Доминант - Стейси Вегас

Обвязка охватила все тело – я почувствовала, что словно попала в сети огромного паука. Адам снова отошел, но по тяжелому дыханию я понимала: он еще в комнате. Любуется своей работой. Как он может получать удовольствие, так унижая меня? Зная при этом, что он мне безразличен?

Сидеть без движения было тяжело, и я попробовала пошевелиться, заодно проверяя путы на прочность. Просто покрутила запястьями и чуть выгнула спину. Я думала, что веревки, впившись в кожу, причинят боль, – разве не этого он добивался, связывая меня в такой неудобной позе? И боль действительно была. Но она практически полностью исчезла на фоне удовольствия.

От моего движения веревки натянулись, скользнув по обнаженной коже, – и она словно вспыхнула. Он не просто связал меня – каждый узел, каждый виток касался чувствительного участка моего тела. Прикосновения этих узлов возбуждали, воспламеняли. Словно сама веревка ласкала меня – так, как этого не сделает самый опытный любовник.

От неожиданности я вздрогнула – и новая волна наслаждения прошла по телу. Веревки касались чувствительных точек, словно умелые чуткие пальцы, и этих прикосновений было не избежать. Я попыталась снова поменять позу, чтобы снизить натяжение, но обвязка охватывала меня всю. Ослабить ее было просто невозможно. Только извиваться от все усиливающегося наслаждения.

Горячее мужское тело прижалось к моей спине. Ладони снова легли на грудь, сжали ее, еще больше натягивая обвязку. Казалось, Адам коснулся сразу всего моего тела. Соски отвердели, заострились, стали болезненно чувствительными. Когда их сжали его жесткие пальцы, я вздрогнула и застонала. Он тискал их, выкручивал, заставляя меня извиваться в своих путах. А веревки только усиливали эффект.

Я чувствовала, что тугой влажный бугорок между моих ног набух, начал пульсировать от желания. Но не могла ни коснуться его, ни хотя бы свести бедра. Возбуждение нарастало, а вместе с ним и чувствительность. И я даже не могла переключиться на что-нибудь другое. В практически полной тишине, с завязанными глазами, я была вынуждена сконцентрироваться на ощущениях. Вскоре даже дыхания хватало, чтобы потревожить веревку.

Я почувствовала, что просто горю, плыву в огненном океане, растворяюсь в нем. Из моей груди начали вырываться стоны, сдержать которые я просто не могла. И тогда он сорвал с меня повязку. Я увидела, что нахожусь перед огромным зеркалом. Раскрасневшаяся, взволнованная. С вожделением, полыхающим в глазах. Плотная веревочная сеть казалась странным костюмом, надетым на голое тело. Необычным, но по-своему красивым.

Я разглядывала себя и понимала, что возбуждаюсь еще больше. До грохота крови в ушах, до слез. Все происходящее по-прежнему казалось диким и странным. Но это ушло на второй план. Сейчас я могла думать только о болезненной пульсации между ног. О том пламени, что меня охватило. И погасить его мог только один человек. А он стоял за моим плечом, обнаженный по пояс. Словно мастер, гордый своей работой. И только тяжелое дыхание давало понять, что он тоже не остался безучастным.

Дав мне налюбоваться вволю, он встал передо мной и медленно расстегнул пряжку ремня. Я даже не могла отвернуть голову в сторону: мешала обвязка и страх, что она снова вопьется в мое тело, заставит извиваться перед ним… Просто смотрела, как он сбрасывает брюки вместе с бельем и предстает передо мной совершенно голым.

Я закрыла глаза. Наверняка это снова будет минет. Такой же жесткий, как в прошлый раз. К наслаждению добавилась боль оттого, что сейчас мне предстоит новое унижение. Я не выдержу. Не сейчас, когда все тело едва не звенит от напряжения, когда возбуждена каждая клеточка. Но вместо этого он поднял меня, опрокидывая на постель. Его язык скользнул вокруг соска, внутри окружности, очерченной веревочной петлей. Я снова застонала, уже полностью не в силах контролировать себя. А Адам схватил мои бедра, притягивая к себе, входя одним мощным рывком.

Это было подобно взрыву. Сказать, что я не ожидала такой реакции собственного тела, – значит не сказать ничего. Я даже не поверила бы, что такое возможно, если б узнала об этом от кого-то из моих подруг. Словно каждая клетка просто купалась в экстазе. Словно я сама стала наслаждением, распавшись на мириады частиц. А он двигался во мне, таранил беспощадно, вызывая все новые и новые вспышки. Заставляя кусать собственные губы, чтобы погасить крики.

Я уже просто не понимала, кто я, где нахожусь и что со мной происходит. Словно была уничтожена, стерта и воссоздана заново с одной-единственной целью: гореть в пламени его страсти. Задыхаться от наслаждения, в которое он меня погружал. Паника, ненависть к Адаму, отвращение от того, как он со мной поступает, – все растворилось. Я уже не хотела оттолкнуть его, сбежать подальше – наоборот, жалела о том, что не могу прижаться к нему еще плотнее.

Он словно услышал мои мысли. Внезапно вышел из меня, рывком усадил на постели. Я почувствовала, как ослабели путы – ноги, запястья, тело… А он уже, отшвырнув в сторону веревки, снова опрокидывал меня на постель, врываясь в мое лоно с еще большей страстью. Я обхватила его ногами, застонав, выгнувшись дугой ему навстречу. Да!.. Еще сильней!..

Забыто желание быть безучастной, убедить его в том, что я ему не интересна. Забыто все. Я впилась ногтями в его плечи, и Адам отозвался на это низким, почти звериным рычанием. Он тяжело дышал, его глаза горели опасным, темным огнем, мышцы плеч под тонкой кожей казались просто каменными. Он резко наклонился, впиваясь в мою шею, прикусывая тонкую кожу, и это стало последней каплей. Из моей груди вырвался пронзительный крик, когда меня захлестнул бурный оргазм.

Еще несколько быстрых движений – и низкий стон прорвался сквозь пелену экстаза, окутавшую меня. Адам опустился рядом. Его грудь тяжело вздымалась, волосы взмокли от пота. Глаза были прикрыты от удовольствия. Медленно, медленно мы приходили в себя среди мокрых, скомканных простыней. А потом он резко сел на кровати, подхватил свою одежду и молча вышел из комнаты.

Я смотрела ему в спину. Видела, как перекатываются мышцы под мокрой от пота кожей. И в очередной раз поражалась тому, что такой жестокий человек может быть так красив. А потом спрятала лицо в подушку и расплакалась от бессилия, оттого что не могу понять и его,