя себя за необоснованную подозрительность, Лили продолжила:
— Отец Фрэн рассказал мне об Эссекском клубе. Это было на ступеньку выше того заведения, в котором я работала в Олбани. Дэн как раз искал тапера. А уж когда я нашла еще и работу учителя, все сложилось самым наилучшим образом.
Терри, казалось, задумался. Он шел, засунув руки в карманы и сосредоточенно глядя вперед.
— Престижное место. Эссекский клуб… Не слишком ли накладно для кардинала?
— Нет, если хозяин клуба — его племянник.
