Костя хотел, как он выразился, «разоблачить мракобесов», но Игорь Аркадьевич велел ему не вмешиваться. Сказал: «С такими спорить – только нервы трепать» – и выдал нам всем по задаче. Потом по второй, по третьей, по четвертой… В общем, так, за геометрией и алгеброй время до вечера и прошло. Прервались мы только однажды – чтобы залить кипятком китайскую лапшу и поделиться друг с другом разной вкуснятиной, взятой из дому. Поели – и снова вернулись к задачам. Собственно, проводить время за поиском иксов и игреков нас вполне устраивало: и самим интересно было, и к олимпиаде подготовиться хотелось, и все попутчики только и делали, что хвалили нас. Они-то привыкли, что подростки в поезде – это постоянный шум, гам, мат, пиликанье телефонов, тупая музыка и так далее! А тут – на тебе, такие ангелочки! «Мечта родителей», как сказал один дяденька в трениках, проходивший за кипятком.
В общем, путешествие протекало благополучно. Вот только меня беспокоила одна мысль. Одноклассницы надавали мне кучу посланий для Соболевского и просили вручить их как можно скорее и строго конфиденциально, без лишних глаз. Улучить момент, когда рядом не было бы ни Игоря Аркадьевича, ни Левы, мне никак не удавалось. А еще мучил вопрос: а стоит ли вообще отдавать эту любовную «почту»? С одной стороны, обмануть девчонок – это низко… А с другой – зачем помогать соперницам? Ведь я же вроде как решила добиваться Кости для себя…
В конце концов совесть пересилила личные устремления. Когда в одиннадцатом часу вечера проводники убавили свет и решать задачи без риска ослепнуть стало невозможно, мы улеглись по полкам. Игорь Аркадьевич задремал, Лева вытащил крохотные карманные шахматы на магнитной доске и начал играть сам с собой, Костя включил в плеере какую-то музыку. Через десять минут он вытащил наушники и отправился в сторону туалета: не того, что у купе проводников, а заднего, возле которого находится закрывающийся ящик с мусором, на котором очень удобно сидеть. «Вот она, возможность!» – поняла я. Вытащила из сумки пачку посланий, сунула ноги в резиновые шлепанцы, специально купленные для поезда, и последовала за Костей.
Почти весь вагон дремал, только наши ближайшие соседки с боковых полок продолжали свою беседу. «Воду надо пить не простую, а отрицательно заряженную, – повествовала тощая тетка. – Такая есть только в Париже и в Гималаях. А из крана у нас положительно заряженная течет. От нее все болезни, от нее лейкоциты в крови и миокард в сердце! От нее мужики умирают! И обезвоживание – тоже от нее!» Толстая попутчица восхищенно взирала на своего «лектора» и поддакивала: «Да-да… А от нас-то скрывают! Правительство-то молчит!» – «Правильно, – кивнула ей худышка. – А у нас потом обезвоживание. И от обезвоживания отеки!» – «У меня кругом отеки!» – вздохнула толстая, грустно продемонстрировав свое пузо, дожевав кусок колбасы и потянувшись в сумку за новым. Проходя мимо них, я с трудом подавила смешок.
Соболевский улыбнулся, когда, выйдя из туалета, увидел меня, сидящую на мусорке, и удивился, когда заметил в моих руках пачку писем.
– Это что? – насмешливо спросил он, указывая на них и, кажется, уже догадываясь. – Ты с ними в туалет пойдешь?
– Нет… – я опять смутилась, но уже не так сильно, как тогда, в день нашей первой встречи. – Это тебе… письма… от наших…
– Что?! Снова от ваших девчонок? – удивился Костя. – Они что, так и не успокоились?
– Какое там – успокоились! Ты же видел, какая делегация явилась провожать тебя на вокзал! Удивительно, что они не передрались там. Хотя, может, и передрались, когда мы уехали…
– Хм… А я-то думал, это они тебя провожали, – ответил Костя, присаживаясь возле меня. – Все-таки попадание на всероссийскую олимпиаду – существенное достижение, особенно для вашей школы. Думал, ты там стала звездой класса.
– Звездой! Ну, конечно! Я интересую одноклассниц только из-за того, что знакома с тобой – их любимцем. А так я для них вообще не существую!
– М-да… Я должен был догадаться, – вздохнул Костя. – В таком коллективе, как ваш, интеллектуальные способности вряд ли в почете.
– А откуда ты знаешь, какой у нас коллектив?
– Да все знают! Если ваши мимо ходят, вечно мат стоит. Нас даже учителя вашей школой пугают: говорят, мол, если домашку делать не будете, вас отчислят, в сто сорок вторую пойдете!
– Вот, значит, как ты к нам относишься… – Слова Соболевского были мне неприятны, хотя я и понимала, что они справедливы. – А письма-то будешь брать?
– Ну возьму, раз тебе поручили их мне отдать! Прочитаю даже. В поезде всякое чтиво интересным кажется. Только не хочу никого обманывать: с вашими девчонками я встречаться не буду. Так им и передай.
Я вздрогнула. Сначала от радости: мои одноклассницы не интересуют Костю! Но в следующую секунду радость сменилась досадой и опасением: «Что, если под «вашими девчонками» Соболевский подразумевает и меня тоже?» Вслух же я спросила:
– Почему?
– Да знаешь… Поглядел тут я на них… Как-то не очень… – туманно ответил Костя.
– Но Лариска же красавица. И Светка ничего, – сказала я, надеясь хотя бы узнать немного о вкусах этого привередливого принца.
– Красавица? Не знаю, кто из них там Светка и Лариска, но ни одного симпатичного лица в сегодняшней толпе, равно как и в толпе, встречавшей меня из школы, я не заметил! На них же ни одной мысли не написано!
– В каком смысле? – не поняла я.
– Да в таком, что глупые они! И это видно!
– Видно? Как?
– Да по всему! И по выражению лиц, и по тому, как одеты, и по речи! У них через каждое слово «типа» и «как бы»! А в том письме, которое ты мне в лицее передала, вообще миллион грамматических ошибок был! Ты, Лена, не обижайся, но, по-моему, твои одноклассницы из тех девок, что фотографируются в сортире в огромных очках и с оттопыренными губами или прижавшись к стене и выставив попу, – Костя вскочил с места и с помощью двери в тамбур смешно изобразил любимую позу какой-нибудь «гламурной стервы» из Интернета. – А потом они выкладывают эти идиотские фотки на своих страничках, делают к ним однотипные подписи и, если кто-то справедливо говорит, что фотки дурацкие, отвечают: «Ты нам завидуешь!»
Я вспомнила странички своих одноклассниц в социальных сетях. Ого! Уж не экстрасенс ли Костя?
– То есть для тебя внешность не важна? – попыталась я подвести взгляды Кости под известную формулу.
– Нет, важна, конечно!
– Но ты вроде как намекнул, что любишь умных, а не красивых…
– Что значит «а не»? Я хочу такую девушку, которая была бы и умной, и красивой одновременно! Ты что, тоже думаешь, что одно противоречит другому?