Заметив краем глаза, что синие глаза вместо зеркала смотрят на меня, я вытащила из карманов перчатки, но не надела, поняв, что этот Мороз так и будет стоять распоясанным, если я не возьму все в свои руки. Начиная с кушака.
— Вам бы ватничек под кафтан не помешал, — шепнула я в отполированное лицо Вербова, заметив вблизи парочку несбритых морщинок.
— А вы не затягивайте так кушак. Это не галстук, — улыбнулся Мороз как-то малость нервно. Отлично, меня его близость тоже нервирует. — Там на вороте булавка. Вы поосторожнее, пожалуйста…
— Боитесь, что уколюсь? — раздухарилась я себе на удивление.
— Я за себя больше боюсь…
И правильно делаете — сейчас бы мне сосульку поострее, моргалы бы повыколола. Ну что он на меня пялится?
— Елизавета, почему вы замуж до сих пор не вышли? Неужели ждёте его?
— Кого его? Принца?
Ты, мальчик, глуп, как пробка: у меня ж открытая булавка в руках.
— Елизавета, ну что вы меня все подкалываете? Я же серьезно с вами разговариваю.
В голосе обида — нет, с таким только на планерках встречаться надо! С ним не знаешь, то ли смеяться, то ли плакать. Мне, как и Лии, новые колготки понадобятся. У меня уже не только ноги с ним чешутся! Но и руки — придушить. И я застегнула булавку под самым кадыком. Теперь надо было нацепить на него бороду. Она была похожа на ошейник для собачек, только вместо лапок, следовало просунуть в прорези уши. А они у него длинные, и я бы отодрала их за такие разговорчики в строю… Дедов Морозов!
— Не надо со мной серьезно разговаривать, — расправляла я по его гладким, почему-то холодным, щекам синтетические завитки. — Вот серьезно, не надо. Я не думала, что Лия столько всего вам расскажет. Это слишком личное, понимаете? Я перед вами уже голой в прямом и переносном смысле походила. И скажу вам честно — это неприятно.
— Что именно? — пробубнил Вербов в искусственную бороду, стоя передо мной по стойке смирно.
Хорошо, он не слишком высокий, и мне не понадобилось подниматься на цыпочки.
— Раздеваться перед посторонним человеком, — я специально не сказала «мужчиной».
— Я предлагал отвернуться…
— Григорий Антонович, — мне не хотелось звать его Гришей. Все же надо тянуть на себя официальность, как одеяло. — Я могу одеться, но вот стереть вам память у меня не получится.
— Я постараюсь забыть. Дайте мне второй шанс.
— На что? — спросила я после затянувшейся паузы.
— На работу с вами.
— Вы разрешаете мне работать из дома?
Он ничего не ответил.
— Стойте, я одену вам шапку. Теперь вы настоящий Дед Мороз.
Я была довольна своей костюмерной работой. И протянула ему огромные красные рукавицы.
— Напомни, внученька, что ты попросила у дедушки к Новому году? — понизил ГАВ голос до неузнаваемости. Может, дело в бороде? Не в театральных же способностях! — Что-то дедушка запамятовал?
А у него отлично получается — я даже заулыбалась против воли.
— Ну, не слышу. Глуховат стал к ста годам.
— Ничего я, дедушка, у тебя не просила. Ничего мне не надобно, родимый, — поклонилась я почти в пояс, давясь подкатывающим к горлу смехом.
— Плохо, внученька, что письмо не написала. Но можешь на ушко шепнуть, что хочешь в подарок от меня.
И действительно повернулся ко мне ухом и даже нагнулся. Сказать про удаленку? Ну, зачем ему настроение портить. Я уже все решила. Ухожу я от тебя, Мороз. Злой ты, кусючий.
— Подари мне, дедушка…
Глава 2.5 “Подари мне, дедушка...”
— Подари мне, дедушка, цветочек аленький, краше которого нет во всем белом свете, — нашлась я и засияла от гордости за собственную находчивость.
— А доброго молодца тебе не подарить?
Секунда на размышление, и… Стук в дверь. Спасительный!
— Войдите! — крикнула я раньше Мороза.
Явилась та тетка, которая нас сюда засунула, и другая, очень на неё похожая — их в пединституте клонируют, похоже. Как дети их только не путают!
— Нашли все-таки Снегурочку! — воскликнул клон и умильно сложил у лица ладошки. — Да ещё какую красавицу!
Так, это искреннее? Или с поддевкой? Куда ты с чёрным свиным рылом в калашный ряд прешься, девица? О, дайте, дайте мне белил!
— Черноока, черноброва, нраву кроткого такого, — пробасил Мороз, припечатывая меня своей перчаткой к узлу на своём же кушаке.
Твою морозную мать! Не попрошу я у тебя жениха — придурок ты этакий! Думаешь, пять лет именно тебя ждала, чтобы на шпагат сесть?
— Ну, где тут мой мешок с подарками?
Меня обменяли на увесистый мешок, и я получила свободу, сдобренную желанием отправиться домой на такси! Что-то вас, Мороз, не по новогоднему штырит!
— Мы вас, Гриша, не только за подарки любим…
«А мы вас, Гриша, совсем не любим!» — в тон клону басил мой внутренний голос. Мы любим Новый год и не будем портить детям праздник. Детям, у которых и так жизнь испорчена дураками-недородителями.
— Ну, с Богом! — толкнула меня в спину одна из клонов.
Но могла бы и воздержаться от пинка: Мороз уже тащил меня по пустому коридору, как буксир баржу.
— Валенки! — вдруг услышали мы за спиной дикий вопль. Думала, что перепонки лопнут.
Семён Семёныч! Этот вообще понятно, о чем думал, а вот почему я не подумала о валенках? И посох…
— Где посох? — нависла я над Морозом, который прижавшись одним местом к стене, стягивал ботинки.
— На сцене! — бросил Вербов почти своим голосом.
Я выдохнула. И все выдохнули…
— Ты первая пойдёшь и спросишь, дедушку не видели? А то я его потеряла…
Ну вот, приехали. Значит, есть сценарий?
— А дальше?
— Сообразишь по ходу. Там ведущий есть.
Я сделала два шага с каменным лицом.
