Дэн ухмыльнулся.
— Во всяком случае, я об этом ничего не знаю, иначе не пустил бы его сюда.
Да, клуб гарантировал спокойствие своим постоянным посетителям. Журналистов пускали только как чьих-нибудь гостей. Именно так сюда попал Терри Салливан. Мало у кого из газетчиков были такие хорошие спонсоры, а уж тем паче достаточные средства, чтобы самим вступить в клуб.
— Должно быть, ему у нас нравится. Это уже который, третий его визит за три недели?
— Да, — ответила Лили, подсчитав.
— Ему нравишься ты.
— Нет. — Однако она не могла отрицать того, что Терри приходил сюда именно ради нее. — Просто работа. Он готовит серию очерков о бостонских артистах и хочет написать обо мне.
— Что ж, прекрасно.
— А я никак не соглашаюсь дать ему интервью. Он раздражает меня.
— Может, из-за усов? — Дэн посмотрел в сторону входа, и щеки его покраснели ярче прежнего. Он заулыбался и выпрямился: — О! Да вот и он!
С этими словами Дэн направился навстречу гостю.
Лили просияла, увидев Фрэнсиса Россетти. Архиепископа Россетти. А теперь уже — кардинала. Правда, к этому придется еще привыкать. Лили давно была с ним знакома и гордилась тем, что его возвели в новый сан, не меньше, чем Дэн, женатый на племяннице Россетти.
Лили не была католичкой. Строго говоря, она вообще не относила себя к какой-либо конфессии, но сейчас, допивая воду и глядя на этого человека, восхищалась им. На нем не было ни пышного одеяния, ни красной кардинальской шапочки. Все это ждет его в Риме, куда он поедет на свою первую консисторию только через четыре недели. Но такому обаятельному человеку не нужны рясы и шапочки. Этот высокий мужчина отлично выглядел в черном церковном облачении, с простым крестом на груди и блестящей копной седых волос.
Лили уже видела его после того, как он стал кардиналом. Как пианистку ее часто приглашали на разные епархиальные празднества. Вот и вчера вечером она играла на приеме под открытым небом в резиденции Россетти. Сегодня же он впервые пришел и клуб. Не успела Лили и подумать, как пальцы сами нашли нужные клавиши и полилась мелодия из «Огненных колесниц».
Он услышал, оглянулся и подмигнул ей.
Польщенная, Лили закончила одну вещь и перешла к следующей. Они с Фрэном Россетти частенько играли в четыре руки, так что она знала, какие песни ему нравятся. Он умел ценить полноту этой жизни. Его музыкальные пристрастия как в церковной музыке, так и в светской красноречиво говорили об этом.
Лили сыграла «Память» и «Аргентину», продолжила любовной темой из «Доктора Живаго» и перешла к «Такими мы были».
Ровно в восемь почтенная супружеская пара села за столик с красными розами. Лили приготовилась. Как только официант откупорил бутылку шампанского, она повернула к себе микрофон и глубоким альтом запела «Двенадцатый из ниоткуда».
Лили заметила, как Дотти Фриш, ахнув, мельком глянула на нее, а потом, лучезарно улыбнулась своему благоверному. Лили была счастлива.
Когда песня кончилась, раздались негромкие аплодисменты, и она продолжила попурри из хитов Джонни Матиса, после чего снова вернулась к Бродвею. Лили завершила эту серию в половине девятого, когда наступило время очередного перерыва.
— Пятнадцать минут, — объявила Лили и, отвернув микрофон, поклонилась публике.
Дэн беседовал с метрдотелем в алькове сразу за выходом из обеденного зала. Он поднял оба больших пальца, показывая Лили, что она молодец.
— Ты отлично справилась. Он был на седьмом небе.
— Но ты мне не говорил, что он собирается прийти.
— А вот теперь говорю. Он уже идет, — посмотрев ей за спину, сообщил Дэн.
Широко улыбаясь, Лили оглянулась. Кардинал обнял ее, и она ответила тем же. Не важно, что этот человек — священнослужитель. Он и сам говорил, что происходит из семьи с весьма приземленными традициями. Лили не сразу привыкла к этому, но невинность его прикосновений доставляла ей настоящую радость.
— Спасибо, — сказал Россетти.
— За что?
— За мою любимую песню. За все мои любимые песни. За вчерашний вечер и за то, что эта музыка прозвучала снова. — Он сжал плечо Дэна. — Ты знаешь, что она сделала? После трех часов игры без перерыва поехала домой, а потом вернулась, чтобы привезти мне музыкальный сборник, о котором мы говорки. Он опять обратился к Лили: — Представьте себе, я потом до двух часов ночи не спал. Играл и не мог оторваться. Это прекрасная коллекция.
— А как тебе наш стол? — спросил Дэн.
— Отлично. Прекрасная кухня. Правда, не совсем то, что у мамы, — он лукаво подмигнул Лили, — но довольно близко к этому. — Пожав ей руку, кардинал вернулся в общий зал.
Лили поднялась по винтовой лестнице на третий этаж. Из дамской комнаты она вышла как раз в тот момент, когда репортер «Пост» покинул мужскую. Он был в блейзере и широких брюках, высокий, стройный и вполне приятный на вид; однако несносные усы, как на зло, приковывали к себе внимание.
— У вас чудесный голос, — сказал Терри.
Вообще-то он уже говорил ей об этом. Даже дважды: один раз в клубе и потом еще, когда звонил домой. Лили не давала ему своего номера. В телефонном справочнике его тоже не было. Но в школьной канцелярии ее телефон знали, а значит, Терри просто выпросил его у Митча Релледжика, своего друга-писателя, по совместительству работавшего консультантом школьной газеты.
Митч и сам звонил Лили, чтобы рассказать, какой замечательный парень — Терри. Ее, однако, его слова не убедили, как не убеждала и лесть самого Салливана. Не желая поддерживать беседу, она просто улыбнулась ему и, тихо поблагодарив за комплимент, направилась к лестнице.
Репортер не отставал:
— Вы никогда не разочаровываете. И здесь, в клубе, и на вечеринках вы всегда замечательны. И красивы к тому же. Впрочем, вам, должно быть, постоянно твердят об этом. Кстати, вы, кажется, ни капельки не волнуетесь?
Лили предпочла не реагировать на комплименты, к которым не привыкла, хотя кому из смертных, тем более из женщин, не польстили бы такие речи?
— Я делаю это ради заработка, — сказала она.
— А я имел в виду выступление перед кардиналом. Это важная птица. Разве вы не волновались хоть немножко, играя для него?
Она усмехнулась:
— О нет. Он уже много раз слышал меня.
— Ну да. Правильно. Говорят, кардинал любит музыку.
— Не просто любит. Он и сам неплохо музицирует.
— Поет? Играет на чем-то?
— И то и другое.
— Значит, настоящий человек эпохи Ренессанса?
Уловив в тоне журналиста сарказм, Лили остановилась на верхней ступеньке и пристально посмотрела ему в лицо:
— Именно так.
