Отец, казалось, ее не слушал. Он пытался привлечь внимание официанта. Наверняка, чтобы заказать выпивку.
Ей не было дела до прошлого Рождества. Или позапрошлого. Боннеры никогда не относились к семьям, которые его празднуют вместе. Возможно, все сложилось бы иначе, если бы мать осталась жива, но она умерла.
— Что Дикси натворила на этот раз?
Ребекка пыталась всем видом показать, что ее вовсе не интересует этот разговор, но сердце заколотилось. Что еще сестричка выкинула?
— Ты с ней в последнее время не разговаривала? — спросил Боригард.
Старшая дочь нахмурилась.
— Нет, папочка. А ты?
— Дикси пропала.
Ребекка засмеялась, конечно же, вежливо, ведь они сидели в одном из самых элитных ресторанов Хьюстона. Еще одна причина, по которой она не хотела обсуждать здесь свою сестру.
— Она всегда … пропадает. Честное слово, не могу понять, какое это может иметь ко мне отношение. — Ребекка взяла сумочку с соседнего стула и собралась уходить. — Прости, папочка, но мне пора. Извинись за меня перед Пуки.
— Сядь.
К счастью, он не повысил голос, но по тону она поняла, что отец может сделать это в любой момент. Боригард никогда не стеснялся устраивать сцены. На самом деле он получал от них удовольствие, словно не хотел забывать свое плебейское происхождение. И любил повторять, что если это не нравится высшему свету Хьюстона, то пусть они поцелуют его в вишнево-красную задницу.
Ребекка села.
— Думаю, ее могли похитить, — тихо произнес он, поднял стакан с водой и осушил его. — Как здесь заказать выпивку?
Ребекка поймала взгляд официанта и беззвучно произнесла:
— Скотч, неразбавленный.
Ей не нужно было просить лучший. Другого здесь не водилось.
— Почему ты думаешь, что ее похитили? — осторожно спросила она.
Напоминать отцу об остальных авантюрах Дикси — значит вывести его из себя, хотя она с радостью бы перечислила каждую.
— Мне позвонили. — Когда официант принес стакан, Боригард схватил его, выпил в два глотка и подал знак повторить. — Кажется, тебя это совершенно не беспокоит, — произнес он громче.
— Потому что не верю, — тихо ответила она, пытаясь показать пример.
Кто как не отец мог ее опозорить. Почему она не из потомственной денежной аристократии, как Пуки и остальные?
— В качестве выкупа требуют миллион.
— Ты шутишь? — уставилась она на Боригарда. На его лице появилось непроницаемое выражение. — Глупый вопрос. Это ведь Дикси. Очень скоро он ей понадобится на какую-то очередную дурацкую идею.
«А папочка заплатит, — злобно подумала Ребекка. — Оливер предупреждал, что в итоге все достанется Дикси».
— Значит, ты заплатил. В чем тогда проблема?
— Я не платил, черт побери!
Официант поставил на стол очередной стакан и взволнованно посмотрел на Боригарда, очевидно, как и Ребекка, опасаясь возможных проблем.
Ребекка наблюдала, как отец сделал глоток.
— Ты еще не заплатил? — удивилась она.
— И не собираюсь.
Заплатит. Со временем. Он всегда уступал, если дело касалось Дикси.
— Что ты намерен делать?
— Очевидно, искать ее.
Ребекка обвела глазом ресторан.
— Тебе стоило только позвонить, и я бы сообщила, что Дикси здесь нет.
— Почему тебе обязательно быть такой стервой? — прищурился Боригард.
Его слова ранили сильнее, чем она ожидала. Ребекка понимала, что отец причиняет ей боль лишь потому, что беспокоится о младшей дочери.
— Почему тебе обязательно быть таким хамом? — прошипела она в ответ.
Со злостью в каждом движении он схватил стакан, допил до дна и аккуратно поставил на стол.
Ребекка знала, что преступила черту, но ей осточертело быть нелюбимой дочерью. Той, о ком отец никогда не беспокоился.
— Слышала, ты ездил в Монтану, — спросила она с надеждой на отрицательный ответ.
— Кто тебе об этом сказал?
Она уставилась на отца.
— Ты на самом деле ездил туда?
Ребекка не хотела показывать удивление, однако ничего не могла с собой поделать. Значит, она не ошиблась в «сукином сыне», которого упоминал Оливер.
— А разве ты только что не…. Не обращай внимания, — сказал он, подав сигнал официанту повторить. — Думаю, она там.
Все было чересчур сюрреалистичным, особенно после двух бокалов клубничного дайкири и обрывков подслушанного вчера телефонного разговора Оливера.
— Я нанял твоего бывшего найти ее.
Вот оно! Значит, и в этом не ошиблась. У Ребекки закружилась голова. Какое-то мгновение хотелось сделать невинный вид и спросить: «Какого именно бывшего, папочка, ты имеешь в виду»?
Вместо этого она уточнила:
— Ты нанял Ченса Уокера найти Дикси?
Ребекка осторожно произнесла имя, словно оно было из дорогого хрусталя, столь хрупкого, что иначе могло разбиться.
— Он — частный детектив. Чертовски хороший.
От этого ей должно было стать легче?
Отец внимательно смотрел на нее блестящими от выпитого алкоголя глазами, но он не был пьян. Как и глуп.
— Ты сделала глупость, не выйдя за него замуж.
— Что ты сказал?
Боригард поднял оставленный официантом на столе стакан и уставился в него, словно выпивка интересовала его больше дочери.
— Что ты сказал? — повторила она, наклонившись к отцу и изо всех сил стараясь не повышать голос.
В конце концов, она из семьи Боннеров и также умела устраивать громкие отвратительные сцены. Просто не на людях.
— Никто лучше тебя не знает, почему я вышла за Оливера, — начала она тихим, еле сдерживаемым от ярости голосом. — Чтобы обрести для нашей семьи респектабельность, которую, папочка, невозможно купить со всеми твоими деньгами.
Отец не смотрел на нее, но ее потрясло выражение его лица. Стыд.
Ребекке стало дурно. Боригард знал, что она сделала и почему. Никогда не верил в ее с Оливером брак по любви. Знал, что она пожертвовала собственным счастьем ради семьи, и даже не попытался ее остановить.
Поднявшись из-за стола и взяв сумочку, старшая дочь сердито взглянула на отца.
— Как я уже говорила, у меня дела, — она повернулась на каблуках и пошла.
Точно так же, как отец позволил ей выйти замуж за Оливера, он позволил ей уйти из ресторана.
Ченс подъехал к широкому расчищенному участку дороги у озера и припарковался. Он попытался успокоиться перед повторным звонком Боннеру.
— Алло?
Боннер казался сонным. Или пьяным. По времени и звукам бара на заднем плане, Ченс подозревал последнее.
— Какого черта вы пытаетесь сделать? — он хотел оставаться спокойным, не высказывая Боннеру все, что о нем думает. Но один лишь голос нефтяного магната вывел его из себя.
